Львиное озеро - Хэммонд Иннес

Убедившись, что отец поддерживал постоянный контакт с Лабрадором, я снова взглянул на карту. На ней были нанесены карандашные пометки, появившиеся в самое последнее время. Три месяца назад я их тут не видел — это точно. Линия, проведенная от индейского поселения Сет-Иль в заливе Святого Лаврентия, тянулась на север, в сердце Лабрадора. Возле нее было нацарапано: «Л. ж. д.». Справа от этих букв, обозначавших скорее всего Лабрадорскую железную дорогу, на карте находилось большое «белое пятно» неисследованной местности. Район этот был обведен карандашом. Здесь отец написал: «Львиное озеро» — и поставил жирный вопросительный знак.

Я едва успел заметить слова «озеро Атиконак», когда за моей спиной послышался тяжкий вздох. Я обернулся. На лице матери застыла гримаса испуга.

— В чем дело, мам?

— Ну и напугал ты меня... — пробормотала она. — Какое-то мгновение мне даже казалось...

И тут я понял, что заставило отца вскочить на ноги и потянуться к стене.

— Это карта? Карта, да? — с внезапным волнением спросил я. По лицу матери пробежала тень. Ее взгляд был прикован к разбросанным по столу радиожурналам.

— Что ты здесь делаешь, Ян?

Но я не ответил ей. Я вдруг вспомнил, как один канадский летчик рассказывал мне что-то об экспедиции, пропавшей недавно в дебрях Лабрадора, и о том, как ее ищут с самолетов канадских ВВС. Слово «экспедиция» в тетради, карта, постоянные мысли отца о Лабрадоре, внезапный испуг матери — все это начало выстраиваться в моем мозгу в единую цепь.

— Мама, он принял радиограмму, да?

— Не понимаю, о чем ты, милый. Пойдем выпьем чаю. Забудь обо всем этом.

— Ты прекрасно все понимаешь,— ответил я, сжимая ее холодные как лед ладони.— Здесь все журналы, кроме последнего. Он исчез со стола. Куда? Отец принял какую-то радиограмму, связанную с Лабрадором.

— Лабрадор! — Слово это в ее устах прозвучало как взрыв. Глаза матери расширились. — Нет, Ян! И ты тоже? Нет, довольно... Господи, только не ты! Всю жизнь я... Нет, хватит, сегодня я больше не могу об этом. Не выдержу! Пойдем, попьешь чайку, успокоишься... Ну же, будь умницей, мой мальчик...— Она снова заплакала.

— Мама, прошу тебя! Ты прекрасно знаешь, что отец мог вскочить на ноги и потянуться к карте только по одной причине. Как бы он ни был болен все эти годы, он по-прежнему оставался первоклассным радиооператором. Если он принял радиограмму от гибнущей на Лабрадоре экспедиции, значит, от нас сейчас зависит жизнь этих людей.

Она медленно покачала головой.

— Нет, ты ничего не знаешь. Ты не можешь знать... Он все выдумал...

— Значит, радиограмма была? И она заставила его вскочить, он вновь обрел дар речи... Извини, мама, но мне необходим последний журнал. Отец записал в нем радиограмму, правда? Правда, мама? Господи, да где же журнал, наконец?!

Мать устало вздохнула и сдалась.

— Хорошо, Ян...— Она повела меня вниз и достала журнал, спрятанный в шкафу, в стопке скатертей и салфеток.— Но ты не станешь делать глупостей, правда, сынок?

Не ответив, я бросился к столу и начал листать страницы. Несколько раз я замечал слово «поиск». Наконец последняя страница. Никаких каракулей, только четкие записи: «Всем станциям на волне 75 метров, ответьте, прием».

Старательный почерк отца, казалось, доносил до меня чей-то отчаянный крик. Под записью было выведено: «Должно быть, это Бриф. 29 сентября, 13.55. Голоса почти не слышно».

Голоса почти не слышно! А еще ниже — другая запись: «14.05. Он снова в эфире, вызывает все станции. Никто не отвечает». И наконец, последнее: «Теперь он вызывает V06AZ. Местонахождение неизвестно, но не дальше 30 миль от С2. Положение отчаянное, ранен и без огня. Билл Бэйрд умер. Ларош ушел». Почти ничего не слышу... «Ищите узкое озеро». (Непонятно какое.) Повтор: «Узкое озеро со скалой в форме...»

Здесь запись оканчивалась неровной, судорожной линией. Наверное, отец попытался встать и карандаш сломался.

Ранен и без огня! Я представил себе узкое, затерянное где-то озерцо, раненого человека, скрючившегося над радиопередатчиком. «Положение отчаянное». В это нетрудно поверить. Ночью - холод, днем - рои гнуса и комаров. Я читал об этом в отцовских книгах. Но главное в радиограмме отсутствовало то, из-за чего отец вскочил на ноги.

— Что ты намерен делать? - нервно спросила мать.

— Делать? — Об этом я и не подумал. — Мам, тебе известно, почему отца так интересовал Лабрадор?

— Нет.

Отрицание последовало слишком уж быстро и я поднял на мать глаза.

— Когда это началось?

— Давно, еще до войны.

— Значит, это никак не связано с ранением? Не мог же он все эти годы молчать, ничего не говоря даже тебе...

— Я соберу ужин, — сказала мать и ушла.

Бриф — вспомнил я фамилию одного из членов экспедиции. О нем мне говорил Фарроу в баре аэропорта, который мы сейчас перестраивали. Бриф был начальником какой-то геологоразведочной партии. Интересно, что следует делать в таких случаях? Вдруг радиограмму не принял никто, кроме отца? Судя но его записям, Гус-Бей не ответил Брифу. Если отец по какой-то дикой случайности стал единственным в мире оператором, принявшим сигнал, значит, я и есть тот самый волосок, на котором вист жизнь этих людей...

После ужина я сказал матери:

— Пойду, пожалуй, прогуляюсь до телефонной будки.

— Кому ты хочешь звонить?

— Не знаю. Наверное, в полицию.

— Неужели тебе так необходимо что-то предпринимать?

— Да. Кто-то, наверное, должен знать обо всем этом.

Я все еще не мог понять ее поведения и спросил, почему она пыталась утаить от меня радиограмму.

— Я думала, что ты... — Мать заколебалась, потом быстро ответила: — Я не хотела, чтобы над твоим отцом смеялись.

— Смеялись? Ну, полно, мама! Представь себе, что никто, кроме него, не принял сигнал. Если б эти люди погибли, ответственность легла бы на тебя.

Я вышел из дома и зашагал к станции метро.

Не имея понятия, с кем из сотрудников Скотланд-Ярда связаться по такого рода делу, я в конце концов набрал 999. Странно, что мне взбрело в голову сделать срочный вызов: нас ведь никто не убивал и не грабил. Дозвонившись, я с трудом втолковал дежурному, что к чему. Наконец он заверил меня, что все понял, и обещал сообщить канадским властям. Я вышел из телефонной будки с таким чувством, словно сбросил с плеч тяжкий груз.

После завтрака я отправил телеграмму своему начальству и пошел в похоронное бюро. Вернулся я незадолго до одиннадцати и застал мать за чаем вместе с нашей соседкой миссис Райт. Как раз соседка и услыхала шум мотора.

— Полицейская машина, — удивилась она, выглянув в окно. — Богом клянусь, они идут сюда!