Привет, Рыжий! - Курт Воннегут

— Все так говорят, — сказала Ненси гордо. — Не только я и папа.

— Папа, да? — передразнил он ее. — Папа, папа, папа, Эдди Скуддер — мой большой папа, — он осторожно поднял голову. — Ты не сказала ему, что я здесь?

— Я не нарушу свое честное слово, — Ненси покраснела от такого обвинения.

— Ничего себе, вот он удивится, когда я свалюсь ему как снег на голову после стольких лет.

— Перед смертью мама сказал, что я никогда не должна нарушать честное слово.

— Серьезная девушка, твоя мама, — почтительно сказал Рыжий. — Когда мы заканчивали школу, другие девушки хотели еще немного пофлиртовать, перед тем как остепениться. Но не Виолет. Нет уж. Я вернулся из своего первого плавания через год, а она уже вышла замуж за Эдди, и у нее была ты. Естественно, у тебя не было волос, когда я тебя в первый раз увидел.

— Мне надо идти и забрать папин обед.

— Папа, папа, папа. «Я должна для папы это, я должна для папы то». Должно быть, хорошо иметь такую симпатичную и умную девочку, как ты. «Папа, папа». Ты спросила своего папу про рыжие волосы, как я тебе говорил?

— Он ответил, что думает — такое часто встречается. Иногда рыжие волосы появляются из ниоткуда, как у меня, — она поднесла руку к волосам.

— Они еще на месте.

— Кто?

— Твои волосы, — захохотал Рыжий. — Я клянусь, если с ними что-нибудь произойдет, ты высохнешь и улетишь. Сказал, что появились ниоткуда? Так сказал Эдди? — Рыжий кивнул рассудительно. — Он-то знает. Я думаю, что Эдди много думал о рыжих волосах все это время. Теперь послушай меня: если у меня когда-нибудь будет ребенок не с рыжими волосами, все начнут это обсуждать и удивляться. У нас в семье все рыжие испокон веку.

— Это интересно.

— Это будет еще интересней, если ты об этом подумаешь. Ты, я и мой старик — больше рыжих в этой деревне никогда не было, вот это я знаю точно. Сейчас, когда моего старика уже нет, остались только мы с тобой.

— Ух, прощай, — Ненси осталась спокойной.

— Пока, Рыжая.

Как только она ушла, Рыжий поднял свою трубу и посмотрел вниз на серую лачугу Эдда. Через окно он мог видеть самого Эдда, серо-голубого в сумерках, вытаскивающего устриц. Эдди был маленьким мужчиной, с большой головой, придавленной горем. Это была голова молодого Иова.

— Привет, — прошептал Рыжий, — угадай, кто дома.

Когда Ненси возвращалась обратно с теплым и толстым бумажным пакетом, Рыжий снова ее остановил.

— Скаааааажи, — произнес он, — может быть, ты станешь медсестрой, раз ты так хорошо заботишься о старом Эдди. Мне кажется, что в госпитале, в котором я лежал, были такие же симпатичные медсестры.

— Ты был в госпитале? — на лице Ненси отразилась печаль.

— Три месяца, Рыжая, в Ливерпуле. Без друзей, родных. Никто не пришел ко мне и даже не прислал открытку, — затосковал он. — Забавно, Рыжая, я никогда не представлял, насколько я одинок, пока мне не пришлось валяться там, пока я не понял, что больше никогда не выйду в море, — он облизал губы. — Разом все изменилось, Рыжая, — он щелкнул пальцами. — Вдруг мне понадобился дом, — продолжил он, — и человек, который бы обо мне заботился, сопровождал меня, может, как раз здесь, в этом маленьком доме. У меня ничего не было, Рыжая, кроме сопроводительного письма. У такой бумаги не много ценности, если у тебя одна нога.

— У тебя одна нога? — в шоке спросила Ненси.

— Я был чокнутым, хулиганистым ребенком, меня здесь все помнили, — сказал Рыжий, показывая рукой на всю деревню, — а на следующий день стал старым, старым человеком.

— У тебя есть жена, или мама, или женщина, которая может за тобой ухаживать? — Ненси ударила себя кулаком, разделяя его боль. Она предлагала свою помощь как дочь, как будто это была простая вещь, которую должна делать каждая девочка.

— Умерли, — Рыжий мотнул головой. — Моя мать умерла, и единственная девушка, которую я любил, умерла. А подруги, Рыжая, если ты не можешь их любить, никогда с тобой по-настоящему не дружат, только если влюбиться в привидение.

Милое личико Ненси искривилось, как только Рыжий показал ей весь ужас жизни.

— Почему тогда ты живешь выше по реке, — спросила она, — а не здесь, со своими старыми друзьями?

— Старыми друзьями? — Рыжий поднял бровь. — Хорошие это друзья, если они не послали мне даже открытки, чтобы сообщить, что у Виолет ребенок с рыжими волосами. Даже мои родные мне об этом не сказали.

Ветер крепчал, как будто издалека он принес голос Ненси.

— Папин обед остывает, — сказала она и собралась уходить.

— Рыжая!

Она остановилась и поднесла руку к волосам. Она стояла к нему спиной.

Рыжий умолял бога, чтобы она повернулась лицом.

— Скажи Эдди, что я хочу с ним поговорить, хорошо? Скажи, что я буду в столовой после работы, в десять минут шестого.

— Хорошо, — сказала она чистым и спокойным голосом.

— Честное слово?

— Честное слово, — сказала она и опять собралась уходить.

— Рыжая!

Она поднесла руку к волосами, но не остановилась.

Рыжий следил за ней через подзорную трубу, и она это знала. Она повернула голову, и он не мог видеть ее лица. Она подошла к устричной хижине, и несколько секунд спустя ее тень выросла поперек окна, которое выходило на мост.

Остаток вечера Рыжий не видел в хижине никаких признаков жизни. Только раз, перед закатом, вышел Эдди. Он мельком взглянул на мост, тоже не показывая своего лица.

Скрип стула вернул Рыжего к действительности. Он, сощурившись, посмотрел на закат и увидел силуэт Эдди Скуддера, который шел по мосту. С большой головой и кривыми ногами, он нес маленький бумажный пакет.

Рыжий повернулся спиной к двери, порылся в кармане пиджака, вытащил пачку писем и положил их на прилавок перед собой. Он хлопнул по ним сверху руками, как карточный игрок standing pat.

— Вот он, герой дня, — сказал он.

Все молчали.

Эдди вошел решительно и формально со всеми поздоровался, с Рыжим в последнюю очередь. Его голос был удивительно глубоким.

— Здравствуй, Рыжий, — сказал он. — Ненси передала мне, что ты хотел меня видеть.

— Именно, никто не может догадаться, что я хочу тебе сказать.

— У Ненси тоже возникли с этим трудности, — сказал Эдди без всякой обиды.

— Но она догадалась?

— Догадалась, насколько может восьмилетний ребенок, — Эдди сел на соседний табурет и положил свой пакет на прилавок рядом с письмами. Он немного удивился, посмотрев на почерк, и не скрывал этого от Рыжего.

— Слим, кофе, пожалуйста, — попросил он.

— Может, уединимся? — спросил Рыжий. Он был немного сбит с толку спокойствием Эдда. Он помнил его глуповатым клоуном.

— Какая разница. Бог все видит.

Рыжий не ожидал и фразы про бога. На больничной койке он представлял себе этот момент по-другому. Он думал, что у него в руках все козыри — право мужчины на свою плоть и кровь. Рыжий почувствовал, что надо показать свою важность и раздуть свое превосходство.

— Во-первых, — с важным видом начал он, — я хочу сказать, что меня не волнует, что на этот счет думает закон. Это выше закона.

— Хорошо, — согласился Эдди. — Для начала, мы договорились. Я так и думал.

— Значит, мы говорим об одном и том же. Я отец этого ребенка, а не ты.

Эдди твердой рукой помешал свой кофе.

— Мы действительно говорим об одном и том же, — сказал он.

Слим и трое остальных с отсутствующим видом смотрели в окно.

Эдди крутил, и крутил, и крутил ложку в чашке кофе.

— Продолжай, — сказал он.

Рыжий пришел в замешательство. Все происходило быстрей, чем он рассчитывал, и, в то же время, не так. Кульминация разговора прошла, но ничего не изменилось и не собиралось меняться.

— Все согласятся с тем, что это твой ребенок, — возмущенно сказал он.

— Тогда они хорошие соседи.

В голове у Рыжего была путаница из фраз, которые он не успел сказать, а теперь говорить было поздно.

— Я хочу сделать анализ крови, чтобы понять, кто ее настоящий отец, согласен? — спросил он.

— Неужели нам надо истекать кровью, чтобы поверить друг другу? Я же сказал, что согласен с тобой. Ты ее отец. Все это знают. Сложно это не заметить.

— Она сказала тебе, что я потерял ногу?

— Да. Это произвело на нее наибольшее впечатление. Это то, что впечатляет в восемь лет больше всего.

Рыжий посмотрел на свое отражение в кофейнике и увидел, что на глазах у него слезы, а лицо красное. Отражение успокоило его, он говорил нормально, с ним шутки плохи.

— Эдди, это мой ребенок, и я хочу ее.

— Я сожалею, Рыжий, но ты не можешь, — первый раз его рука дрогнула, и ложка стукнула о чашку. — Я думаю, тебе лучше уйти.

— Ты думаешь, это мелочь? Ты думаешь, человек может уйти от такого, как ни в чем ни бывало? Уйти от собственного ребенка и просто забыть его?

— Я сам не был отцом, я могу лишь предполагать, через что ты прошел.

— Это шутка?

— Не для меня, — невозмутимо сказал Эдди.