На милость победителя (СИ) - Волкова Виктория Борисовна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Камилла изумленно посмотрела на мачеху.
– Я боюсь… Демьяновский меня не оставит в покое… Думала здесь отсидеться… Но если вы против, тетя Лея…
– Мне-то что? – передернула маленькими плечиками Лея. – Сиди, – фыркнула она и добавила шепотом: – Твоему кавалеру Янхель сделал форшмак головного мозга… Он больше не сунется. Дерьмо с перцем, – отмахнулась Лея и, погладив Камиллу по руке, прошептала: – Завтра съездим на УЗИ. И если результат подтвердится, можешь смело возвращаться. Тебе надо встать на учет. Постоянно следить, как развивается малыш. Пройти все обследования. А это деньги… В Израиле только для граждан медицина дешевая. Да и то мы платим взносы в больничную кассу. А с иностранцев дерут три шкуры. Если бы ты согласилась выйти замуж за местного, – махнула рукой Лея, – то почти все оплаты после родов бы вернули. А так родовспоможение в Израиле – слишком дорогое удовольствие для иностранцев. Я слышала что-то про пять тысяч долларов. Целое состояние, – вздохнула она.
– Вы правы, – покорно кивнула Камилла. – Мне нужно домой. И еще умудриться декретные получить… А значит, придется устроиться на работу.
– Папа Яша выделит тебе содержание, – фыркнула Лея. – С лысого черта не убудет. Да и тебе беременной работать ни к чему. Но Янхель никогда не станет тратить деньги там, где можно получить услугу бесплатно, понимаешь? А вот свою дочь и внука он обязательно поддержит.
– Я улечу ближайшим рейсом, – пробормотала Камилла и, поднявшись к себе в комнату, улеглась на кровать. Погладила впалый живот и тихонечко прошептала:
– Доченька моя, как же я тебе рада. Хоть нам придется вернуться домой, но все равно ты должна знать. Ты самый желанный ребенок на свете.
Камилла закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на своих проблемах.
«Устроюсь на новую работу, – подумала Камилла, – пока никто не знает о беременности. А увидят живот и не возьмут. Хочется и в декрете иметь свою копейку. Папа, конечно, денег подбросит. Но может и забыть, – вздохнула она, прекрасно зная, как отец платил на нее алименты. То полгода нет ничего, то сразу вся сумма. – А мне стабильность нужна, – твердо решила она. – Мне и моей малышке! На маму надежды мало. Опять начнет во всем обвинять отца и других мужиков. А потом няню найму. И работа нужна поблизости», – решила Камилла и попыталась уснуть, прекрасно понимая, что сегодня-завтра – последние свободные деньки. Она уже начала проваливаться в сон, когда к ней в комнату влетела Люба.
– А-а, ты спишь, – невозмутимо заявила она. – Вставай! Папа велел тебе спуститься к нему в кабинет.
– Зачем ты вломила меня? – садясь на кровати, хмуро поинтересовалась Камилла. – Я же просила тебя никому ничего не говорить. И ты обещала, Люба.
– Я передумала, – затараторила единокровная сестра. – А что тут такого? Папа бы все равно узнал…
– Только от меня, Люба, – отрезала Милка. Поправила волосы и сбежала вниз. Прошла по заставленной растениями террасе. Прислуга уже убрала со стола остатки трапезы, и цветастый стол из вулканической лавы, стоявший на кованых ногах в дальнем конце, уже казался девственно-чистым.
Камилла прошла под аркой, ведущей в контору Янхеля Лернера, и, дойдя по длинному полутемному коридору в самый конец, приоткрыла толстую дубовую дверь. Заглянула в кабинет с высокими окнами и тихо пробормотала:
– Можно?
– Иди сюда, – устало бросил Янхель, развалившись в кресле за огромным письменным столом. Весело глянув на младшую дочку, осведомился:
– Ты твердо решила вернуться?
– Да, – кивнула она. – Не ищи мне жениха, пожалуйста. Я не хочу потом полжизни слушать попреки от постороннего человека.
– Моя дочь! – рассмеялся отец. Положил затылок на изголовье и радостно улыбнулся.
– Я хочу улететь в ближайшее время, – пролепетала Камилла. – Нужно встать на учет в поликлинике. Найти работу… – тихо добавила она, постеснявшись упомянуть женскую консультацию.
– Кстати, – хмыкнул отец и стукнул себя по лысой башке. – Твоя трудовая книжка у меня, – проворчал он, залезая в ящик стола, заваленного документами. Поискал в одном, затем в другом и наконец выудил небольшую серую книжечку. – Держи, – улыбнулся отец и добавил самодовольно: – Уволена по собственному желанию! Этот идиёт, – Янхель специально исковеркал слово, придав ему побольше пренебрежения, – хотел уволить тебя за утрату доверия. Но твоя сестра Анна – умная девочка. Заставила его переписать. Благо у тебя в трудовой всего одна запись.
– И Демьяновский согласился? – изумилась Камилла, представляя своего бывшего возлюбленного, навсегда превратившегося во врага.
«В одном не откажешь Роману Андреевичу, – внезапно подумала она. – Как любил пылко, так же фанатично возненавидел. Придумал какую-то чепуху… Деньги я у него украла! Зачем, скажите на милость, если сам позвал замуж? Имей я желание его обчистить, развелась бы с ним сразу после свадьбы и оттяпала половину имущества», – напряженно вздохнула она.
Этот натужный вздох не остался без внимания отца.
– Не переживай, Камочка. Эта сволочь к тебе и на пушечный выстрел не приблизится. Мои люди с ним побеседовали.
– Его сильно побили? – тревожно вскинулась Камилла, вспомнив, что пропустила слова Леи о вправленных мозгах Демьяновского.
– Понятия не имею, – отмахнулся отец. – И тебе знать ни к чему. Отстанет – и хорошо. Если еще на горизонте появится, скажи, – предупредил он и, заглянув в какие-то бумаги, разбросанные по столу, заявил: – Не хочу тебя отпускать. Но, видимо, у меня нет выбора. Неволить не стану. Уже и сил нет, да и время другое. Но тебя и ребенка обеспечу. Квартиру тебе куплю. Нечего с малышом на помойке жить. Это твоя мать, – Янхель Лернер поморщился, – ей медом намазано в старом заводском бараке. А тебе с дитем нужно новую жизнь строить. И нечего моего внука к трущобам приучать. Присмотри квартиру в центре города. Желательно в новостройке. Денег на руки не дам, – строго предупредил отец. – Твоя мать их у тебя выдурит и спустит на ветер. Рона пришлю или Марка. Мои сыновья знают, как правильно оформить сделку.
– Может, ты сам приедешь, папа? – проблеяла Камилла.
– Рад бы, да не могу, – устало бросил отец. – Там против меня еще не все обвинения сняты. Потом, конечно, приеду. Зубы надо сделать. Поэтому придется или в Россию вернуться, или в Израиле в тюрьму сесть.
– Папа, – охнула Камилла.
– Да шучу я, – скривился он и снова серьезно заметил: – Билет оплачу. Квартиру куплю. Если что-то еще нужно, говори… – просипел отец. И Камилла от избытка чувств подхватилась со своего места и кинулась к отцу. Обняла, чмокнула в щеку.
Янхель Лернер, оставив легкий ответный поцелуй дочери, пробормотал, пряча улыбку:
– Развела тут телячьи нежности, Камилка.
А через два дня она уже сидела в бизнес-классе самолета.
– Приветствую вас на борту… бла-бла-бла… Наш рейс из Тель-Авива в Москву продлится три с половиной часа… – пробубнил пилот.
– Что он сказал? – переспросила она у Рона, младшего из единокровных братьев. Невысокий щупленький братец больше походил на подростка, чем на взрослого тридцатилетнего мужчину. Но костюм от Армани и строгий взгляд быстро развеивали подобные иллюзии.
– Ничего интересного, – усмехнулся Рон. – Главное, чтобы не крикнул «Смотри, как я умею»!
– Все твои шутки, – вздрогнув, пробубнила Камилла и серьезно поинтересовалась: – А ты зачем в Москву летишь?
– Тебя проводить и выполнить папины поручения, – ласково заметил он, будто давая понять, что нет смысла спрашивать, когда вряд ли получишь ответ. – Тебе плед взять или воду? – участливо осведомился брат и, не дожидаясь ее решения, жестом подозвал стюардессу.
Закутавшись в мягкий флис, Камилла закрыла глаза и попыталась не выдать паники. Лишь крепко вцепилась в подлокотник, когда самолет набирал высоту.
«Мне всегда хотелось полететь куда-нибудь вместе с мужем, – внезапно подумала она. – Сколько же я раз представляла, как он держит меня за руку и бормочет всякие нежности, – коротко вздохнула она и украдкой покосилась на брата. Рон так же, как и она, сидел с закрытыми глазами и старался не дышать. – Тоже боится, – про себя отметила Камилла и вдруг почувствовала, как ей становится легче. – Может, боязнь перелетов у нас наследственная, – мысленно усмехнулась она. – Интересно, а папе тоже страшно летать? – спросила она у самой себя и тут же одернула. – Яше Лернеру все пофиг. Отвязный тип, кажется, так называла его бабушка. Мамина мама. Интересно, – вдруг подумала Камилла. – А что бы она сказала о Демьяновском? Как бы к нему отнеслась? Пробурчала бы: «Держись за него, Милочка»? Или бы придумала обидное прозвище. Прыщ на ж.пе, например, или бес в ботах».