Служу Советскому Союзу - Василий Высоцкий

А теперь…

Теперь всё тело превратилось в один сплошной комок муки. Оно пылало от боли, как подбитый БТР. И в то же время я ещё был жив.

Да, я видел сквозь пелену в глазах, что нижняя половина моего тела лежала рядом. Изуродованная, сломанная, вся в подпалинах. Даже берцы слетели…

— Есть кто живой? — вырвался из груди сип.

Мне никто не отозвался. БТР пылал, изнутри не доносилось ни звука. Куски того, кто недавно сидел на броне и белозубо ржал над собственными шутками, уже не вернутся к маме в деревню. Или вернутся в закрытом гробу.

Мой маленький отряд погиб. Из шести пацанов уже никто не вернется обратно.

И вскоре я присоединюсь к ним. Догоню их и мы пойдем туда, где уже не будет ни горя ни зла. Возможно, Сверчок расскажет ещё какую-нибудь байку по пути…

Умру здесь, на жарком песке… под палящим солнцем… Осталось чуточку потерпеть…

Я не дамся живым… Вот сейчас вырву чеку, отпущу рычаг и…

Но мне не удалось уйти спокойно. Я услышал шаги. Скрип песка под тяжелыми подошвами.

Кто это? Игиловцы? Я с трудом поднял слипшиеся веки.

Солнце обрисовало три фигуры в серо-зеленоватой одежде. Звездно-полосатые нашивки на рукавах… У двоих в руках ракетные комплексы… Встали надо мной… Улыбчивые, в голливудских черных очках…

— Янки? — просипел я.

— Факинг рашн, — сплюнул один из них.

— Слышь, янки, — я с трудом заставил язык ворочаться. — Гоу хоум, *ляди!

После этого я выпустил гранату из руки. Звякнул спусковой рычаг. Взрыв растворил в себе испуганные крики, жаркое солнце и такое далекое, синее небо. Небо, по которому всё также невесомо плыли перышки облаков.

Глава 2

Темнота. Вонь.

Вот два слова, которые приходят мне на ум прежде, чем в уши вторгаются звуки «чух-чух, чух-чух».

Да-да, темнота и вонь блевотни. Причем блевотни сивушной, исторгнутой совсем недавно. Такая вонь сама по себе залезает в нос, доходит до мозга и просит тело добавить в общую лужу. Вроде как брызнуть в общий котел…

Я выжил? Теперь где-то в больничке? Или в каком-нибудь зиндане для пленных?

Нет, в зиндане нет этих мерных «чух-чух».

Следом приходит боль. Я чувствую, что раскалывается голова. Она такая же тяжелая, как чугунное ядро для пушки. Или я и есть чугунное ядро для пушки?

А что? Переродился и теперь…

Чух-чух… чух-чух…

Дзиньк-дзиньк-дзиньк…

К мерному постукиванию колес добавился стеклянный звук. Так может дрожать в стакане ложечка. Даже не так… Этот звук шел от ложечки, которая была вложена в стакан, а тот в свою очередь покоился в подстаканнике!

Значит, я не пушечное ядро. Нет, не мог себе представить в одном месте пушечное ядро и стакан в подстаканнике. Значит, я что-то иное… А что?

— Вот вернусь домой и на завод пойду, — послышался откуда-то сверху полупьяный молодой голос. — Женюсь на Люське Трофимовой, в универ подам документы. А там инженером стану, дети пойдут… «Волгу ГАЗ-24» куплю… Недавно в журнале видел… Краси-ик-ивая…

Эммм, чего? Какую «Волгу»?

— Да всё ты свистишь, Сашка. Какая Люська? Она же в Ленинград усвистала учиться. Там себе найдет какого-нибудь профессора… А ты будешь к ней в гости приезжать. На «Аврору» смотреть и на Люську облизываться, — послышался другой, не менее пьяный голос. — Может даст тебе за сиську подержаться.

В Ленинград? Да он давно уже Санкт-Петербург!

— Чего? Какого профессора? — заворчал первый голос. — Да я лучше любого профессора! А ты чего подзуживашь-то, Серега? Чего подзуживашь? Вот сейчас залеплю тебе в лобешник, будешь знать… Давай лучше выпьем…

— А давай. Чего на сухую-то? Эх, снова спускаться…

Один за другим раздались шлепки, как будто на пол спрыгнули два тела. Не очень аккуратно спрыгнули, так как на меня повалился один из спрыгнувших.

О как! У меня есть тело! Я вообще не пушечное ядро!

— Чёрт! — прошипел упавший на меня человек, дыша перегаром. — На Сеньку грохнулся. Во, он даже не очнулся! Ну и дрыхнуть! Эй, Сенька! Эй, пить будешь?

Меня потрясли, но я сделал вид, что сурикат и прикинулся мертвым. Надо пока оглядеться, а уже потом решать — что к чему. Как раз начали разлипаться веки. Похоже, что на ресницах выложили по лопате гноя и теперь придется постараться, чтобы их продрать.

— Да оставь ты его. Он как с верхней полки навернулся, так всю башку себе напрочь отшиб. Как бы дурачком не остался. На фиг он нам такой в общаге-то спонадобится? Будет ещё ссаться с верхней койки! — остановил второй.

Послышалось звяканье, какое издает бутылка, которую прислоняют к стакану. Дальше пошли бульки. Семь бульков… Значит, бутылка делится на троих.

— А может Ерина толкнём? Вдруг будет? Ну на двоих-то до хрена…

Ерина толкнём? Меня же только что толкали!

Я всё-таки с трудом разлепил веки, но оставил их прикрытыми. Беглый осмотр дал немного информации — я в плацкарте поезда. На нижней полке. Напротив лежит, накрытый простынкой человек, а ещё двое молодых пацанов застыли с поднятыми стаканами. Оба в майках-алкоголичках и трениках с завязками под пятку.

Один вихрастый, рыжий, как лисенок из мультика. И мордочка такая же хитрая, просящая кирпича. Второй же был русоволосый, стриженный под полубокс. Лица я не видел, так как сидел на моей полке спиной ко мне.

В окне напротив проносится осенний лес. Судя по елкам и березкам — где-то на средней полосе России. На столике пара пустых бутылок из-под водки. Вот только я такую водку никогда не видел. Сами бутылки были похожи на пивные, а на светло-зеленых этикетках было просто слово «водка». С витиеватым вензелем под словом.

— Подорожала, конечно, водочка-то, — сказал тот, который сидел на моей полке. — Уже три шестьдесят две стоит. Но это если бутылку не сдавать…

— Ага, и продают только после одиннадцати. Знаешь шутку про ленинский завет на одиннадцать?

— Какую шутку? А это, мол, Ленин завещал продавать после одиннадцати. Вот если юбилейный рубль ко столетию Владимира Ильича положить на часы так, чтобы голова вождя смотрела на двенадцать, то вытянутая рука как раз будет показывать на одиннадцать. Всё по завету. Вот у тебя есть юбилейный?

— Нету, — вздохнул рыжий. — Так что проверить не удастся.

— Как будет — так проверь.

— Ерин! Ну, Ерин! Бухать будешь? — толкнул рыжий второго лежащего. — Вот, я тебе «коленвал» уже разлил. Нам как раз третьего нужно!

Коленвал? Что за коленвал?

На зов повернулся лежащий молодой человек. Сквозь сомкнутые ресницы я наблюдал за тем, как он поднял черноволосую