Век вековой - Владимир Игнатьевых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И срубили флот только за зиму.
Парусов весной, как в толпе платков.
А века прошли. Михаил залез
На валун, на верх. Он дерзнул сполна:
Как бы танк создать, чтоб в окопы лез,
И врагов громил, если вдруг война.
А теперь тот танк – в городском саду.
И малыш к нему со всех ног бежит.
Защитил тот танк матерей, страну,
Хоть создатель сам и немного жил.
Кто теперь взойдет на велик валун?
И какую он думу вздумает?
За родной народ да за всю страну
Синий камень тот призывает…
Вяльцевой Анастасии
Из заезженной пластинки
прозвучит твое лицо.
Этот вечер. И ботинки.
И замерзшее крыльцо.
В шеллаке застывший голос.
Тишиной незримый лоск.
Серо-черный скорый поезд.
Рыжеватый цвет волос.
Бархатистый звук ложится
белым снегом на лицо.
Спится, снится, мнится – близко
издалёка письмецо.
Черканёт по складкам диска
затуплённая игла.
Эта давняя записка,
того голоса игра,
Неожиданно грудного,
с мягким вздрагиванием век.
Близко-близкого, родного.
Теплотой манящий смех.
Незнакомая певица,
будоражащая кровь —
Настя Вяльцева, девица.
(Деда тайная любовь!)
1914
Эх, шинелька моя скатка за плечами.
Эх, солдатики-братья, воевать, так с вами.
Трёхлинеечкой в руке оземь обопремся.
Ну а штык, когда в окоп вражеский ворвемся.
Нам не мамку вспоминать под разрыв шрапнелей.
Доведется погибать, так ведь за Рассею.
Что ж ты ойкнул милок, чай, кажись, достало.
Поддержал бы, да помог, но, прости, не стану.
Нынче густо покладут нас в широком поле.
Добежать бы, там редут, там и драка с боем,
За Рассею, за царя, да за что не знаем.
Целовали ведь не зря полковое знамя,
Поп не зря ведь отслужил нам вчера молебен,
А полковник-командир он России верен.
Что-то вспомнилось «вчера». А теперь атака,
Нынче нам кричать «Ура!» Будет, будет драка…
Поезд 813 на станции Ярославль Главный
«Штабной вагон»… табличка эта
В окне вагона номер три
Мелькнула, брызнула приветом,
багряной памятью зари…
Да. Было. Лето. Поезд. Главный.
Платформы. Пушки. Ярославль.
Ориентиры – храмов главы.
Жара. Стрельба по площадям.
И врут, что «город сдан без боя»,
Держал полковник восемь дней!
Сожжен был город. И конвои —
К расстрелам. Сотнями. Людей…
Забыто, пройдено. На пленке
Не снят сгоревший Ярославль.
Соборной памятью, на Стрелке,
Белогвардейских православ…
Храм Казанской иконы
В отдаленном селенье на высоком холме
Стоит храм разоренный – воин, павший в огне.
Нет крестов, главы смяты и крапива окрест.
Четверик, как распятый. С ним кладбищенский крест.
Колокольня без шпиля. Крыши все сожжены.
Лик Георгия содран с обожженной стены.
Богородицы очи со стены алтаря
Молча просят помочь ей, душу храма храня.
Пресвятая Богородице, спаси
Нас. Покаяние смиренное прими.
Святой Георгий, от врагов защити
И разящую десницу отведи.
На кладбище у церкви не осталось могил.
Люди словно ослепли, словно свет им не мил.
По могилам дорога. Деревянный сортир.
Вы спросите у Бога: «Как же он допустил,
Чтобы в храме Господнем, где престол в алтаре,
Пекарь бегал в исподнем у печи при луне?
Чтобы там, где обычно оглашенным стоять,
Грохотали машины, веру двигали вспять?»
Пресвятая Богородице, спаси
Нас. Покаяние смиренное прими.
Святой Георгий, от врагов защити
И разящую десницу отведи.
Ой вы пращуры-деды, что в могилах лежат:
Позабыты заветы. Колос веры не сжат.
Вы своими трудами возвели этот храм.
Внуки совесть продали. У них в идолах – Хам.
Запустили им беса в православный удел.
Разорил все, повеса, в церкви той. Беспредел!
Ободрал он все фрески и икон не сберег,
Запалил занавески и до камня все сжег!
Пресвятая Богородице, спаси
Нас. Покаяние смиренное прими.
Святой Георгий, от врагов защити
И разящую десницу отведи.
В храме том ветер свищет. Ночью бесы гудят.
То ль прохожего ищут, то ли с пьяным чудят?
Богородицы очи лишь видны иногда.
Может, кто-то поможет возвратиться сюда?
Сколь бы сильным он ни был – одному не поднять!
Лишь с молитвою в небо с архиереем стоять
Братьям здесь монастырским, чтобы снова окрест
Засиял бы над храмом позолоченный крест!
Пресвятая Богородице, спаси
Нас. Покаяние смиренное прими.
Святой Георгий, от врагов защити
И разящую десницу отведи.
Предавшие трижды
Предавшие трижды просят тебя:
Дать им твою помощь.
Что же ты скажешь им так же любя?
Найдешь ты ещё мощь?
Под правым ребром та же боль от копья,
Вернёшься ли в их мир?
Предавшие трижды просят тебя —
Двадцать веков их кумир.
Серебряной мысли тугая волна —
Ты ими ведь был судим.
Помянутый телом и кровью до дна,
Поможешь ли ты им?
Исстёган бичом и придавлен крестом,
По крови своей в пыли,
Ползешь, прикрываясь терновым венцом.
Рядом кричат: помоги!
Предавшие трижды приветствуют (лжа).
Мессия, веди нас вперед.
Тридцать серебряных делят, дрожа,
Кому из них что упадет.
Преданный трижды, растоптанный в прах,
Память свою береги.
Каждый из них получает свой страх.
Спасенье – в твоей любви.
Преданный трижды ты видишь везде,
Ты можешь понять вперёд,
Дети детей твоих даже в суде —
Это ведь твой народ.
Предавшие трижды ревут из огня:
Мы сами себя палим!
Может быть, всадники, в шпоры звеня,
Закончат последний Рим?
Вторая перемена
Император Иосиф Сталин
Император
Иосиф
Сталин
Комин-
терновцев
поставил
К стенке,
к стенке,
к стенке,
к стенке,
Рассчитал
и сосчитал.
Для империи
пристало
завести
рабов немало.
В лагерь,
в лагерь,
в лагерь,
в лагерь
Непокорных
отправлял.
Колизеи —
ДнепроГЭСы
Волго-Балт,
Магнитку,
ЗиСы
Строил,
строил,
строил,
строил,
И границы
укреплял.
Вся
имперская
держава
в нищете
народ
держала.
Жала,
жала,
жала,
жала,
Жала соки
из
людей.
Быть свободным
гражданином —
Только
с партией
единым
Духом,
духом,
духом,
духом,
Так, чтоб
не было
идей.
Мощью
сталинской
Устава
Путь надежный
пролагала,
Клала,
клала,
клала,
клала
Сотни
тысячей
людей.
Удержать
чтоб
вражью
силу
Миллионы
положил
он
В поле,
в землю,
в реки,
в море
Безоружных
нужных
тел.
Уходя во мрак,
оставил
Он
страну
покрепче
стали.
Знали,
знали,
знали,
знали
Все цари,
что он
с-умел.
Мы теперь
у феодалов,
Но сейчас
народа
мало.
Стало,
стало, стало
Королям
поменьше
дел.
Кошкин Михаил Ильич
Старой церковью на горе
окрещён ты был в декабре.
Далеко село Брынчаги.
Михаилу ты помоги!
Далеко село, средь холмов,
здесь родимый дом, отчий кров.
Из корней села сила жил,
он смекалку здесь заложил.
Конечно, его здесь не помнят.
Говорят, приезжал-то лишь раз.
Что вспоминать? Да, был скромный.
Без вина, как обычно у нас.
Ну, это сейчас. А тогда-то…
Да кто о чем знал?
Может, думали, что виноватый.
Может, думали, что пропал…
Пропал же сосед «ни за что».
Просто хотел покурить.
Воткнул, значит, в землю заступ,
да и стал газету рубить
себе на самокрутку. Чтобы
ссыпать туда табак.