Всех помню… - Михаил Скороходов

— Ну что вы, Анастасия Ивановна! — смутился он, одернул китель, всем своим видом показывая, что забота излишняя.

— Нет, нет, будьте там у своих ракет и танков поплотней плечом к плечу, другим пример подавайте, как ваши деды, родители, — повела она глазами на стенды.

— Мы уж и так, — придя в себя от неожиданности встречи, улыбнулся Селезнев. — Как мы на последних-то учениях, Саша!.. Расскажем Анастасии Ивановне?

— Будьте, как братья, — продолжала Анастасия Ивановна. — Вот погодите, что я вам сейчас покажу…

Она стала рыться в папках на стульях и подоконнике, приговаривая: «Да куда же это у меня подевалось, куда подевалось?! Повремените, ребятки, сейчас найду, вчера в руках держала, а куда положила, куда сунула, не помню… Столярка с витриной тянет, а то бы давно под стеклом лежало. Ага, вот!»

— А что это, Анастасия Ивановна? — поинтересовался Селезнев.

— Это старая фотография, видишь? Это в ответ на мою просьбу по заводскому радио: у кого что сохранилось ценного от старых времен — принесите! Да я не только по радио просила. На днях за угол в макулатурный пункт бегала. Говорю: может, попадется что про завод — отложите, не отправляйте. Ну, не знаю, что там будет, пока нет ничего. А эту старую фотографию паренек мне принес. Сняты два красноармейца. Один в летах, другой молодой, усишки только-только пробиваются. Поверни-ка, прочти на обороте.

— «Дорогому дяде Косте от любящего племянника по случаю того, как мы снялись перед отправкой на деникинский фронт. От Васи Прямкова», — прочитал вслух Селезнев и посмотрел округленными глазами на сержанта.

— А вот и не гляди так, Лешенька. Василий Прямков — дед Сашин. А Карпухин Константин Иванович…

— Он похож на того, что вон на той карточке над берданкой, — сказал Прямков.

— Правильно, Саша, он и есть. А ты, Леша, не кругли глаза, а скажи-ка мне лучше, как у тебя дела с Ниной Карпухиной. Я еще в детдоме подмечала… Пора, чего ждешь? А тому Карпухину на фото она правнучкой доводится. Установила. Так бы и ни к чему это, да Нина моя детдомовская воспитанница. И потому забегает ко мне наша стюардесса. Вот была на днях, сказала: улетает… А теперь, может, уж прилетела.

— Это что же получается?.. — начал было Прямков.

— Н-да. Вот так музей, вот так Анастасия Ивановна! — вырвалось и у Селезнева.

— А то получается: поженится Леша на Нине и породнится с Сашей Прямковым. Факт же кровного родства Нины и Саши не одна фотография подтверждает. Кому не известно, что обличив через поколения передается? И как это ты не заметил, Леша? У Саши и Нины на лбу в подволосничках родинки. Так-то, дорогие мои ребятки… Все-таки до многого еще у меня в музее руки не доходят, а то бы не такое раскопала, что загсам не под силу. И справки бы выдавала… А как я тебя поджидала, Саша, как ждала! Думаю, приедет, и объявлю ему, кто такой был у него дед. И что дед этот с Константином Ивановичем Карпухиным, пресненским дружинником, родня. Вот какая у вас с Ниной славная родословная! Ей я уже твой воинский адрес дала. Она тебе не написала? Ну, не успела. Иль написала, а письмо тебя не застало: в отпуск уехал.

С того дня на заводе все узнали, какой случай произошел с сержантом Прямковым и командиром роты старшим лейтенантом Селезневым, и теперь у Анастасии Ивановны не было отбоя от предложений принять какую-нибудь реликвию на пополнение экспонатов.

Да, не думал Прямков, что отпуск окажется таким необычным и что к нему, детдомовцу, протянется живая ниточка от дружинников пресненских баррикад и бойцов гражданской войны.

…Молодожены Алексей и Нина уже обжились в военном городке, обзавелись всем необходимым для своей квартирка, и Прямков нет-нет да и заглянет к ним. Но в полку пока не знают о той истории, случившейся в отпуске. Старший лейтенант все порывается рассказать о ней командиру, но ведь ни с того ни с сего разговор не заведешь. Да и дела, все дела без конца и края. Всему причиной занятость, нужен случай.

Виктор Федотов

БОЙ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

Рассказ

Глухой раскатистый гул шторма долетал из-за скалистых берегов и сюда, на причал, возле которого стоял туристский автобус. Напористый ветер гнал с моря гривастые волны, и было видно, как они пенились, клокотали в узкой горловине бухты Шел несильный затяжной дождь, небо наглухо затянуло, будто надвигались сумерки, и на фоне их курортный городок казался еще белее — светлый, сочный мазок художника на монотонно-сером полотне.

Из автобуса никто не решался выходить.

«Неужели здесь? — рассеянно глядя по сторонам, пытаясь отыскать хоть какие-то приметы, подумал Сергеев. — Но ведь ни этих курортных корпусов, ни причала тогда и в помине не было…» Он почти не слышал, что говорит советским туристам симпатичная девушка-экскурсовод, сидящая в кресле рядом с водителем, только слышал ее неторопливый голос с мягким акцентом и все смотрел на раскинувшийся по склону маленький городок, ничего не узнавая и еще больше от этого волнуясь. Но эту-то горловину, этот узкий проход в бухту он, капитан 2 ранга запаса Сергеев, сразу узнал.

А экскурсовод, извинившись за «негостеприимность погоды», между тем говорила в маленький микрофончик, указывая на бухту:

— Вот здесь во время войны советские моряки высадили десант и освободили от фашистских захватчиков этот маленький курортный городок.

Туристы притихли, с молчаливым любопытством разглядывая бухту.

— Они, что же, прямо на эту пристань и высаживались? — спросила пожилая женщина в очках. В голосе ее слышалось тревожное недоверие.

— Да, прямо здесь, — подтвердила переводчица. — В этом самом месте.

Сергеев усмехнулся, накинул плащ, попросил водителя открыть дверь и вышел из автобуса. Он стоял на причале и смотрел туда, в узкий проход, где кипели, сшибаясь, волны, и тот далекий день на рассвете вроде бы стал оживать, приближаться к нему.

— Садитесь же! — крикнула девушка, распахнув дверцу. — Вы насквозь промокнете.

Он улыбнулся ей, подойдя, и ему вдруг стало обидно, что она почти ничего не рассказала туристам о десанте. Он хотел объяснить, что никакого причала тут не было и они прыгали тогда в воду — катера не могли подойти близко из-за осадки. Но, глядя в ее чистые, полудетские, еще по-настоящему не тронутые жизнью глаза, он сообразил вдруг, что она родилась много позже войны…

— Садитесь же, вы простудитесь, — нетерпеливо сказала девушка, скользнув озабоченным взглядом по его повлажневшим седым волосам.

— Вы поезжайте, я приду позже, — он глянул на руководителя делегации, и тот понимающе кивнул…

Сергеев зашел в тихое полупустое кафе, заказал крепкий кофе. Пока усатый смуглый буфетчик нацеживал в чашечку ароматный напиток, Сергеев спросил его, почти не надеясь, что тот понимает по-русски:

— Вы давно живете в этом городе?

Но буфетчик, к немалому удивлению Сергеева, довольно бойко, — видно, советские туристы были в этом городке нередкими гостями — объяснил, что живет здесь целых двенадцать лет. Он был словоохотлив, явно обрадовался случаю поболтать с заезжим русским туристом и даже рассказал, что две его дочурки-школьницы с удовольствием изучают русский — они называют его «советским».

— Скажите, а что было на месте этой улицы до того, как здесь поставили эти высокие дома?

— Тоже улица. И тоже были дома, только… ниже ростом. Гулливеры и лилипуты! — Буфетчик раскатисто засмеялся.

— Кажется, бот здесь, напротив, стоял двухэтажный старый особняк с башенкой, — сказал Сергеев не совсем уверенно. — Не помните?

— Вы ошибаетесь, он стоял на месте вон той гостиницы.

— А вы что, бывали здесь?

— Очень давно… Кофе у вас превосходный.

Сергеев расплатился и, отойдя, сел за столик возле окна, откуда было хорошо видно здание гостиницы.

Отдаленные раскаты шторма приглушенно докатывались сюда, и опять этот гул напомнил Сергееву орудийный грохот, и ему почудилось, что вот сейчас он увидит врывающиеся в бухту катера с десантниками и вода в узком проходе забурлит от взрывов.

Он, командир взвода морских пехотинцев лейтенант Сергеев, не знал в ту ночь, кто сумел развести боны при входе в бухту — наши ли разведчики, местные ли патриоты. Но он знал, сколь сложно выполнить такую работу, и потому мысленно поблагодарил этих неизвестных людей и порадовался за них. Катера без ходовых огней скользили по тихой воде прохода, стиснутого темными скалистыми берегами. Фашисты, к счастью, хватились слишком поздно, когда была уже наполовину пройдена горловина. И вот, разрывая ночную тишь, мощно взревели моторы, и катера рванулись на полных оборотах вперед, С берега, пронзая предрассветную темь, кинжально хлестнули навстречу прожекторы, плотно ударили орудия. А катера врывались в бухту, и в ней стоял сущий ад — вода кипела от взрывов, слепили, судорожно метались над поверхностью щупальца прожекторов, прочерчивали темноту колючие трассы пулеметных очередей.