Особая папка Кремля - Борис Романов

(На экране во время ответов Соколова – чёрно-белые кадры реконструкции описываемых событий – кроме кровавых сцен в подвале)

КУТЕПОВ:

А кто же остался за него?

СОКОЛОВ:

Формально – его помощник, Никулин, но фактически Пётр Ермаков – из бывших каторжников... Он добивал стонущих штыком своей винтовки. Знаете за что он на царской каторге был? – за то, что в 1910-м городового убил… а затем голову ему пилой отпилил… Ну а в тот вечер, ещё 16 мая, по показаниям свидетелей, он сильно пьян был. Но он был главной опорой Юровского в ту ночь, и командовал убийцами и охраной во время отсутствия Юровского. Командовал и в Коптяковском лесу, пока Юровский позже туда не подъехал.

КУТЕПОВ:

Николай Алексеевич, а что же этот… Александр Чайковский, был такой в охране? Были ли там вообще сочувствовавшие жертвам?

СОКОЛОВ:

В основном в охране, особенно внутренней, дрянь всякая была… распропагандированные отбросы из среды русского народа… Но сочувствовавшие всё же были – среди солдат внешней охраны. Там простые парни были, вчерашние крестьяне мобилизованные, или молодые рабочие, из местных, тоже вчерашние крестьяне . Проблема с кадрами у Юровского была – ведь всех подчистую мобилизовали в те дни на фронт, против наших.

КУТЕПОВ:

Ну а Чайковский – был такой?

СОКОЛОВ:

Среди тех, кого я допрашивал, никто о нём не говорил. Кроме того, мне не удалось установить полный состав внешней охраны: там текучка большая была, и несколько солдат были переведены в охрану из красных полков в мае-июне – их следы мне найти не удалось, и из допрошенных мной никто их толком не знал. Так что вопрос об Александре Чайковском остаётся открытым…

КУТЕПОВ:

Думаете выдумала Анна Чайковская свою историю?

Соколов задумывается. Вспоминает свою встречу с Колчаком в декабре 1919 года.

1919 год, декабрь. Ставка Колчака в Сибири, Омск..

Действующие лица:

Александр Васильевич Колчак (45 лет) – Верховный правитель России;

Николай Алексеевич Соколов (37 лет) – следователь по особо важным делам Омского окружного суда, расследовавший по распоряжению А. В. Колчака с февраля 1919 года дело об убийстве Царской Семьи.

Дежурный офицер, штабисты Колчака.

На экране – Соколова подходит к штабу Колчака, входит в дверь, просит дежурного офицера доложить о нём.

В кабинет Колчака входит дежурный офицер, докладывает: «Следователь Соколов»

КОЛЧАК:

Пригласите.

Входит Соколов, здоровается.

КОЛЧАК:

День добрый, Николай Алексеевич. Надеюсь, отдохнули с дороги. (Соколов благодарит) Разговор у нас будет сугубо конфиденциальный, знать о нём никто не должен. Подчёркиваю: абсолютно никто не должен.

СОКОЛОВ:

Понятно, Александр Васильевич.

КОЛЧАК:

По делу об убийстве Царской семьи. Речь пойдёт о той части выводов следствия, в которой говорится о невозможности установить точно, все ли члены семьи Государя были убиты.

СОКОЛОВ:

Да, это невозможно установить. Найдена только малая часть останков… Собственно, не костные останки даже, а некие жировые массы, оставшиеся после сожжения одного или двух тел, судя по объёму этих масс. Да и допрошенные мной свидетели путаются в показаниях.... Кто-то мог быть спасён – есть у меня такое подозрение, такая надежда…

КОЛЧАК:

Так вот, Николай Алексеевич, теперь прошу Вашего особого внимания… Недавно я получил сообщение с западной границы совдепии, сообщение от человека, которому я абсолютно доверяю – сообщение о том, что одна их дочерей Государя успешно бежала и перешла границу…

СОКОЛОВ:

Кто? Мария? Анастасия? Кто был спасён?

КОЛЧАК:

Поскольку дочь Государя ещё не находится в полной безопасности – приграничные страны наводнены агентами ЧК, постольку я пока не имею права назвать имя и рассказать другие подробности. Никому. Даже и Вам, дорогой Николай Алексеевич.

СОКОЛОВ:

Понимаю.

КОЛЧАК:

Хорошо. Так вот, Николай Алексеевич. Если результаты следствия будут опубликованы в том виде, каковы они сейчас – с выводами о возможном спасении или бегстве некоторых членов августейшей фамилии, то большевики утроят усилия по розыску спасённого лица (они-то знают, кто спасён) – в том числе и за границей.

СОКОЛОВ:

Понимаю.

КОЛЧАК:

Хорошо. Поэтому, Николай Алексеевич, официальные выводы следствия для публикации должны быть таковы: ВСЕ члены семьи убиты, ВСЕ трупы расчленены и сожжены.... Понимаете? Пусть думают, что мы ничего не знаем о спасённой…

СОКОЛОВ:

Понимаю, Александр Васильевич… Опубликуем так, как надо. Буду жить надеждой на скорую и полную нашу победу… А потом и скажем правду. Так ведь?

КОЛЧАК:

Так, Николай Алексеевич. Точно так… Теперь – свободны. Благодарю Вас за Вашу работу, за тщательное расследование. Мы вернемся к этому разговору, когда победим этих красных бесов.

Соколов покидает кабинет Колчака. Колчак вздыхает, достаёт из сейфа письмо. На конверте обратный адрес: «Бухарест, София Фёдоровна Колчак, 20 ноября 1919 года». Колчак открывает конверт, перечитывает строки письма (голос за кадром – женский голос – озвучивает письмо):

«Дорогой Александр, милый мой!

Это письмо передаст тебе есаул Кнышев, он сегодня же выезжает из Бухареста и, мы надеемся, доберётся до Омска в середине или к концу декабря, к Рождеству Христову. Мы добрались до Бухареста не без приключений, но в общем благополучно. Но обо мне и нашем сыне – чуть ниже, а сейчас о том, что очень важно для нас всех, для любимой России.

Вчера я получила точные сведения с восточной границы Румынии, а также и из уже захваченного большевиками Каменец-Подольска: Великая княгиня Анастасия Николаевна спасена, и в сопровождении верного человека успешно бежала из Каменец-Подольска в Румынию. Подробности пока не знаю, но эти сведения точные – можешь не сомневаться. Бедная девочка! Бедная Княжна! Что пришлось ей пережить! Она, как я поняла, вся была изранена, но выжила. Спас её какой-то поручик – то ли Чайковский, то ли Гайковский – он и доставил её через всю Россию в Каменец-Подольск. Больше пока ничего не знаю, кроме слухов. По слухам, бедняжка венчалась в Каменец-Подольске с этим поручиком, со своим спасителем, и незадолго до побега из совдепии родила ему сына. Вроде бы он остался в совдепии. Но это слухи. А вот её спасение и побег – точные вседения.

Теперь о нас…»

Колчак убирает письмо в сейф. Вызывает дежурного офицера.

(Примечание автора сценария:

Во время чтения Колчаком письма на экране чёрно-белые кадры бегства Анны-Анастасии из Каменец-Подольска через румынскую границу – кадры из третьей серии фильма – см. страницы.115-116)

1924 год, Париж. Встреча генерала Кутепова и следователя Соколова. Продолжение.

1924 год, 20 ноября. Париж, улица Руссле, 26. Квартира генерала А. П. Кутепова .

Продолжение разговора генерала А. П. Кутепова со следователем Н.А. Соколовым.

КУТЕПОВ:

Николай Алексеевич, ау (улыбается)… Что-то Вы задумались надолго. Так что, по Вашему мнению, выдумала Анна Чайковская свою историю?

СОКОЛОВ:

Нет, Александр Павлович, я думаю, что не выдумала. Но насчёт Чайковского – доказательств нет… Теперь у меня к Вам вопрос: помните, я месяц назад передал Вам загадочный текст с оборота образа Спаса Нерукотворного, – иконы малого размера, найденной нами среди прочего во дворе Дома Ипатьева? Как будто шифр некий, на английском? А почерк – Александры Фёдоровны, императрицы…

КУТЕПОВ:

Да, конечно помню. Я и сам собирался сейчас Вам об этом сказать. Щифр несложный оказался. Текст такой: «Зелёный Дракон, Вы были абсолютно правы»… Ну, Александра Фёдоровна мистикой, как известно увлекалась. Это что-то связанное с предсказаниями, вероятно…

СОКОЛОВ:

«Зелёный дракон»?.. Кто это? Кого она имела в виду?

КУТЕПОВ:

Вероятно, кого-то из буддистов. Быть может, из окружения Бадмаева. «Зелёный дракон» – это, насколько я знаю, буддистская мистическая организация, типа тайного ордена.

СОКОЛОВ:

Интересно, что же этот «дракон» ей предсказал?.. Впрочем, это не так уж и важно теперь…

КУТЕПОВ:

Ну, уж если о предсказаниях, то гораздо интереснее было бы знать о предсказаниях Авеля и Серафима Саровского, которые хранились у Государя нашего. Я когда– то слышал об этом от людей, близких к Государю… Он хотя и вовсе не был мистиком, но предсказания эти хранил у себя…