Дожди - пистолеты - Рома Зверь

И курили в форточку сигареты «Морэ». Такие длинные черные, в зеленой пачке, только-только тогда появились. Ага, ментоловые. Да не было тогда никакой разницы — мужские или женские, курили все подряд. Круто! А еще мы с ним ходили под окна и собирали бычки от «Космоса», когда не было денег. Мы тогда только курить начинали. Покурим бычков больших — уау! Штырит! Голова кружится!

А Леха, он в то время начал знакомиться с Юлей, с которой они впоследствии и поженились. Ну, а я ни с кем особо не встречался. В доме напротив моей двенадцатиэтажки жили две сестрички. У нас был двор… Как в Питере — колодец называется, да? В этом колодце была девятиэтажка, в четвертом подъезде жили они. И мы со старшим братом Эдиком на пару за ними ухаживали. Потом он уехал на практику в колхоз, женился и остался там жить… А тогда мы ухаживали за этими сестрами: Эдик — за старшей Светой, а я за младшей Инной. Она была очень красивая.

Помню, я и Леха за компанию воровали для них розы. Наш проспект Металлургов — две полосы движения, а посередине — аллея с розами. Немало мы с ним этих роз поотрезали! У меня тогда были такие коричневые штаны — «бананы», в которых было много карманов. Пошиты они были из какой-то болоньи, очень жесткой ткани. Там внизу был кармашек длинный, куда очень красиво помещался ножик. Перочинный, выкидуха. Такой — тыдыщщщщ — нажимаешь на кнопочку, и вылетает лезвие. Настоящая финка. Ночью мы выходили на ту аллею. Мимо изредка проезжали «бобики» милицейские, потому что время (93–94 гг.) было неспокойное — улица на улицу, район на район. И каждый раз, когда «бобик» проезжал по проспекту, мы прятались в кусты с розами. Обкалывались этими розами, все в царапинах были. И вот мы резали розы, потом заходили к сестричкам на пятый этаж и клали розы под дверь. Огромную охапку. Нереальное количество роз, сколько могли унести в руках. Клали цветы и уходили… Конечно, догадывались. Ну, а кто еще? Были симпатии, записки всякие. Это же видно, когда говорят какие-то фразы короткие друг другу. Потому что, когда говоришь «привет», можно сказать «привет», а можно «привет». Да? И сразу понятно, что человек к тебе неравнодушен.

А Леха еще до моего отъезда стал ухаживать за Юлей, которая жила в поселке Горький. Мы вдвоем ходили в гости к ней. И я стал своим у них в районе. Как-то мы выпили у меня на Металлургов. Не то праздник был, не то день рождения у кого-то. А! Мы стипендию получили. Потом взяли шампанского, как джентльмены, и поехали к Юле. У Юли была подружка. Женька звали ее. И чего-то мы вчетвером тусили.

А потом мы с Лехой легли на рельсы. Там проходило железнодорожное полотно. Металлургический завод недалеко от этого поселка был. Ходили составы, возили руду, хрень всякую… И мы лежали на рельсах, девки визжали: «Дураки! Вставайте немедленно! У нас сейчас разрыв сердца будет!!!»

А мы лежали на рельсах и бухали шампанское. Нам это нравилось, что за нас переживают. А мы герои такие. Мы были абсолютно счастливы… ну, мы сами, конечно, вставали. Но нам хотелось, чтобы нас подняли. Потому что мы не боимся ничего. Мы смелые ребята…

Вот так мы с Лехой дружили, закончили девять классов средней школы. Потом я поступил в строительное училище там же, в Мариуполе, где отучился первый курс. А Леха пошел учиться в музыкальное училище по классу трубы. Но даже когда мы поступили в разные училища, мы по-прежнему дружили. Мы все равно встречались, выпивали, играли на гитарах, приезжали к нему в район, там пацаны были. Он мне рассказывал какие-то истории, как они там дрались. Поселок на поселок.

В Мариуполе мы тогда с ним не замутили группу. Во-первых, не с кем было. Он чего-то предлагал, у него же в музучилище много было знакомых. Но нам не до этого было. Мы просто песни играли. Даже это еще тогда плохо получалось. Гуляли, пили, учились. Мы к тому моменту еще не осмыслили, что можно группу делать. Тут хотя бы, чтобы две гитары вместе звучали, а уж группу… Да и сочинять я не пробовал тогда.

И вот мы уехали в Таганрог, Леха очень обижался на меня. Ради того, чтобы учиться со мной в одном училище, он, профессиональный трубач, перевелся из музыкального в строительное! «Я к тебе перешел, чтоб с тобой учиться. А ты уехал!» Но дружить мы так и не перестали. Никогда.

АМАЗОНКИ

Дали мне гитару. Мол, покажи, как ты умеешь. Стали петь песни. Не помню, какие, честно тебе скажу. Дворовые, какие же еще? Они посмотрели, послушали. Говорят, нечего тебе на басу играть, будешь на гитаре! А Иван в конечном итоге стал играть на бас-гитаре. Вот так началось наше творчество…

В доме, где жил Иван, по Итальянскому переулку, был чердак. Там мы и сделали место для репетиций. Была какая-то стойка с тарелкой, барабан. Две акустические гитары — такие старые! В этой берлоге мы и сидели, репетировали, пили пиво. Тусили…

Мы репетировали больше для себя. Песен у нас своих не было, нам интересно было понять, как это все делается. Мы брали какие-то известные песни, начиная с «Кино», заканчивая «Алисой», и пытались воспроизвести: кто соло выучит, кто ритм подберет. Вот так и учились играть.

Учеба в училище — параллельная жизнь «чердачному» творчеству. Ты представляешь себе, что такое училище? Нет? В Мариуполе я поступил на первый курс строительного ПТУ. Специальность — отделочник-строитель или плиточник-отделочник, что-то типа того. В Таганроге перевелся в местное училище аналогичного профиля. Мы пришли с мамой, сдали документы в ПТУ № 23, куда меня и приняли на второй курс.

Первое сентября. Я опоздал на торжественную линейку, на все эти праздничные дела. Прихожу в училище, занятия уже начались. Мне сказали, что я буду учиться в третьей группе. Стучусь в кабинет, открываю дверь, спрашиваю преподавателя: «Это третья группа?» Мне женщина отвечает: «Да, третья». Я смотрю на людей в аудитории и не вижу ни одного мальчика. Я растерялся. Закрыл дверь. Стою, думаю, вот глупость-то какая! Подошел к вахтеру, спрашиваю: «Это пятнадцатый кабинет?» — «Пятнадцатый». Снова стучу, захожу: «Третья группа?» — «Да, третья». И уже, знаешь, все на меня с любопытством поглядывают, говорят: «Ты новенький, да?» — «Да», — говорю и опять закрываю дверь. Я ничего не понимаю, я вижу в аудитории одних девушек!

Причем в группе мариупольского училища, где я учился, были одни пацаны, и специальность наша называлась «плиточник-отделочник». А это что такое?! Как выяснилось потом, в Таганроге это называлось «плиточник-отделочник широкого профиля»: и маляр, и штукатур. То есть подразумевалась и отделка, и поклейка обоев. И оказалось, что по этой специальности в Таганрожском училище учатся одни девушки!

Третий раз, когда я хлопнул дверью… Стою и думаю, что теперь делать. И вдруг дверь открывается, выбегает весь этот класс, вся группа девок, и затаскивает меня в аудиторию. Они кричат: «Ты к нам, ты к нам!» Я такой: «Извините, я ничего не знаю…» — «Да, к нам, к нам!» Преподаватель пытается их успокоить. А они его просто посылают: «Да иди ты! Мы щас сами во всем разберемся!» Я такой: «Да я в третью группу…» — «Это к нам! Круто, садись! Ты откуда попал?»