300-летняя Брачная ночь Атлантиды - Иоанн Блаженный (Береславский)

Греки обожают свою матерь девственного плодородия, изобилия и жизни Деметру. Деметра не отводит взора от Всевышнего. И следствие ее предстояния во «вращающемся внутреннем солнечном диске» — непорочное зачатие от луча славы.

Если зачатие Деметрой (сестрой Юпитера) Персефоны от брата — инцест, тогда и Брачный одр Иисуса и Марии на Соловьиной горе инцест. И любовь Отца к Сыну в Пресвятой Троице — и впрямь инцест, как полагает кардинал Эрсилио Тонини. Инцестуозные фантомы — плод фантазии доминиканских инквизиторов, авторов отточенных катехизисов, папских энциклик и смертных приговоров для святых. В действительности же на солнечных Олимпах царит первородная непорочность. И только ее очами можно понять тайну зачатия Деметрой Прозерпины.

Атлантиде известно 12 способов непорочного зачатия. Религия греков и римлян гораздо более монотеистична, чем «крепкий» монотеизм московских инквизиторов, обожествляющий палачей, садистов и изуверов типа Иосифа Волоколамского. О христианских святых в Четьих-Минеях обычно говорится: «благочестиво воспитанные» (родовые, наследственные) или «мученики» (свидетели веры). А о римских обоженных?

О, я хочу еще глубже постичь Христа — для чего отправляюсь странствовать в древнюю Атлантиду, в Древний Рим, в Афины, Гелиополь и Мемфис… В земные дни Премудрость занесла скорбящую Пречистую куда-то на Афон, потом в греческий Эфес. Где сегодня странничал бы Ты, сладчайший Христе, убегая от кощеева всевидящего ока римского престола? Уж не в Оздере ли под Измиром? Уж не на древнем ли Крите укрылся бы Ты как странник под юродивой палаткой где-нибудь в 5 км от туристического пятизвездочного отеля?

Персефона — олицетворенное совершенство Всевышнего

…Божественная Персефона со своими подругами-океанидами беззаботно резвится на цветущей Никейской долине. Подобно легкокрылой бабочке перебегает она от цветка к цветку. Подобно чудесной пчелке вкушает пыльцу растений и, восхищаясь их ароматами, возносит хвалу Всевышнему. Вместе с юными непорочными девами переносится в морскую стихию и ликует в окружении свиты дочерей мирового Океана, купаясь в белой пене и водя ослепительные хороводы на морской поверхности. Персефона перебегает от розы к розе. Ее неописуемый восторг вызывают душистые фиалки, белые лилии-касабланки, красные гиацинты и еще какие-то неведомые, с неба упавшие полевые цветы.

Божественная дочь Деметры и Всевышнего восхищается запахами не эмоционально. В каждом из цветков ей видится дар вышней мудрости, отражение вечнодевственной красоты, миниатюрная вселенная Всевышнего. Восторг Персефоны неописуем. Сколь же прекрасны хороводы дев! Какие высокие миры предназначил Всевышний для слуг Своих — водимых, видящих, непобедимых, непятнаемых!

Современный мир вообще утратил высоту девственных игр. Способен ли нынешний человек понять высоту приведенного расцвеченного по Гомеру описания? Но серафиты их поймут. Так живут девственники. Они восхищаются красотой Всевышнего и повсюду видят престолы Его Славы. Девство открывает им таинственные врата полевых цветов и речных лилий. И они буквально без ума от совершенной музыки Царствия, безмолвно звучащей в морских солнечных закатах, во взмахе крыльев бабочки, в стрекоте кузнечиков.

Непорочные не просто слиты с природой. Они умеют читать в ней начертания божественные.

Как прекрасна Персефона! Как чист ее ум! Какая великолепная богиня, созданная царствовать на Олимпе с Артемидой, Афиной, Апполоном и Дионисом!

Деметра не нарадуется своей дочери. Персефона — само олицетворенное совершенство Всевышнего. Какой крест несет подобной высочайшей метки душа, кружа с океанидами над морскими просторами или вместе с харитами среди полевых цветов!

Какой же удел Таинственный Всевышний определил для столь высокого теотического существа?

Дальше христианам можно не читать. Слишком чувствительным натурам — тоже. По превосходящей любви — превосходящая премудрость и превосходящее страстноoе. Этот уникальный закон Универсума Софии в сказании о Деметре и Персефоне запечатлен идеально.

Премудрость определила этой величайшей душе стать царицей мрачного Тартара. Тысячелетиями будет восседать на золотом троне среди чудовищных сторожевых псов и злобных эриний вместе с Плутоном, братом Юпитера (Аидом).

О возможно ли подобное? Богородица, спускающаяся в ад? Христос, беседующий с атлантами во время Своего схождения в преисподнюю?

«О почему? — рвет на себе волосы Деметра. — Какая вопиющая несправедливость!»

А Премудрость не предъявляет великой богине, матери Персефоны никаких аргументов. Одиноко брату Зевса Аиду в этом царстве кошмарных снов и кривых зеркал среди летающих теней и бесконечных стонов огненных языков. Неистовая, чисто греческая доброта Всевышнего такова, что Свою непорочную вестницу, непорочно зачатую дочь от первообоженной Деметры Он посылает в царство мрачных теней осветить его. Одиноко и скучно Плутону. Но еще безысходнее — нескончаемым жертвам Аида. Как же осветится их царство благороднейшей Персефоной!

Какие неслыханные перспективы! У христиан никакой связи между небом и адом. У греков — олимпийская наследница Персефона, вечнодевственная красота, не успев и побывать в мире, не став женою какого-нибудь греческого царя или посвященной девой-жрицей в храме, отправляется в царство теней, похищенная Аидом.

Какое неописуемое страстноoе, достойное ее одной! После Христа «Неизвестного» (Мережковский), после Христа Истинного, как Его открывают на Соловках, понять это проще, чем во времена греков и римлян…

Персефона больше не увидит светлейшего солнца Олимпа. Многие годы не сможет она вкушать сладчайший аромат цветов. Но она сможет много больше.

Неописуемый (да-да!) мир водворится в преисподней. Сколько истошных воплей затихнет. Свет Всевышнего проникнет в подземные миры.

Каково серафической деве Персефоне пребывать в мрачном Аиде среди зловонных миазмов, грязных страстей, отвратительных криков и орудий пыток? Об этом знает только госпожа Премудрость, дающая великим душам посильное страстноoе…

Аид знает: убедить Персефону будет невозможно. И он решается ее похитить.

Ему удается уговорить покровительницу земли, священную Гею, вырастить в Никейской долине неописуемой красоты чудесный цветок. Чем-то он подобен маку, но россыпь черных тычинок вкраплена в его облик.

«Что это за цветок? — спрашивает Персефона. — Я никогда не видела ничего подобного. Нет, он не земного и даже не небесного происхождения. Какой таинственный аромат!» Наивная Персефона не подозревает: этот цветок происхождением из Гадеса, подземного сада.

О неописуемое богословие цветов, неизвестное даже девам, резвящимся под просторами южного солнца! Цветок Гадеса, заключающий в себе богословие подземных сфер (искупительную истому миллионов и стоны: «Откройте! Простите! Помогите же!») еще прекрасней, прекрасней райских цветов.

Персефона не может оторвать от него глаз. Она никогда не сталкивалась с подобной богословской светописью. А какой аромат! Боже, какой аромат! Цветок отдает чем-то ладанным и одновременно сладчайшим. Это сила искупления, превосходящая возможности земли. Это благодатная сумма скорбящих миллионов. Это их искупительная пыльца.

Персефона вкушает запах и не может остановиться. Она закрывает глаза и слышит стоны, и благоухание нарда над умирающими, и хор небесных птиц над усопшими, переносимыми в царство вечных снов на ладье Харона.

Персефона потрясена дивным цветком. Она отдает ему предпочтение перед духовными мирами, запечатленными в богословско-цветовой гамме прочих цветов. Она хотела бы изучить его и иметь при себе.

Привычным движением она и срывает стебелек. Тотчас же под нею разверзается земля. Владыка преисподней на золотой колеснице, запряженной черными конями, уносит ее с собой.

Парки и Мойры (покровительницы судеб) спокойны. Персефона сделала свой выбор. Из всех небесных и земных цветов она избрала этот — таинственный цветок Гадеса. Значит, ей предстоит тысячелетиями вкушать ароматы подземного страстноoго душ, еще преданных страстям, но уже преображающихся и очищающихся в них.

Внешне — похищение, захват, насилие. В духовном мире — условия царской свободы.

«Ма!… Дем!…» Крик ужаса прорезал воздухи вселенной.

Никто не видел, что произошло.

Солнечный бог Гелиос, летающий по небу на колеснице с запряженными крылатыми конями, был единственным кто услышал с высот светлого Олимпа голос Персефоны. Но земля оцепенела. Могла ли мать, которая одно с дочерью, не услышать ее крик?

Словно молния пронзила сердце Деметры. Что с Персефоной? Кто посмел покуситься на ее любимую дочь? Персефона под покровом Всевышнего! Ни о каких разбойниках и злых духах не может быть речи.