Лихие дела в Красном Кугуаре - Роберт Говард

– Не подскажете ли, какая дорога ведет в Красный Кугуар? – вежливо спросил я.

– Вот эта, – ответил тот, что постарше, ткнув пальцем через плечо в ту сторону, откуда они прискакали. – Но если вы действительно туда собрались, я бы посоветовал вам сперва хорошенько подумать. Взвесьте все, молодой человек; взвесьте и как следует пораскиньте мозгами. Ведь как бы там ни было, а жизнь все-таки прекрасна!

– О чем это вы? – недоуменно спросил я. – И за кем это вы гонитесь?

– Гонимся?! Черта лысого! – ответил он, протирая рукавом свою бляху. Только тут я увидел, что это была звезда шерифа. – За нами гонятся! В городе опять объявился Буйвол Риджуэй!

– Никогда о таком не слышал, – пробормотал я.

– О! – сказал шериф. – Тогда вам следует знать, что Буйвол любит пришлых чужаков ничуть не больше чем слуг закона. А как он любит слуг закона, вы можете судить сами!

– Здесь – свободная страна! – негодующе фыркнул я. – И я побоюсь въезжать в город из-за того, что какой-то там Буйвол или кто угодно другой чего-то там такое любит или не любит, не раньше чем в преисподней нарастет такая гора льда, с которой дьявол сможет кататься на санках. Я намерен нанести визит некой юной леди, мисс Притчарт. Если она вам известна, не подскажете ли, где ее найти?

Они переглянулись, затем как-то странно посмотрели на меня, после чего шериф ответил:

– Ах вот, значит, оно как. Что ж, пожалуйста. Она живет в самом последнем доме к северу от лавки, на левой стороне улицы.

– Нам пора! – немного нервно напомнил помощник шерифа. – Возможно, за нами еще гонятся!

Они оба разом пришпорили лошадей, но я еще успел услышать обрывок их разговора.

– Думаешь, парень – один из них? – спросил помощник шерифа.

– Если нет, то он просто дубина стоеросовая, каких свет не видывал, – ответил шериф. – Наверно, с Луны свалился, раз решил приударить за Сью Притчарт…

Дальнейшего расслышать мне не удалось. Интересно, о каком таком парне они толковали, спрашивал я себя, но, въехав на главную улицу Красного Кугуара, я выкинул из головы все эти мысли.

Я очутился на самой южной оконечности городка, который выглядел в точности так же, как выглядят все поселки в предгорьях. Единственная вихляющая из стороны в сторону улица; охотничьи собаки, дремлющие прямо в пыли, заполнившей глубокую колею, пробитую колесами фургонов; единственная лавка, где торгуют всем сразу, да пара салунов.

Заприметив несколько лошадей у коновязи неподалеку от салуна под названием «Бар Большого Мака», я повернул в ту сторону. На улице никого не было, хотя из салуна доносился шум. Похоже, там изрядно веселились. Я был весь в пыли; вдобавок меня томила жажда. Вот почему я подумал, что, прежде чем отправляться на поиски мисс Притчарт, мне следует заглянуть в салун, дабы привести себя в порядок и пропустить глоток-другой. Подумав так, я напоил Капитана Кидда, привязал его к дереву (я всегда так поступаю, потому как, если привязать Кэпа к общей коновязи, то он может залягать насмерть всех имевших несчастье оказаться поблизости с ним лошадок) и зашел в салун.

Внутри никого не было, кроме какого-то невзрачного плешивца с седоватыми бакенбардами, протиравшего стойку бара тряпкой сомнительной чистоты. Привлекший мое внимание шум слышался из соседнего помещения. Судя по звукам, там находился кегельбан, в котором развлекались несколько джентльменов.

Я тщательно выколотил шляпой пыль из штанов (ведь опрятность – одно из моих врожденных качеств) и заказал виски. Пока я смаковал жиденький напиток, который даже в спиртовке-то едва ли бы стал гореть, малый за стойкой поинтересовался:

– Ты кто будешь, парень? Приятель Буйвола Риджуэя?

– Никогда такого в глаза не видывал, – честно признался я.

– Тогда тебе лучше сматывать удочки из нашего городка. Причем так быстро, как сумеешь. Правда, самого Буйвола здесь нету – он совсем недавно выехал прогуляться со своими дружками, – но зато там, в кегельбане, сейчас играет Джефф Миддлтон, а Джефф – тоже весьма отчаянный парень.

Я начал было втолковывать бармену, что Джефф Миддлтон меня совершенно не интересует, но тут из кегельбана раздался такой дружный вопль, будто кто-то первым же ударом вышиб десятку либо там случилось еще какое-нибудь, не менее знаменательное событие. Дверь из кегельбана с треском отворилась; в бар, жизнерадостно крича и похлопывая друг друга по спинам, ввалились шестеро парней.

– А ну, выставляй свое пойло, Маккей! – вопили они. – Джефф платит! Он только что вынес Тома Гаррисона всухую, шесть раз кряду!

Парни гурьбой подвалили к стойке, и один из них попытался отпихнуть меня в сторону. Разумеется это ему не удалось. Такое не удавалось никому с тех самых пор, как я немного подрос. Бедолага аж зашипел от боли – здорово расшиб себе локоть. Похоже, это его немного обидело, поскольку он повернулся ко мне и злобно спросил:

– Ты в своем уме? Какого черта ты тут делаешь?

– Да вот, хотел спокойно допить стаканчик кукурузного сока, – холодно ответил я.

Тут уж они все повернулись в мою сторону, а их руки сами собой потянулись к пистолетам. Крутые ребята. Или уж очень старались выглядеть такими. А особенно крутым старался выглядеть тот, кого они называли Миддлтоном.

– Кто ты таков и откуда свалился? – повелительно спросил он.

– Не твое собачье дело, – ответствовал я как можно обходительней. Как это принято у нас, на добром старом Юге.

Парень весь как-то глупо оскалился и принялся судорожно хвататься за кобуру.

– Никак ты нарываешься на ссору?! – прохрипел он.

Я краем глаза заметил, как старик Маккей шустро нырнул за полку с пивными бочками.

– Не имею дурной привычки начинать ссоры, – доброжелательно ответил я. – Наоборот, всегда стремлюсь как можно скорее их заканчивать. И вообще, в чем дело? Я зашел в салун, чтобы тихо-мирно пропустить глоток-другой, а тут вы, койоты, врываетесь с безумными воплями. Чисто детишки, которым первый раз в жизни удалось кеглю сшибить!

– Никак ты сомневаешься в моем таланте?! – взвизгнул парень так, будто его оса в задницу ужалила. – Небось, думаешь, что сможешь у меня выиграть?

– Пока что я еще не встречал такого игрока, который мне хотя бы в подметки годился, – с присущей мне скромностью не стал спорить я.

– Ну хорошо же! – заорал он, скрежеща зубами. – Идем в кегельбан, и я покажу тебе, что такое настоящая игра! Слышишь ты, грязный горный гризли!

– Слышу, слышу, – успокоил я его, поднимаясь с табурета.

– Эй, постойте! – вдруг пискнул Маккей, чуть высунув голову из-за пивных бочек. – Поосторожнее, Джефф! Кажется, я узнал этого парня!..

– А мне плевать, кто он такой! – продолжал бушевать Миддлтон. – Он нанес мне смертельное оскорбление! Так ты идешь, чучело, или уже в штаны наложил?!

– Эй ты! Полегче с оскорблениями! – грозно заревел я, решительно направляясь к кегельбану. – Я не из тех, у кого можно долго размахивать под носом красной тряпкой!

Произнося эти слова на ходу, я обернулся, поэтому дверь, ведущую в кегельбан, толкнул не глядя. До сих пор не могу понять: либо она оказалась совсем хлипкая, либо я случайно толкнул ее чуть сильнее, чем надо.

Короче говоря, дверь почему-то с треском слетела с петель. Парни тоже немного удивились, а Маккей отчаянно заверещал что-то неразборчивое. Но я уже вошел в кегельбан, выбрал себе шар и пару раз пренебрежительно подбросил его на ладони.

– Так. Здесь – пятьдесят баксов, – заявил я, выудив из кармана свои зелененькие и помахав ими в воздухе. – Ставим по полсотни каждый, по пятерке на игру. Идет?

Что он там ответил, я не понял. Похоже, он просто издал звук, похожий на рычание голодного волка, стащившего бифштекс. Но поскольку парень сперва взвел курок револьвера, а затем отслюнявил десять пятидолларовых банкнот, я решил, что он согласен.

Малый оказался ужасно азартным; чем дольше мы играли, тем сильнее он нервничал. Когда я выиграл пять игр всухую и забрал себе четвертак из полусотни Миддлтона, жилы у него на шее вздулись так, что я даже начал за него беспокоиться.

– Теперь опять твоя очередь, – сказал я, а он вдруг отшвырнул шар в сторону и заявил:

– Мне не нравится твои манеры! Я выхожу из игры и снимаю свою ставку. Хватит! Ты больше не получишь от меня ни доллара, будь ты проклят!

– Это еще что такое, ты, дешевка! – в гневе взревел я. – А мне-то сперва показалось, что ты – истинный спортсмен, хотя и конокрад!

– Я не ослышался?! – завопил он. – Ты назвал меня конокрадом?!

– Ладно, ладно, только успокойся, – поспешно извинился я. – Я оговорился. Прости. Не конокрад, а коровий вор, если уж ты так чертовски чувствителен к словам.

Тут парень почему-то напрочь потерял голову – взял и навскидку выпалил в меня из своего револьвера. Он бы подстрелил меня как куропатку, не сомневаюсь, если б за мгновение до того, как он спустил курок, ему в голову не угодил мой кегельный шар. Пуля снайпера ушла в потолок, а его друзья принялись довольно шумно демонстрировать мне свое неодобрение, швыряя в меня кегли и беспорядочно паля из пистолетов. Это так взбудоражило мои нервы, что я почти утратил над собой контроль. Однако колоссальным усилием воли я сумел-таки сдержаться, взял двоих самых оголтелых забияк за шиворот и начал легонько постукивать их головами друг об друга, пока парни слегка не расслабились. Тем бы дело и кончилось, без всякого лишнего насилия, но оставшиеся трое почему-то все время настаивали, чтобы я принял их ужимки всерьез. Хотел бы я увидеть человека, который мог бы остаться совершенно невозмутимым, когда три осатаневших конокрада колотят его по голове кеглями да вдобавок то и дело тычут в него своими здоровенными охотничьими ножиками!