Фаранг - Евгений Шепельский

Улица плавилась и подыхала от жары. Изнывая, как и большинство прохожих, я прошел, наверное, метров тридцать, глянул в небо, вздохнул, после чего уверенно наступил на чужую ногу.

— Ай! Вс-с-с-с! Мальчик, осторожней!

Девушка в ярко-голубом сарафане смотрела на меня разъяренной кошкой.

— Простите, пожалуйста, — сказал я. — Не заметил…

Тут она толком меня разглядела, и взгляд ее стал точно такой, какой я и привык обычно видеть у девушек. Вариаций взгляда ровно три. Сверху вниз, снисходительно, сквозь меня — презрительно, и самый мерзкий взгляд, вокруг меня, как будто Тихи Громова вообще в природе не существует.

Так вот она смотрела вокруг.

— Ты вообще не видишь, куда идешь, придурок конченый?

Хорошее начало хорошего дня…

— Да пошла ты, коза!.. — буркнул я и ушел, задрав подбородок. Она что-то пробормотала мне в спину.

День был испорчен — окончательно и бесповоротно.

Вдобавок мне снова стрельнуло под левую лопатку.

Крылья. Там с вероятностью сто процентов резались крылья. Ну, вернее, крыло. Только вот какого цвета будут перья — белого или черного, а?

2

В дороге постоянно ловил на себе сочувственные взгляды. Умом-то я понимал, что взгляды — обыкновенные (не будем сейчас о девушках), но мой комплекс мог нарисовать сочувствие даже в невинном взгляде ребенка.

Приходилось хранить на лице мрачно-суровое, отрешенное выражение. В рамках месячника борьбы с собственным эго я перестал носить темные очки.

У эскалатора, в жаркой и нервной толчее, мне отдавили ногу, пихнули в бок, а плечистый одышливый хрыч с баулами рявкнул:

— Двигай, пацан!

Эх, если бы не месячник…

У выхода из метро, чуть дальше распашных дверей, кто-то, терзаемый душевными муками, написал на асфальте ядовито-зеленой краской из баллончика: «Катя — сука!» Надпись была старая, позавчерашняя, и уже изрядно затоптанная. Сегодня она предстала в новом свете. Ночью ее тонко зачеркнули красной краской и красным же приписали внизу: «Я не сука! Катя!»[2]

Она бы еще добавила свой телефон, чтобы каждый смог перезвонить и убедиться.

Эх, сколько мне попадалось таких, хм, круглых интеллектуалок… Впрочем, как и умных женщин. Эти, как правило, смотрели сквозь меня. За редким исключением. Это самое исключение так и не отозвалось на мою последнюю смс.

У открытых ворот рынка Сереги не было. Он вынырнул из сумрачных дебрей прилавков, едва я прошел на центральную аллею, и уставился на меня прозрачными глазами, подавая какие-то знаки. Мы скрылись в тени навесов.

— Ну, мой юный падаван, Дарт Вейдер заглядывал? Или мастер Йода успел раньше?

— Приходил, да я спрятался, — сказал Серега, возвышаясь надо мной на полторы головы. Одет он был как пиратский боцман: черная борцовка, камуфляжная бандана и шорты-бермуды. Я бы с радостью поменял свой метр с кепкой на его сто восемьдесят два.

— Значит, кара световым мечом отложена.

— Он меня не нашел…

— Повезло мужику.

— Говорят, громко матерился, обещал прийти завтра.

— Резвый… Хочется спросить, где ты прятался, но не спрошу — пожалею свои нервы.

— А ты где был, Тиха?

— В метро я был, Серега, в метро! Там душно, темно и противно.

Ну, и проспал я малость, надо было добавить.

Если я сильный, но легкий, то Серега — слабый и тяжелый. При желании и определенном старании он мог бы нарастить на свой костяк отличную мускулатуру. Но нет, он предпочитает накачивать пивом живот. С другой стороны, есть в его неброской внешности что-то, что привлекает девушек и женщин, поэтому отросшее пузо для него не является особенной проблемой. А вот мне, чтобы привлечь девушку, надо… Ну, вырасти хотя бы на двадцать сантиметров. Или стать Наполеоном. Даже не знаю, что проще.

Серега спросил, помогу ли, если рогатый муженек, ставший практически аватаром Дьябло, явится по его душу днем. Я сказал, что помогу, если он, в смысле — Серега, успеет до меня добежать и его не забодают.

— И надень уже повязку на глаз, блин.

— Это зачем? — оторопел Ключевский.

— Для маскировки и полноты образа. А если ногу поломают и будешь передвигаться на костылях — станет вообще отлично.

— А-а-а… Метко пошутил, да. Слушай, а как там твоя эта, которая?..

— Никак, — сказал я. — Не хочу об этом говорить.

С этим мы и разошлись по рабочим местам. Серега отправился вращать колесо торговой сансары, я — врачевать невинных зверушек.

Сеть веткликник «Zorro-хэлс» снимала три комнаты в административном здании рынка. На вывеске слово «Zorro» было написано хитрым образом, сдвоенные «r» были меньшего размера, чем другие буквы, и выкрашены не зеленой, а салатовой краской, в результате вывеска читалась издалека как «Zoo-хэлс», звериное, надо понимать, здоровье.

У порога клиники сидел, вывалив язычище и с натугой раздувая и без того толстые бока, старый знакомец Васенька — пожилой канне-корсо, молосс, бойцовская собака с головой, как у теленка. Васеньке шел десятый год, и бедняга, рано одряхлев, как и полагается молоссам, страдал всеми мыслимыми собачьими хворями. Сердце его в такую жару качало кровь все хуже, и Васенька распухал на глазах. При виде меня он с кряхтеньем встал, а его хозяйка — молодая и исключительно привлекательная особа, промокнула глаза платочком. Была она выше меня на голову, а пес — ростом мне под подбородок.

— Сердце…

Усыплять пса она не хотела, ставить уколы — не умела, и потому Васенька служил надежным источником дохода для филиала клиники. Я кивнул, отпер дверь и пропустил Васеньку с хозяйкой внутрь, где, не надевая халата, вкатил молоссу порцию мочегонного и сердечных гликозидов. Васенька, уже привычный к этой экзекуции, только кряхтел. Глаза у него были по-стариковски мутные, и застыла в этих глазах такая тоска, что сердце мое помимо воли сжималось.

Говорят, у настоящих, человеческих врачей происходит профессиональная деформация психики, они грубеют, становятся жесткими, на людские страдания им начхать. Этот верный защитный механизм, который оберегает врачей от стресса, в случае со мной, ветдоктором, ни черта не работал или работал с перебоями. Знаю, что глупо и инфантильно равнять страдания людей и животных, тем не менее — равнял.

И потянулся рабочий вторник. Последний мой рабочий день на Земле. Кошки, собачки, мексиканские тушканы и змеи-уроборосы в ассортименте. Чуть позже явилась Марго, медсестра-помощница, раздолбайка, каких свет не видывал, и по совместительству — абсолютно здоровая курица. Я устроил ей нагоняй, от чего она разнюнилась. Затем пришел Ключевский, где-то раздобывший шаурму.

— И о погоде! — сказал он, блеснув глазами. — О погоде нам хотел рассказать знаменитый сурок Фил из Панксатони, но утром заживо сварился в своей норке. Жители города в трауре.

— Смешно, — сказал я. — Слушай, любитель жареных кошек в тесте, иди-ка ты прятаться в другое место.

— И ты, Брут! — патетически вскричал Серега. Марго хихикнула.

Есть такие мужики: ну никаких усилий им не нужно прикладывать, то есть — вообще, просто пройти мимо, подмигнуть, сказать пару остроумных фраз, и женщина сама прыгнет к ним в постель. Да и не только в постель — душу раскроет. А что до меня…

Никаких смс на телефоне… Никаких смс от нее.

Голос настиг меня в полдень. Напевающий, мягкий женский голос возник в голове из ниоткуда. Он выкликал одно и то же имя: «Джорек!»

Джореееек! Джореееек! Джореееек!

Тот самый голос, который уже звал меня ранее. Не хриплый, мягкий. Отчего-то близкий моему сердцу. Родной, словно я знал его обладательницу тысячу лет.

Глюк — а что еще это могло быть? — длился не больше минуты и оборвался на высокой ноте. Марго ничего не заметила, хозяин кота с грустными глазами (ему предстояла кастрация, черт, я не хозяина имею в виду) — тоже. Я умудрился сохранить на лице бесстрастное выражение. Затем, спустя полчаса, мне снова стрельнуло под лопатку. Я перетерпел боль стоически, проверил еще раз: крылья не пробились. Угу, агнец божий, бескрылый, обыкновенный, брошенный своей девчонкой далеко и надолго.

Смс от моей бывшей по-прежнему не было.

К трем часам дня у меня яростно зачесались кончики ушей. Что же за напасти-то сегодня? Подхватил вирус кошачьего гриппа или собачьей лихорадки? Я осмотрел уши в зеркало: ничего особенного. Что за…

Дальнее эхо, которое слышал только я, принесло женский напев: «Джореееек!»

Чертовщина. Я действительно начал сходить с ума!

Голоса и зуд кончиков ушей настолько меня разозлили, что я вышел на улицу и набрал номер Лены, чего в нормальном состоянии ни за что бы ни сделал.

Наш разговор закончился спустя минуту.

— Прости, Тиша, мне звонит Том Круз, — хихикнула она и дала отбой.