По ту сторону жизни, по ту сторону света - Виталий Иванович Храмов

Смерть была рядом. Смерть ждала. И глубинная, всепоглощающая Смерть проснулась, поднимаясь со дна Чаши Погибели Богов. Двуногий, против накатывающих волны ужаса Смертей уж совсем безопасный, поднялся, достал блестящий зуб, какие используют эти прямоходящие сородичи болотных жаб. Медведица отпрыгнула, оскалив зубы, каждый из которых был много, много больше зуба Двуногого. Но гололицый всё одно шёл. И чем ближе он подходил, тем больше Медведица сходила с ума. Он сам был Смерть. Его зуб – Смерть. И сзади – Смерть, снизу накатывало ощущение всепоглощающей Смерти.

Медведица жалобно закричала, металась, не в силах преодолеть ужаса, но не в силах и оставить своё потомство.

Двуногий подошёл. Взмахнул зубом, несущим Смерть. Медведица опять поднялась на задние лапы, взревела. Но рёв получился не угрожающим, а каким-то жалобным, хотя и оглушительным. Рука Смерти рухнула. Целый кусок скалы, спрятанный в переплетении дёрна, исчез. Рвущийся из западни медвежонок кубарем покатился под брюхо Медведицы.

В ту же секунду устрашающая пасть Медведицы сомкнулась на холке медвежонка, поднимая его, рывком, в воздух. И вот уже громадина Скверной Медведицы огромными прыжками несётся прочь от этого места.

Лишь миновав опасное место, Медведица обернулась, бросив взгляд, на ходу, через плечо.

Чудовищно огромное тело всепоглощающей Смерти Дна Чаши Погибели, источающее волны липкого ужаса, вырвалось из глубин Погибели Богов, поглотив не только маленького Двуногого, но и изрядный кусок чащобы. И рухнуло обратно. Над огромной воронкой, что осталась от норы всепоглощающей Смерти, смыкалась чёрная болотная жижа.

Медведица остановилась, опустила комок медвежонка. И, неспешно переставляя лапы, пошла обратно к чёрному зеркалу норы. Опасность миновала. Всепоглощающая Смерть редко поднимается со своих глубин. Память о всепоглощающей Смерти пришла только из самых глубин памяти предков, из наследственной памяти, генетической, из самых тёмных пещер инстинктивных чувств. Сама Медведица никогда не ощущала подобного.

Но теперь надо пометить это место как непроходимое, топкое. И будет оно таким до следующей смены лун. Медведица метит заросли вокруг неестественно ровной и неестественно круглой лужайки, выглядящей обманчиво зелёной и безопасной. Надо оградить поедающих растущее от этой безмятежной западни. Это долг Хозяина Чаши Погибели Богов.

Спасённый Двуногой Смертью медвежонок деловито брызгал на стволы, во всём повторяя мать. Он тоже рождён для доли Хозяина. И повторение действий предков единственный для него способ научиться выполнению своих обязанностей.

Закончив свои дела, Скверные Медведи неспешно, как и полагается Хозяевам, покинули это место, заставившее их понервничать.

Покрытое зеленью водорослей зеркало следа всепоглощающей Смерти пошло волной, выпуская пузырь воздуха, вынесший почти новый сапог, набивший такие неприятные болячки своему хозяину. Перевернувшись, сапог наполнился чёрной водой и скрылся под ряской. И всё опять стало безмятежным.

Жизнь продолжалась. Странная, непривычная, крайне жестокая, но жизнь.

* * *

Только недалеко, всего в паре дней пути верхом, девочка с огненно-красными волосами плакала навзрыд. А юноши и девушки, что пришли проститься с ней, поняв причину отчаянного горя своей названой сестры, преклонили колени, сняв шлемы, склонили головы, уперев мечи в пол, положив руки на гарды. Преклоняясь перед оплакиваемым, выражая ему своё почтение и признание.

Но через минуту молчания воины встали, бросили мечи в ножны и вышли во двор, где их ждали снаряжённые кони, а на улице в нетерпении колыхались стройные ряды тяжеловооружённых всадников с золотыми пиками на щитах.

Последней выходила высокая девушка. Её огненные косы были убраны под кольчужный наголовник.

– Хорошо, мать не знает, – вздохнув, сказала девушка юноше с волком на груди, что ждал её, – пусть он для неё будет ещё жив. Ещё хоть немного. Но – жив.

Вооружённые люди в пламенных накидках закрыли за ними ворота. Один из них, самый пожилой, тяжко вздохнул. Ему было очень жаль, что погиб тот человек. Ему было очень жаль, что эти отважные юноши и девушки идут на погибель. За жизнь. За свет. На тьму. Но кто-то должен сражаться за жизнь. Сгорая в сражении, светом подвига своего – разгонять тьму.

Часть первая. Дороги Смерти

Режим сложности: Смерть – не преграда

Глава 1

Я не хочу жить.

Я ищу смерти.

И одним этим я несу смерть. Потому что я сам – Смерть!

А всё потому, что я не могу элементарно забиться в угол и просто сдохнуть. Просто не могу. С таким же успехом я мог бы и от святош не бегать. Они бы мою проблему решили быстро и ярко, с большим погребальным костром сожжения меня заживо. Но меня такой исход не устраивает. Человек, мужчина, воин должен закончить жизнь в бою. В жаркой схватке, получая раны, разя врага. Только такой исход я считаю достойным.

А сражаться с белобалахонными я уже не хочу. Хватило тех двоих. Это не то, что глупо убивать этих святош. Это больше, чем глупость, это – преступление. Просто потому, что служители этого культа несут важную общественную функцию. Они, как лейкоциты в живом теле – борются с грязью, гноем, чужеродными организмами, неорганическими включениями в живом организме общества, не жалея себя сражаются с вредоносными формами жизни – двуногими вирусами, человекообразными бактериями и прочей гадостью. И зачастую только они и остаются один на один с мерзостью человеческого общества.

Вот, что я увидел той ночью в Столице? Утырки издевались, а потом и убили женщину. Кто противодействовал им? Стража? Нет. Не видел. Добропорядочные горожане? Опять же нет. Лишь пара пареньков с дубинами и старик с вязанкой хвороста. Всё! Только эти трое и не побоялись выйти на тёмные улицы охваченного беспорядками города. И разве это не полезная функция этой структуры? Незаменимая! Так за что их убивать?

Да, они сразу же набросились на меня. Но ведь я, по определению – их «работа». Чужеродный вредоносный элемент в организме живого человеческого общества. Нежить, питающийся кровью и жизненными силами жертв, Тёмный маг, часто применяющий различного рода проклятия, маг Смерти, лично прикончивший сотню человек. И для мира этого, для этого общества я – чужой. Кто-то чуждый, подселённый в тело умершего урода. Чужеродное включение в ткань их реальности. И они это почувствовали. Профессиональным чутьём. Почувствовали они и Силу мою, сразу поняв, что я не их уровня противник. Но не показали мне спины своей. Не сбежали. А атаковали. Уважаю!

И пусть я не согласен с их методами работы, но цели их достойные. А по методам? Не мне, чужаку, судить их. Это их мир. И не мне судить его устройство, с моей, чуждой этому миру