Конец Вавилона - Аполлинер Гийом

Именно этими кораллами как предлогом воспользовался папаша Виетрикс, чтобы удалить от утех Лютеции своего отпрыска, чье присутствие, впрочем, совершенно не представляло необходимости для продвижения его дел. В самом деле, молодой человек вовсе не ощущал в себе жажды надзирать за отцовскими мастерскими, хотя, разумеется, ценил редкостное качество парижского искусства. Для себя и своих любовниц он предпочитал богатые и изысканные украшения, однако его природной склонностью была возвышенная созерцательность — механическая размеренная работа вызывала у него отвращение. Виетрикс предавался мечтам о странных и невероятных предназначениях. Он принадлежал к тому поколению, которое тратит, а не копит.

При случае он мог воспользоваться оружием, схватиться с врагом врукопашную или загнать зверя на охоте. Он был крепок, высок, хорошо сложен и приятен лицом — с каштановыми волосами и светлыми глазами. Совсем недавно на равнинах, простирающихся за северным холмом, он в компании нескольких друзей истребил целое стадо горбатых жвачных. Однако куда более ему нравились ученые разговоры об искусстве, философии и литературе, для которых, увы, он не мог сыскать достойных собеседников. В обстоятельствах жестокой борьбы за жизнь, в пылу соперничества амбиций насущные дела мало кому позволяли подобные развлечения. И все же общество в Лютеции было одним из самых просвещенных.

Будучи страстным любителем ученых дискуссий, Ви-етрикс не упускал случая пригласить проезжих знатных чужеземцев к столу, где за трапезой затрагивались весьма серьезные темы. Эти философические пирушки, говоря по чести, обыкновенно заканчивались разгулом и оргиями, поскольку Виетрикс имел обыкновение приглашать на свои вечеринки некоторое количество беспечных молодых людей, а те старались увести разговор в сторону и прекрасно в этом преуспевали.

Итак, Виетрикс вынужден был покинуть добрых приятелей, шайку веселых выпивох, и, последовав приказанию отца, отправился на Йерские острова[6], где, как известно, прибрежные жители в большом количестве добывали кораллы. Как раз в это время в Лютецию прибыл многолюдный обоз финикийцев, с которыми долгие годы состоял в торговых отношениях папаша Виетрикса. Эти смуглые люди явились из Корнуайя[7], где находились богатые оловянные копи. Взяв груз, они рассчитывали через Галлию достичь берегов Средиземноморья, надеясь по дороге заключить какую-нибудь сделку с лигурийцами[8] или кельтами, постепенно продвигавшимися в сторону Рейна.

По Галлии из года в год все чаще рыскали высокие белокожие парни с длинными светлыми волосами и голубыми глазами — сыны кельтских племен, все ближе и ближе подступавших к владениям галлов с востока. Эти молодые люди были весьма образованы, знали толк в религиозной и светской поэзии. Кроме того, они были хороши в искусстве сатиры, сочиняя воинственные куплеты, которые воины должны были декламировать своим противникам, прежде чем ринуться на них с копьем наперевес. Виетрикс, как и следовало ожидать, не упускал случая встретиться с ними, что вызывало недовольство галльских старейшин, подозревавших кельтов в тайной подготовке вторжения на их земли.

Сам Виетрикс не был чистокровным лигурийцем. Столько народностей уже сменилось на берегах Сены! Благодаря опасным трясинам, которыми была окружена Лютеция, ее положение оставалось надежным с военной точки зрения и в то же время выгодным — с коммерческой. В силу этого обстоятельства паризии словно бы жили здесь наособицу и уже повсеместно славились своими умелыми ремесленниками, художественным вкусом и довольно трезвым умом.

Итак, Виетрикс обнял прощальным объятием свою возлюбленную — рыжеволосую дочь Эрина[9] с глазами цвета морской волны, девчонку, волей неведомого случая попавшую в Лютецию[10]. Он, конечно, немножко любил ее; любил, потому что первым обуздал ее пугливую душу и склонил ее тело — это красивое тело ослепительной белизны — к затейливым наслаждениям. Однако любовь непостоянна. Итак, Виетрикс поцеловал ее в алые, как у спящего ребенка, губы, в бугорки ее крошечных грудок, простился кое с какими друзьями и занял свое место в караване финикийцев.

Багаж его был не тяжел: оружие да несколько конопляных туник. А главное, он позаботился прихватить в отцовском доме мешочек, набитый золотым песком. Такая валюта пользовалась большим уважением во всех странах.

Дорога оказалась не из легких. Обоз по большей части двигался вдоль рек, спускающихся к Средиземноморью. Но как-то ночью застигнутые грозой путники заблудились в лесу. Наконец они нашли приют под высоким дольменом, возле которого стояло круглое приземистое сооружение. Это было место проведения погребальных обрядов. Недавно здесь оказывались последние почести останкам какого-то вождя. Обозники кое-как расположились на ночлег.

В эту ночь Виетрикс спал беспокойным сном — его одолевали сожаления. Он вспоминал безмятежную жизнь в родном городе и печалился, что вел себя столь легкомысленно. Насколько уютен был отчий дом, настолько же отдых среди мертвецов был лишен уюта! Ни он, ни его товарищи не осмелились прикоснуться к съестным подношениям, оставленным для мертвых благоговейными [эука-ми. Ах, если когда-то он и стремился отправиться на Иер-ские острова, то теперь определенно раскаивался в своем заблуждении!

Наутро, едва проснувшись, обозники обратили внимание на незнакомца в длинном белом одеянии. В его руке блистал кривой золотой нож. Виетрикс уже не раз слышал, что кое-где в лесах установились новые обычаи, пришедшие с северных островов, — его маленькая возлюбленная иногда по вечерам рассказывала ему легенды о загадочных друидах. Безусловно, странный человек отправлял этот культ.

И верно, перед ними стоял друид. Виетрикс был рад познакомиться с ним. Жрец, чувствовавший себя здесь, в этом жертвенном месте, как дома, оказал всем знаки гостеприимства. Виетрикс удивился такой доброжелательности, он думал, что подобные погребальные церемонии и культ камней восходят к древней, скрытой от посторонних галльской традиции.

Однако друид дал ему объяснения. Он признает главенство за божествами огня, источников и лесов. Кто из людей, с каких угодно незапамятных времен, отваживался пренебрегать поклонением этим силам природы, милостивым и благотворным? Таким образом выходит, что это всеобщее наследие. В остальном священник признавал, что не вправе отвергать божества новых земель, в которые постепенно проникает его культ. Он был согласен даже с человеческими жертвами грозным божествам войны и любви. В его деле приходится приспосабливаться к обстоятельствам.

Виетрикса всегда интересовали необычайные жизненные ситуации, он был счастлив побеседовать с этим много-знающим и незаурядным человеком. В ходе разговора он в конце концов поведал жрецу о своем изматывающем странном недуге — ничто больше его не удовлетворяет. Хотя он и знает Лютецию как свои пять пальцев, теперь он сожалеет, что покинул город, и не может решить, следует ли ему сейчас же вернуться или все же пуститься в дальнейшие приключения.

Священник долго размышлял. Затем, заглянув Вие-триксу прямо в глаза, так сказал ему:

— Сын мой, судьба твоя не здесь. Терзания твои не смогут избыть себя среди того грубого и неотесанного народа, каким являемся мы, твои соплеменники. Позже, умудренный и опытный, ты вернешься к нам. Спасти тебя должна женщина. Кто она, я не знаю. Однако я вижу, что она рождена под сокровенным знаком, который я прочерчу кончиком своего ножа на этом священном камне. Смотри. Ты найдешь ее по этому знаку.

— А в каких краях, отец мой?

— Там, в теплых странах, в том краю, где каждый день сияет жаркое солнце.

— И я не остановлюсь, пока не повстречаю ее?

— До того ты не будешь знать покоя.