Смерть шута - Джорджетт Хейер

Джимми не удовольствовался удалением ее туфель с полки калошницы, а напоследок еще и от души пнул их. О, Джимми знал про нее все! Он видел, как она целовалась с Бартоломью, радуясь, что им удалось укрыться ото всех! При этом сама Лавли; вряд ли могла кому-нибудь пожаловаться на Барта, даже если бы для этого появился бы повод... Даже самой миссис Пенхоллоу. Ведь Хозяин мог благодушно относиться к любовным играм своего сына только до тех пор, пока это не грозило браком с девицей из низших слоев.. Если бы ему только заикнулись о подобной возможности – то-то бы перья полетели от этой красотки... Нет, пока что Джимми не собирался ничего рассказывать мистеру Пенхоллоу, но если эта особа станет слишком заноситься, он ведь может и проболтаться невзначай!

Потом Джимми взял туфельки Вивьен, жены Юджина. Слегка проведя по ним щеткой, он сразу же опустил их под калошницу, посчитав работу сделанной. Он не испытывал особого уважения к Вивьен. Во-первых, она была чужачкой, мало понимала жизнь корнуолльцев, да и вряд ли хотела понять. Ей откровенно не нравилось здесь, и она не скрывала, что мечтает отсюда уехать. Потом Джимми взял штиблеты ее мужа, Юджина, туповато поглядел на них, потом плюнул на глянцевитую кожу и ухмыльнулся. Если Вивьен он просто недолюбливал, то к Юджину он испытывал откровенное презрение. Это был тридцатипятилетний никчёмный ипохондрик, вечно всего опасавшийся и постоянно жаловавшийся на свою слабую грудь. Джимми не мог понять, чего такого особенного было в Юджине, что заставляло его жену так виться вокруг. Она была очень преданна мужу, вовсе не будучи трусихой, как миссис Пенхоллоу, которая позволяла своему мужу издеваться над нею так, словно она никто, круглый нуль, а не супруга. А Вивьен не стеснялась возражать Хозяину, если он задевал ее, и не смущалась от его грубых шуток – так чего же она вышла замуж за такого тюфяка, как Юджин? Ладно, черт с ним. Джимми брезгливо взял с полки высокие ботинки Барта, которые несли на себе явственные следы прогулки по скотному двору... Да, Барт, для которого прочесть книжку было равносильно подвигу Геракла, а написать письмо – и вовсе адская мука, собирался стать фермером. Джимми подумал про себя, что, наверное, мечтою Барта было осесть на ферме Треллик вместе с этой гадкой Лавли. Правда, эта ферма давно уже была предназначена Хозяином для Барта, но ведь Хозяин может переменить собственное решение в любой момент и точно его переменит, если узнает, что Барт собирается жениться на Лавли! Нет, у Барта не хватит мозгов обстряпать это дельце, нет, у него не так много мозгов в черепке, как у его брата-близнеца, Конрада, даром что Барт у них всегда верховодил в паре... Эти ребятки-близняшки, младшие дети от первого брака мистера Пенхоллоу, к своим двадцати пяти годам не успели отличиться ничем иным, как только своей страстью загонять лошадей и постоянными просьбами оплатить баснословные расходы на свою развеселую жизнь... В этом между ними не было особой разницы. Впрочем, сам Пенхоллоу не особо жалел, деньги на это все.

Нет, думал Джимми, само странное здесь то, что Барт, которого считают копией своего отца, вдруг вознамерился жениться на этой дряни Лавли. А она смотрела на всех вокруг скромно и томно, слова словно таяли у нее во рту подобно сливочному маслу, и она способна была обвести туповатого Барта вокруг пальца проще простого.

Джимми почти закончил с ботинками Барта и взглянул на штиблеты Конрада, он был слабее своего брата физически, но зато симпатичнее. Сейчас он явно испытывал к брату-близнецу ревность, и хотя раньше никогда не становился препятствием на пути любовных похождений Барта, теперь, пожалуй, мог бы их оборвать... Джимми не знал наверняка, но предполагал, что Барт в данном случае мог рассказать о своих шашнях брату... Джимми считал, что Барт все-таки достаточно глуп для того, чтобы поверить своему преданному брату и рассказать ему правду, после чего этот самый брат будет волен сыграть с ним любой грязный розыгрыш и подставить его по любому... Ведь это сразу избавит Конрада от верховенства Барта – неужели же сам Барт этого не понимает?

Джимми все еще прикидывал свои возможные выигрыши и проигрыши от того, что он расскажет мистеру Пенхоллоу о том, что же творит под крышей его дома, когда вдалеке, в просторном коридоре, зазвучали чьи-то шаги, и в комнату вошла Лавли Трюитьен, неся в руке лампу из спальни жены Пенхолоу.

Джимми только посмотрел на нее, ничего не сказав. Лавли поставила лампу на стол рядом с ним и, улыбаясь, повернулась к нему. При этом ее быстрые карие глаза скользнули по полке с обувью... Джимми понимал, что она заметила отсутствие ее собственных туфель на полке, но не подавала вида. Он молча начищал ботинки Барта. Она вдруг сказала низким грудным голосом:

– Джимми, отполируй их как следует, хорошо? Он не обратил ни малейшего внимания на льстивые нотки в ее голосе и ответил совершенно невпопад:

– А вот твои туфли я чистить и вовсе не стану. Ты их можешь забрать прямо сейчас, все одно! – угрюмо заявил он.

Она изобразила на лице широкую улыбку:

– Ну что ты, миленький, почему ты так ко мне плохо относишься? Поверь, от меня тебе не будет никакого вреда!

Джимми сквозь зубы пробормотал:

– Ага, вреда от нее нет! Ничего себе!

Она кокетливо пожала плечами, слегка умеряя улыбку:

– Мой милый, неужели ты так ревнив, а?

– Нечего болтать попусту! – взорвался Джимми. – Не хватало еще, чтоб я вздумал тебя ревновать! Но если бы я рассказал старому Пенхоллоу, какие штучки вы вытворяете с Бартом, ты бы у меня посмеялась не лицом, а задницей под розгами!..

– С мистером Бартом! – хладнокровно уточнила Лавли.

Джимми фыркнул и отвернулся. И все-таки он краем глаза продолжал наблюдать, как она полезла под калошницу и достала свои туфли.

– Ну да, ну да! – промурлыкала Лавли, – О, конечно, ведь я просто на секундочку подзабыла, что вы в некотором смысле приходитесь родственником Хозяину...

Джимми никак не среагировал на этот укол. Он продолжал стоять, повернувшись к ней спиной, и Лавли ушла, цокая каблучками и еле слышно посмеиваясь... Он решил, что эта девица мало того, что дурно воспитана, так еще и задумала что-то скверное...

Он еще не закончил полировать штиблеты Конрада, когда послышались шаги в коридоре, и раздался голос Рубена Лэннера, зовущий его, Джимми. Потом Рубен вошел к Джимми и сказал, что тот должен отнести завтрак Хозяину в апартаменты.

– А где же Марта? Почему бы ей не сходить? – раздраженно спросил Джимми, не столько потому, что ему не хотелось прислуживать Хозяину, сколько потому, что ему не хотелось подчиняться этому Рубену...

– Не твое дело, чем она занята! – просто ответил Рубен, который испытывал к Джимми самую искреннюю антипатию.

– Я еще не кончил обувь чистить, и мне надо еще не меньше десяти минут! – злобно сказал Джимми.

– Вот и хорошо, значит, пойдешь через десять минут... – молвил Рубен с весьма зловещей интонацией и исчез.

Нет, приказ отнести завтрак Хозяину не очень-то удивил Джимми. Ведь он, в конце концов, уносил подносы от миссис Пенхоллоу? В Тревелине было несколько домашних слуг, но их обязанности не были четко определены, и никто из членов семьи не удивлялся, если вдруг оказывалось, что за столом прислуживает кухарка или посудомойка. Да и слуги не особенно возражали против таких рокировок по ходу дела. Рубен и его жена Сибилла уже так давно были в услужении у Пенхоллоу, что казалось, они больше радеют о делах поместья, чем сам Хозяин. Джимми был связан с этим домом родственными связями, хоть и не слишком надежными. А дворовые девушки все были из местных, деревенских, и в любом случае не стали бы качать права. В этом большом и богатом доме им жилось по крайней мере сытно.

Потом началась кутерьма: сверху пришла Лавли и сказала, что мистеру Юджину требуется стакан кипятка, с которым послали наверх Сибиллу. Затем Джимми в быстром темпе стал собирать подносы, оставшиеся от завтрака нескольких человек, а в это самое время в дверь позвонил вернувшийся из конюшни Барт. Рубен Лэннер сложил посуду в высоченную стопку на широкий серебряный поднос и понес ее по длинному коридору, ничуть не смущаясь полутьмой, скользким навощенным полом и лестницами, встречающимися ему по ходу дела. Это был опытный слуга, и такие акробатические штучки ему были нипочем.

Но вообще-то в доме царили весьма странные нравы. Например, то, что обед подавался не разогретым, нисколько никого не тревожило и никто не возражал. Правда, тетушка Клара как-то осмелилась заметить, что недурно было бы подавать еду в более приличном виде, но, поскольку никто из Пенхоллоу не поддержал ее, это пожелание осталось висеть в воздухе, не влетев ни в одно ухо. В конце концов, все здесь давно привыкли к собственным причудам и не собирались изменять привычный ход вещей.

Раймонд Пенхоллоу стоял перед камином и читал письмо, когда вошел Рубен. Раймонд был крепким мужчиной тридцати девяти лет, с постоянно суровым выражением на лице, крепким решительным подбородком и могучими руками. Он выглядел очень уверенным в себе, прекрасно ездил верхом и имел достаточно здравого смысла, чтобы отлично организовать работу на своих фермах. И всем было ясно, что старик Пенхоллоу болеет, и все больше сдает и очень скоро бразды правления перейдут к Раймонду. А тогда Раймонд, безусловно, придавит тут многим хвост, урежет членов семьи в расходах, слуг – в жалованье, но зато станет выжимать из поместья прибыль вместо этих постоянных убытков и расточительства.