Журнал «Вокруг Света» №04 за 1967 год - Вокруг Света

Внешне Зяблицов был почтителен и даже угодлив. Отвечая на вопросы хмурого офицера, объяснял, что он здешний мастер, всю жизнь верой и правдой служил господам нефтепромышленникам и всегда был у них в почете и милости, что всей душой сочувствует борцам против большевиков. И поэтому он готов помочь уничтожить все ракушинские запасы, дабы ни одна капля нефти не досталась красным.

И Зяблицов предложил казакам свой план — выпустить из резервуаров по трубам всю нефть в низину за валом и там поджечь ее. Поколебавшись, казаки согласились. Действительно, кому хочется гореть в этом адском огне!

Несколько казаков вместе с Зяблицовым пошли от резервуара к резервуару. Мастер сначала тянул за какой-то трос, а потом начал отвинчивать задвижку. Нефть глухо заурчала в трубах.

— Пошла!.. Идем дальше!.. Торопиться надо... Не ровен час — красные нагрянут... За такие-то дела порубают нас всех без разговору!..

И казаки спешили к следующему резервуару.

Чтобы понять хитрость Зяблицова, необходимо знать некоторые технические подробности устройства резервуаров. Каждый из них имел специальную задвижку для спуска так называемой «подтоварной воды» — воды, которая в качестве примеси всегда присутствует в сырой нефти. Вода, жидкость более тяжелая, чем нефть, постепенно отстаивалась на дне резервуара, и время от времени ее выводили по специальным трубам за вал и сбрасывали прямо на землю. Кроме задвижек, на резервуарах стояли еще «хлопушки»-клапаны обратного действия, которые автоматически закрывали выход нефти под ее же собственной тяжестью... Александр Фомич одновременно оттягивал «хлопушку» и отвинчивал задвижку. А потом, когда казаки, ничего не смыслившие в устройстве резервуаров, отходили, успокоенные рокотом пошедшей по трубам нефти, Зяблицов незаметно отпускал трос, и «хлопушка» вновь закрывала резервуар.

Черная нефтяная вода и вслед за ней небольшое количество нефти хлынули из трубы на замерзшую землю. Офицер поднес спичку, и нефть вспыхнула. Густой дым стал клубами подниматься к небу. Если бы казаки пробыли в Ракушах еще полчаса, нефть в выводной трубе иссякла, и обман раскрылся бы перед ними. Но именно в этот момент на горизонте зачернела кавалерийская лава. 1-й кавалерийский полк 25-й Чапаевской дивизии обходил Ракушу с севера и востока...

Они спешили, погоняя измученных лошадей, голодные, усталые. Четыре месяца прошло с того страшного дня, 5 сентября 1919 года, когда погиб начдив Чапаев. Сегодня они шли вперед, преследуя по пятам уральских белоказаков.

В канун нового, двадцатого года командование 25-й Чапаевской дивизии, во главе которой стоял теперь Иван Кутяков, предоставило белоказакам последнюю возможность прекратить бессмысленное и кровопролитное сопротивление и добровольной сдачей заслужить прощение за все содеянное ими зло. На несколько дней фронт замер на рубеже южнее поселка Гребенщиково (того самого, который был отмечен Лениным в его атласе). Через парламентеров белым передали текст специального постановления Совнаркома, подписанного В.И. Лениным, «Об оказании помощи населению Уральской области...»

На второй день нового года генерал Толстое отверг советский призыв, и на рассвете 3 января Чапаевская дивизия начала последний бросок на юг, к Гурьеву, к нефти.

Главный удар наносила кавалерийская группа Ивана Бубенца, наступавшая по обоим берегам Урала.

Там, где десятилетия назад полыхал огонь гражданской войны, поднимаются сегодня все новые и новые нефтяные вышки, даруя людям богатства Каспия.

В армейском штабе ее называли «кинжалом дивизии».

Бывший чапаевский кавалерист Михаил Никифорович Чурсин, живущий ныне в Гурьеве, рассказывал мне о тех днях:

— Зима была снежная и морозная. В степи холода под сорок. Разуты, раздеты; на плечах — старье и на ногах — рванье, пообносились в походе-то. Помню, хочется слезть с коня, заскочить в избу погреться, а не могу: ноги вместо обуви кошмой обмотаны и в стремена вдеты; если спрыгнешь на снег — все раскрутится, босым останешься.

И так за себя... за умерших... за умирающих... слабых, — писал позднее в воспоминаниях бывший чапаевец Степан Хрипунов (его рукопись хранится в Гурьевском краеведческом музее), — день и ночь, день и ночь, без конца, без отдыха, полуголодные, вшивые. Спать приходилось по три-четыре часа в сутки с перерывами...»

В этих условиях чапаевцы прошли последние полтораста километров менее чем за три дня, и на рассвете 5 января 1920 года эскадрон Василия Беспалова первым вступил в Гурьев. И, не задерживаясь, бойцы 25-й устремились дальше на юго-восток, к нефтяным промыслам...

Итак, эмбенская нефть в наших руках.

Новая и не менее трудная задача — немедленно вывезти в центральные районы России уже добытую нефть. Как ее везти? Железных дорог нет, нефтепровода нет, шоссейных дорог нет, северный Каспий скован льдами, степи занесены снегом.

Еще до освобождения Гурьева и нефтепромыслов, 27 декабря 1919 года, по предложению В. И. Ленина в повестку дня заседания Совета Народных Комиссаров был включен пункт: «Вывоз гужом эмбенской нефти».

Академик И.М. Губкин вспоминал позднее об этих днях:

«Обычно нефть шла из Эмбенского района водным путем. Но как вывезти нефть зимой из пустынного края, где гуляли снежные бураны?

Вспомнили, что единственным транспортным средством в степях, засыпанных снегом, может быть только верблюд, а единственной посудой, в которую можно налить нефть, являлись 8—10-пудовые бочки. На каждого верблюда можно было нагрузить не более двух наполненных нефтью бочек, то есть около 16—20 пудов. Если бы удалось снарядить несколько караванов, то можно было бы вывезти в Уральск несколько сот тонн нефти и направить ее оттуда на помощь Москве.

Ленин одобрил этот план».

Бочки собирали где только возможно — даже с этим было трудно в те годы! Но их собрали, переправили на Эмбу. 15—20 тысяч пудов нефти — минимальная, но необходимая промышленности Москвы доза — были доставлены караванами по назначению.

Так был выполнен ленинский наказ. 15 марта 1920 года Владимир Ильич выступал с речью перед делегатами Всероссийского съезда рабочих водного транспорта.

— Все зависит, может быть, от топлива, — говорил он, — но положение с топливом теперь лучше, чем в прошлом году. Мы дров можем сплавить больше, если не допустим беспорядка. У нас во много раз дело обстоит лучше с нефтью, не говоря уже о том, что Грозный, наверное, в близком будущем будет в наших руках, и если это все-таки еще вопрос, то эмбенская промышленность в наших руках, а там от 10 до 14 миллионов пудов нефти сейчас уже имеются.

О дальнейших событиях, связанных с ленинскими пометками в атласе, я узнал из записок В.А. Радус-Зеньковича, работавшего в годы гражданской войны председателем Саратовского губернского исполкома и Реввоенсовета Поволжской армии. Старый коммунист вспоминал о том, как в конце девятнадцатого — начале двадцатого года был «поставлен в повестку дня» проект срочного строительства железной дороги от Гурьева через нефтепромыслы Доссор и Макат к тупиковой станции Александров-Гай (Алгай). Параллельно должен был протянуться нефтепровод.

«Владимир Ильич, — писал В.А. Радус-Зенькович, — вникая во все детали строительства дороги, дает ряд новых указаний. В телеграмме М.В. Фрунзе (Туркестанский фронт) указывалось, что к началу весенних работ по линии Алгай — Гребенщиково должны быть размещены для земляных работ 6 тысяч чернорабочих, на участке Гребенщиково — Эмба особое внимание обратить на доставку воды и хранение ее...»

Гребенщиково стало важным ориентиром: около этого хутора железная дорога и нефтепровод должны были пересечь реку Урал. Наверное, поэтому Владимир Ильич и нанес на карту железнодорожного атласа этот казачий хутор.

А вскоре стал доступен нефтяной Кавказ. Оттуда потянулись в центральную Россию составы с топливом. Проект дороги и нефтепровода на Александров-Гай потерял свое значение. Вместо них позднее проложили нефтепровод и железную дорогу от Эмбы в сторону промышленного Урала, на Орск и Оренбург.

Такова история, связанная еще с двумя пометками в атласе Ленина. История еще одной замечательной победы молодой республики. Победы в борьбе против интервенции и контрреволюции и s мирном хозяйственном строительстве.

Фото М. Грачева

А. Шамаро, наш спец. корр.

«И стон один, и клич: Россия!..»

Окончание. Начало в № 3

Цена молчания

Александра Пеева вводят в кабинет следователя. Голая, казарменного вида комната. Грязные, в потеках стены. Зарешеченное окно. Еще одна дверь. В нескольких метрах от стола привинченный к полу табурет. Впрочем, обстановка знакомая: как адвокат, он не раз бывал на свиданиях с подзащитными в подобных кабинетах. Только вот вторая дверь... Это непривычно. Куда она ведет?..