Кармические видения - Елена Блаватская

Песок в песочных часах, отмеривающих жизнь человека, почти уже на дне, поэтому часы жизни сочтены, а песок утекает все быстрее и быстрее. Червь гложет здоровье, неутомимо прогрызая сердце. И некогда сильное, крепкое тело оказывается распростертым на тернистом одре боли.

Больше Душа-Эго не улыбается лучезарной улыбкой. Она неподвижно сидит и печально смотрит на то, что становится окнами его темницы, на мир, который теперь стремительно завертывается перед ним в похоронный саван страданий. Неужели это и есть предвестие вечной ночи, подступающей все ближе и ближе?

5

Как прекрасны курорты на побережье моря, удаленном от центра страны! Куда ни кинешь взор, повсюду расстилается бесконечная линия черных, подточенных приливами неровных, хмурых скал, возвышающихся посреди золотого песка берега и глубоких синих вод пролива. Они подставляют свою гранитную грудь неистовым ударам северо-западного ветра, тем самым защищая дома богачей, угнездившиеся на своих мощных фундаментах с другой их стороны. Полуразрушенные коттеджи на открытом берегу – хлипкое убежище для бедняка. Но они лишь следуют великому закону выживания самых приспособленных. Но почему же именно ИХ следует защищать?

А как красиво утро на рассвете, когда его первые золотисто-янтарные лучи словно целуют скалы этого прекрасного берега? Слышится радость в песне жаворонка, когда он, вылетая из своего травяного гнезда, пьет утреннюю росу из глубоких чашечек цветов; когда розовые бутоны трепещут от первого ласкового прикосновения солнечного лучика, а земля и небеса улыбаются в обоюдном приветствии. Только вот печальна Душа-Эго, когда она наблюдает за пробуждающейся природой с высокой постели, стоящей напротив огромного эркера.

Как спокойно и тихо приближается полдень, когда тени солнечных часов решительно ползут к отметке часа отдохновения. Теперь жаркое солнце начинает расплавлять облака в прозрачном воздухе, и последние полоски утреннего тумана, все еще обволакивающие вершины отдаленных холмов, наконец, исчезают. Вся природа в этот жаркий и ленивый полуденный час готовится к отдыху. Крылатое племя прекращает свое пение; их мягкие, цветистые крылья изнемогают, и птицы опускают усталые головки, выискивая убежище от нестерпимого пекла. Утренний жаворонок занят тем, что гнездится в кустах под гроздями цветов граната, растущих вдоль гладкого средиземноморского пляжа. И даже самый громкий певец в эти мгновения замолкает.

– Его сладкий голосок снова весело запоет, но это будет завтра! – вздыхает Душа-Эго, прислушиваясь к замирающему жужжанию насекомых, обитающих в зеленых болотах. – А запою ли вновь когда-нибудь я?

И вот напоенный цветочным ароматом легкий ветерок едва скользит по верху утомленной растительности. Одинокая пальма, пробившаяся сквозь щель в покрытой мхом скале, почти ухватывает взгляд Души-Эго. Ее одиночный торчащий вверх цилиндрический ствол весь изогнулся и почти переломился от мощных порывов ночных северо-западных ветров. И раскинув из стороны в сторону свои похожие на перья утомленные руки, пальма раскачивается туда-сюда в голубом прозрачном воздухе, она вся трепещет и чуть ли не ломается надвое от первого же шквального порыва ветра.

– А после отделившаяся часть рухнет в море, и этой одинокой величественной пальмы больше не станет, – говорит сам с собой Душа-Эго, печально взирая в окно.

Все возвращается к жизни, когда в час заката в старой беседке наступает прохлада. Тень на солнечных часах с каждой минутой становятся длиннее, и оживившаяся природа пробуждается даже сильнее, нежели в самые холодные часы приближающейся ночи. Птицы и насекомые чирикают и жужжат, исполняя свои последние вечерние гимны вокруг этой мужественной и все еще могущественной Формы, когда она медленно и устало ступает по покрытой гравием тропе. И теперь ее суровый взгляд с тоскою и затаенной завистью взирает на голубую вздымающуюся грудь умиротворенного моря. Пролив искрится, подобно ковру из синего бархата с вкрапленными в него самоцветами, в этом прощальном танце солнечных лучей и улыбается, как задумавшееся утомленное дитя, усталое от долгого гуляния по берегу. А еще дальше, спокойное и безмятежное в своей коварной красоте, все дальше и дальше расстилается море, своими холодными водами напоминая гладкое зеркало… соленое и горькое, как человеческие слезы. Оно лежит в своем предательском покое, подобно гигантскому спящему чудовищу, и стережет непостижимую тайну своих черных бездн. Оно действительно являет собой кладбище без памятников, где нашли свой последний приют миллионы утонувших в его глубинах…

Без могилы, без погребального звона,И не положенных во гроб,непогребенных и безвестных…

Когда печальные останки единственной благородной Формы проходят там, как только их час пробьет и гулкоголосые колокола звонят по усопшим, отделившуюся душу следует подготовить к погребению и похоронить с помпой. Об ее разрушении и распаде возвестят миллионы трубных гласов. Короли, принцы и все могущественные люди на земле явятся на ее похороны или пошлют своих представителей с печальными ликами и изъявлениями соболезнования тем, кто навеки остался после них…

– Выиграно лишь одно очко у тех, непогребенных и безвестных, – вот горькое размышление Души-Эго.

Таким образом один день стремительно сменяется другим; и когда быстрокрылое Время убыстряет свой полет, каждый исчезающий час разрывает некую нить в материи жизни, а Душа-Эго – это постепенно преобразованные в своих видах предметы и люди. Проносясь между двумя вечностями, гораздо дальше от своего места рождения, одинокая среди толпы своих врачей и слуг, эта Форма с каждым днем все ближе и ближе тянется к своей Душе-Сущности. И теперь другой свет, не доходящий и недоступный в дни радости, мягко опускается на изможденного пленника. Теперь это кажется тем, что прежде никогда нельзя было постичь…

6

Как велики и таинственны весенние ночи на морском берегу, когда ветры словно цепенеют, и все стихии утихают! Тогда в природе воцаряется торжественная тишина. Едва слышен шум серебристой волны, мягко набегающей и нежно ласкающей влажный песок, ракушки и голыши. Совершая свое бесконечное путешествие вверх и вниз, шум волны достигает слуха, подобно нежному нескончаемому дыханию, исходящему от мерно вздымающейся груди спящего. До чего же ничтожным, маленьким и беззащитным чувствует себя человек во время этих спокойных часов, когда он находится между двумя гигантскими непостижимыми величинами: усыпанном звездами небесным куполом и спящей землею. Небеса и земля погружены в сон, но их души бодрствуют, и они ведут между собой бесконечную беседу, шепотом передавая друг другу невыразимые тайны. Вот тогда-то оккультная, сокровенная сторона Природы и приподнимает для нас свою завесу, и открывает нам тайны, которые мы тщетно попытались бы отыскать днем. Кажется, что небесный свод, настолько удаленный от земли, в эти мгновения приближается и склоняется над нею. Звездные луга обменивается объятьями со своими более скромными земными братьями – полянами, усыпанными маргаритками и спящими изумрудными полями. Небесный свод падает ниц в объятья величественного умиротворенного моря; и мириады звезд, что усыпали небосвод и смотрели на землю, словно купаются в каждом озерце и лужице. Для изрезанной скорбными морщинами души эти мерцающие светила как глаза ангелов. С невыразимой печалью они взирают с вышины на страдающее человечество. И не ночная роса покрывает лепестки спящих цветов, а слезы сострадания, что падают из этих глаз при виде ВЕЛИКОГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ГОРЯ.

Да, нежна и прекрасна южная ночь. Однако…

Когда мы молча наблюдаем за одром,В мерцании ночного света,И все, что любим, спешно ускользает прочь,Ох, до чего ж ужасна Ночь…[6]

7

Каждый день хоронит с собою еще целую череду дней. Далекие зеленые холмы и хрупкие ветви цветущего граната незаметно сливаются с густым ночным мраком, а одновременная печаль и радость погружают в оцепенение спящую душу, жаждущую покоя. В королевских садах замирают все шорохи, и во всеобъемлющей тишине не слыхать ни голоса, ни звука.

Улыбающиеся звезды навевают быстрокрылые сны на разноликие толпы людей, и, спускаясь на землю, эти сны рассеиваются среди простых смертных и бессмертных, среди животных и людей. Они парят над всеми спящими, и каждый сон притягивается спящим по своей близости к нему и характеру; это сны радости и надежды, сны сладкие и невинные, ужасные и кошмарные, и все эти сны, проходя сквозь закрытые очи, ощущаются душою; некоторые вселяют надежду и утешение, иные вызывают рыдания, и тогда вздымающаяся грудь чувствует нестерпимую тяжесть, глаза – выступающие слезы, а разум – мучения; и все это бессознательно готовит спящих к их пробуждающимся мыслям о завтрашнем дне.