Табор смерти - Шарапов Валерий

– Кто ж это такой сурьезный? Я его знаю? – заинтересовался Оглобля.

– Копач погоняло. Случайно нас нелегкая свела. Ему шофер-механик нужен. А ты знаешь, я все могу. Но… Сто раз раскаялся, что связался с душегубом.

– Он по мокрухам, что ли?

– Да ну, ты знаешь… – заюлил Дюпель.

– Стоп! Я в душу не лезу. Дело твое. Но запомни, бродяга. Кража – это да. А мокруха – подлое дело. За это и выпьем.

Звякнули стаканы. Старые кореша выпили и постепенно начали погружаться в пьяную дрему.

А у Саши Циркача нарисовалась проблема…

Глава 2

Колдырь сейчас походил на великомученика со старинных картин маслом. Сгорбленный, исхудавший, испитый до посинения, несчастный, он с видимым физическим и душевным усилием скорбно толкал перед собой тачку, с верхом груженную всяким барахлом. За ним уныло плелся, поскрипывая сапогами, участковый Станислав Семенович Павлюченко, ритмично постукивавший ладонью по висевшей на боку потертой офицерской сумке. Завершал шествие молодой, долговязый и огненно-рыжий оперуполномоченный Заозерного РОВД лейтенант милиции Порфирий Васин.

Глядя на воришку, семенящего впереди с тачкой, лейтенант ощущал себя отягощенным возрастом мудрецом, познавшим жизнь. Это раньше он подпрыгивал бы от радости, поймав за руку злоумышленника, и трепетно мечтал бы о скупой похвале начальства. Сейчас он уже опытный усталый опер, как-никак целых двадцать шесть годков стукнуло, и четыре года стажа оперативной работы. Четыре года – это для обычного человека немного. А для опера – как на войне – год за три, не юридически, так психологически, это целая жизнь. Поэтому надо быть степенным…

Но вот выглянуло из-за облаков майское солнышко, упало лучами на лицо. И стряхнуло с него всю степенность. И снова детская радость – а здорово он этого воришку взял. На раз вычислил… Хотя и воришка-то мелкий, и вычислить его – дело плевое. Но все же радостно.

Предшествовало этому скорбному шествию то, что Васин в то шебутное утро бегал как угорелый, проявляя, как пишут в приказах по отделу, настойчивость и оперативную смекалку. Очень уж ему хотелось раскрыть кражу и не марать ей отчетный период.

Ночью из частного домовладения на окраине поселка городского типа Заозерный, где проживала парочка пенсионеров, стащили кучу вещей – инвентарь, лопаты, грабли, какие-то тазы. Не побрезговали даже сушившимся на веревках бельем. Вроде мелочовка, но объем получился приличный, и по кошельку старых людей это сильно ударило. Пенсионерка об этом долдонила настойчиво, картинно заламывала руки:

– По миру пустили, ироды! А милиция куда смотрит?!

С участковым Васин наскоро оформил протокол осмотра, взял заявление. И встал вечный и сокровенный для опера вопрос – кто украл? Ну, тут версия одна – местные алкаши. Им вечно на бутылку не хватает. Кажется, раскрыть такое дело – проще простого. Пройтись по забулдыгам местным – кто с утра пьяный, тот и вор. Но вот только забулдыг этих в округе – как собак нерезаных, в отличие, кстати, от свидетелей ночной кражи. И обходить их можно долго.

Но зачем обходить? Васин в школе учился отлично и хорошо помнил закон сохранения вещества – если что-то где-то убыло, то в другом месте столько же прибыло. Если что-то сперли, то где-то это будут продавать. И потому главная заповедь сыщика – ищи сбыт. А сбыт у алкашей в округе один – колхозный рынок в Заозерном.

Сразу от потерпевших он вместе с участковым туда и отправился. Прошлись неторопливо по торговым рядам под дощатыми навесами, не сильно многолюдным в среду. Вслед им неслось: «купи яблочко», «попробуй капустки». Вот в выходные здесь не протолкнешься. А сейчас спад активности. Народу мало, а краденых вещей так и вообще нет.

Но Васин не унывал. Он попросил участкового походить-побродить кругами, а сам бодро направился в дощатую будку-сарай слева от входа на рынок, на котором сияла корявая вывеска «Изготовление ключей и починка всего». Под надписью еще более коряво был нарисован ключ.

Старый слесарь из башкир, который держал эту лавку, руки имел золотые и правда чинил все, что можно. А еще он был надежным и инициативным информатором: знал обо всем, что происходит на рынке.

– Физкультпривет мелким буржуям! – Васин поднял руки в спортивном приветствии на пороге хлипкого дощатого строения, заваленного металлическим хламом и инструментами, с крошечным окном.

– О, начальство пожаловало, – добродушно осклабился башкир. – И опять без портфеля.

– И без шляпы, заметь, – добавил Васин, присаживаясь на табуретку перед стойкой.

– Нет в тебе степенности, Порфирий! Тебе бы брюшко отрастить да брови густые. Тогда бы и выглядел как начальник. А сейчас вызываешь недоверие.

– И волосы бы еще черные.

– Не мешало бы.

Информатор всегда был рад языком зацепиться и болтать без умолку, хоть день напролет. Да и Васин был трепач знатный. Разговор для оперативника – это как вода для рыбы. Опер в ней не только плывет, но и добывает корм, то есть оперативную информацию. Но сейчас время поджимало.

– Ладно, довольно лясы точить, – отмахнулся оперативник. – Начальники – люди занятые. Лучше скажи, сегодня с утречка никто из пьянчуг ничего не приносил на сбыт?

– Что именно? – тут же подобрался башкир.

– Рухлядь. Скребки, тазы, молотки.

– Приходил один выпивоха. Трясся – видно, что трубы горят, как газовая скважина. Я не взял у него ничего. Мне зачем? Он татарам, наверное, сбыл на металлоприемке.

Металлоприемка была в квартале от рынка. Васин, найдя в торговых рядах участкового, направился с ним туда.

Там хозяин-татарин милицейским информатором не являлся и говорить ничего не желал. Правда, упирался недолго – секунд двадцать, пока Васин не гаркнул командным голосом, как учили, что-то типа «не потерплю» и не пообещал прикрыть богадельню. Тут и метнулся молоденький татарчонок, что на подхвате у старшего, в дебри металлоприемки. И вскоре на полу лежали тазы и прочий инвентарь.

– Оно самое, – удовлетворенно произнес оперативник. – Кто сдал?

– Пьяница принес, – пояснил хмуро хозяин. – Полчаса назад.

Приметы сдатчика он изложил максимально подробно, как портрет написал, только словом, а не кистью.

– Колдырь, – удовлетворенно кивнул участковый, узнавший по описаниям вора. – С Поймы.

Чтобы не задерживаться и не таскать на своем горбу вещи, Васин их наскоро описал в протоколе и оставил татарину на ответственное хранение.

Колдыря долго искать не пришлось. Понятное дело, он толкался в рюмочной рядом с рынком.

Это был дощатый павильончик, около которого возвышались высокие столы без стульев. Такие питейные заведения именуют «шалманами». Точка пересечения всего опойного народца с района, место их общения и духовного падения. Там вечно то драка, а то и поножовщина.

– Вон наш герой дня, – кивнул Павлюченко на облаченного в телогрейку мужичка, с красными прожилками на испитой фиолетовой физиономии. Перед ним на столе стояли два опустевших стаканчика и лежала закуска – неаппетитные рыбьи хвосты.

Увидев участкового, Колдырь зябко поежился.

Павлюченко не стал разводить политесов:

– Привет, Колдырь. Ты татарам только часть барахла скинул. Остальное дома?

– Ну да, – шмыгнув носом, кивнул мигом протрезвевший Колдырь, обводя милиционеров обреченным взглядом идущей на забой коровы.

– Ну так пошли, родной, – похлопал его по плечу Васин. – Ты свое потом допьешь. Как из тюрьмы освободишься.

И вот теперь грустный Колдырь толкал тачку с награбленным. У него дома оказались вещички и с других краж. Выяснилось, что с этой тачкой он воровал по ночам, и теперь это орудие преступления является вещдоком.

Вещи и самого задержанного разместили в просторном кабинете на втором этаже деревянного дома, который занимал РОВД. Весь угрозыск состоял из начальника и двух опер-уполномоченных и умещался в полном составе в этом просторном кабинете со столами, стульями, сейфами и портретом Н.С. Хрущева на стене.