Третья жена шейха (СИ) - Хаустова Зинаида

Повязка с глаз исчезает, и я морщусь от яркого света. Пожилой сотрудник органов в форме возится с моими наручниками.

Выцепляю глазами детали. Гостиничный номер. Валяющаяся на полу дверь. Мощная спина и голые подтянутые ягодицы моего мага, которого держат правоохранители.

— Не смотри туда, деточка, — предостерегает меня милиционер.

Вздыхаю и послушно отворачиваю голову.

Глава 1. Свидание

Москва, 1983

Елена

Мы сидим в кинотеатре и смотрим «Возвращение резидента». Мне кажется, Николай посмотрел его уже раз десять. Сегодня захотел показать мне.

Я с трудом сдерживаю зевоту. С фильмами всегда существует проблема неоправданных ожиданий. Полев так восхищался данной кинокартиной, что я ждала чего-то чрезвычайно заоблачного.

Николай учится в Высшей школе КГБ и ему все это очень близко. Разведка, контрразведка, оружие и погони. Я не могу разделить его энтузиазм.

Когда окончательно обмякаю в кресле и хочу погрузиться в свои мысли, чувствую, что к моей ладони прикасается другая.

Рефлекторно одергиваю руку и тут же жалею. Заставляю себя вернуть ее назад на подлокотник. Николай больше не повторяет свою попытку. Чувствую, как от него повеяло холодом.

Тяжело вздыхаю и снова вспоминаю все. Тогда, три года назад, Наташа мне сказала, что меня хотели обесчестить. Это очень смешно звучало после получения статуса потерпевшей. Перед этим меня долго и нудно опрашивали следователи, потом осматривали врачи. Самым ужасным был осмотр гинеколога. Вот они меня точно обесчестили, а маг просто показал волшебство.

Я сто раз пожалела, что у меня такая энергичная подруга. Сразу видно, что папа Наташи работает в КГБ. Гаврилова быстро провела опрос наших соседей на стадионе и поняла, что со мной что-то случилось. Так как в Лужниках она к тому моменту знала каждую собаку, быстро подняла на уши милицию.

Несколько сотрудников вспомнили, как мужчина в арабской одежде вел девушку в полубессознательном состоянии. Его опросили с помощью переводчика, он ответил, что я перебрала шампанского.

Милиция знала, что творится на трибунах, но закрывала глаза на вольности граждан. Мужчина же вел себя так властно, что никто даже не попытался отобрать у него советскую гражданку.

Потом оказалось, что бдительный дворник запомнил номера нашего такси. В гостинице тоже работали внимательные сотрудники. Поэтому меня так быстро нашли.

Но лучше бы не нашли. Я не знаю, какие намерения были у моего мага, но верю, что он не причинил бы мне вреда. Лучше бы меня обесчестил он, чем все эти многочисленные другие люди. Никогда не забуду похабную улыбку молодого следователя, который заставлял повторять подробности произошедшего.

Теперь возможная близость с другим мужчиной у меня вызывает подсознательный ужас.

Я тогда очень волновалась за моего мага. Оказалось, напрасно. Наташа сообщила мне под большим секретом, что он оказался каким-то важным человеком в своей стране. Его просто выслали из СССР ближайшим рейсом. Больше никаких санкций не последовало.

Гаврилова очень злилась по этому поводу, а я тихонечко радовалась, но тоже делала вид, что злюсь.

По поводу случившегося у меня очень смешанные чувства. Все вокруг твердили, что это была попытка изнасилования. Мне очень стыдно за то, что мне понравилось. Что мой протест так быстро во мне заглох. Постоянно корю себя за то, что, видимо, я падшая женщина.

Становится грустно от того, что наша мама умерла, когда мне было девять лет. Она была доброй и очень чуткой. Я знаю, что смогла бы обсудить с ней волнующие меня вопросы. У Наташи не было близости с мужчиной, она меня не поймет и ничем не сможет помочь.

В любом случае, все со мной случившееся не повод шарахаться от прикосновений Николая. Папа его одобряет, рано или поздно мы поженимся. Мне нужно будет перешагнуть через свои страхи. Сейчас же мое поведение просто невежливо.

Мы выходим из кинотеатра «Космос», переходим проспект и идем к моему дому. Я волнуюсь, кусаю губы и собираюсь с духом. Наконец-то сама беру Николая под локоть. Чувствую, как он постепенно отогревается.

— Как тебе кино? — интересуется Полев.

— Тебе не показалось, что от него веет идолопоклонничеством перед западом? — задаю встречный вопрос.

— Что ты имеешь в виду? — хмурится Николай.

— Успехи нашей разведки как-то смазаны, зато активно пропагандируется западный образ жизни. Красивые дома, красивая мебель, красивая одежда, кафе, рестораны. По-моему, это не кино, а идеологическая диверсия, — произношу я как можно легкомысленнее.

— Никогда не смотрел с этой точки зрения, — задумчиво отзывается Полев, — может быть ты и права.

— Не понимаю, как подобные фильмы проходят цензуру. Видимо, цензоры им сочувствуют.

— Тебе тоже нужно было идти в школу КГБ, — хмыкает Николай, — за какие-то два часа открыла заговор в киноотрасли.

Пожимаю плечами и никак не комментирую. Мы уже пришли к нашему дому.

До смерти мамы мы жили в военном городке под Подольском. Потом друзья помогли перевестись папе в Москву. Мы получили двухкомнатную сталинку в неплохом районе. Первое время боялись, что папу опять куда-нибудь переведут. У военных это обычное дело — постоянные ротации. Но, наверное, руководство решило не трогать отца-одиночку.

Поднимаемся в лифте на четвертый этаж. Эта обычная неловкость при прощании. Собираюсь с духом и мужественно подставляю щеку для поцелуя. Облегченно закрываю за собой на замок дверь.

Глава 2. Семья

Захожу на кухню. Папа жарит картошку и напевает под нос мотивчик из «Чародеев».

Смотрю на настенные часы, которые ритмично громко тикают. Они внушают уверенность, что все идет своим чередом. Ход времени неизменен. За зимой придет весна, а потом и лето.

Я подхожу к окну и беру в руки лейку. Поливаю цветы на подоконнике.

— Алена! — восклицает папа, перенаправив на меня внимание. — Ты одна? Могла бы пригласить Николая на чай.

Отвернувшись от отца, немного морщусь. Беру палочку и рыхлю землю в горшках. На нее сразу налипают черные комки, но я не обращаю внимания. Делаю вид, что поглощена занятием.

— Ему нужно было учить какие-то конспекты, — уверенно вру.

Смотрю в окно. Наблюдаю, как кружат снежинки в свете фонарей.

— Сядь, Алена, нужно поговорить, — серьезным тоном говорит папа и мне становится не по себе.

Втыкаю палочку в землю. Прохожу к раковине и ополаскиваю руки. Вытираю их кухонным полотенцем, висящим на крючке сбоку. Опускаюсь на табурет и выпрямляю спину. Напряженно смотрю на родителя. Он нервничает. Взгляд бегает. Дерганными движениями вытирает руки о кухонный фартук.

Садится напротив и мгновенно становится решительным, спокойным и собранным.

— Алена, скоро Пете исполнится восемнадцать. После этого меня могут отправить в Афганистан.

Я вздрагиваю, как от удара. Все мое существо отвергает услышанную информацию. Какой-то бред. Только не моего папу. Как утопающий я пытаюсь ухватиться за первую попавшуюся соломинку.

— Ты можешь уволиться, — с жаром предлагаю я.

— Меня никто не отпустит, — усмехается папа, — тем более, мне всего три года до предельного возраста. Уволюсь в обычном порядке.

Меня бесит его легкомысленность. Как можно так спокойно относиться к вопросу жизни и смерти. Вскакиваю с табурета и начинаю ходить по кухне. Лихорадочно вспоминаю все, что я слышала об отставке.

— Я знаю. Это можно сделать. Наташа мне говорила. Можно купить медкомиссию или сделать вид, что ты ударился в бога. Есть люди, которые все это проворачивали. Медкомиссия надежнее, но верующего тоже не будут держать в армии. Это все реальные случаи из жизни. Кто очень хотел, тот находил путь, чтобы уволиться.

— Алена, прекрати, — мягко останавливает меня отец, — то, что ты предлагаешь, недостойно советского офицера. К тому же я не трус и готов выполнить долг перед родиной. Признаться, мне было стыдно перед товарищами все это время. Получалось, что я прикрываюсь детьми. Я хотел поговорить с тобой не об этом.