Лемони - Владимир Торин

За стойкой неизменно можно обнаружить самого мистера Лемони. Это невысокий тихий человек с неприметным лицом и невыразительными бакенбардами. Большие глаза выглядывают из мешков вокруг них, словно испуганные мыши. Редкие черные волосы аптекаря не только зачесаны не на ту сторону, которая нравится ему, а на ту, которая нравится его жене, так они еще и напомажены сверх меры, из-за чего он постоянно чувствует себя втиснутым в баночку с обувной ваксой.

– «Горькая Пилюля Лемони». Чем я могу вам помочь?

Мистер Лемони – плохой аптекарь. Ему не нравится отпускать лекарства. Это буквально сводит его с ума. Но больше всего ему не нравится поддерживать общение с людьми. С момента, как он открывает входные двери в девять утра и до того, как он гасит фонари на улице в пять часов вечера, жизнь его представляет собой резиновую рутину и сплошные нервы.

А как иначе, ведь есть такие люди, которые могут вывести из себя даже чугунный фонарный столб. Речь идет о старушках, совершающих променад, нечто вроде круиза по городу, и один из портов, куда они заходят, – традиционно «Горькая Пилюля Лемони» на улице Слив. Они выходят из трамвая, кряхтят, страдают, еле тащатся, заходят в аптеку, отрепетировано жалуются на жизнь, после чего пытаются пообсуждать с господином аптекарем все, начиная с их облезлых котов и заканчивая их облезлыми внуками. Поделившись со всей аптекой сведениями, которые никому не нужны и не интересны, да и занудны настолько, что хочется взять и застрелиться, они покидают «Горькую Пилюлю Лемони» и направляются дальше – мучить господина газетчика, господина молочника, господина сапожника и господина констебля на углу. А затем – мороженое, воздушный шарик, любимая газета, скамеечка в парке Элмз и путь домой – они боятся опоздать к обеду: одной ненавистью окружающих к себе сыт не будешь.

Нередко заходят помешанные на своих питомцах чокнутые дамочки и патетичные джентльмены, приносящие ручного хряккса, замотанного в шарфик, или вваливающиеся вместе с огромным монстром породы Грибальд, расталкивающим очередь, рассыпающим кругом шерсть и лающим так, что стекла выпрыгивают из окон и бегут в сторону канала топиться. Эти уважаемые владельцы животных активно имитируют иностранцев (делают вид, будто не понимают языка, на котором с ними говорят) и начинают спорить, вопить, угрожать и слезливо молить – чаще всего в таком порядке. Пытаясь выклянчить лекарство для своей прямоходящей крысы на поводке или бескрылой птицы в шляпе, или даже летучей рыбы по имени Франсуа, все норовящей выпрыгнуть из аквариума, который ее сердобольный хозяин приволок с собой. Они не понимают, когда им говорят, что здесь не продаются лекарства для животных, что им следует обратиться к звериному врачу из переулка Трамм или еще откуда. Приходится продавать им толченый мел, только чтобы они убрались: «Да-да, от этого чудесного порошка ваш карликовый слон вырастет, а ваша собственная лысина зарастет, как вырубленные джунгли Кейкута после ливня». И только тогда они уходят, уволакивая своего спрута на поводке, оставляющего фиолетовый след на полу, или улетают (вернее, упаряют прочь) на стае толстых пчел с ниточками, вокруг брюшек.

А мистер Лемони остается, выжимает полотенце, которым вытирал лоб, и украдкой поглядывает на своего извечного надсмотрщика мадам Клопп, делающую вид, что читает газету на своем стульчике под потолком.

– Лемюэль! – громко вещает она, высунув из-за газеты нос, словно перископ.

– Да, мадам? – хмуро глядит на нее мистер Лемони, ожидая новую порцию оскорблений и унижений.

– Покупатель ушел недовольным, Лемюэль!

– Кто именно, мадам?

– Ты должен был заметить! Джентльмен с простуженной стрекозой, кто же еще?!

Также частые гости – напыженные личности с плохим зрением и отвратительной грамотностью. Когда до них доходит очередь, они извлекают из кармана рецепт и пытаются озвучить то, что там написано. Щурясь и корчась, они изобретают парочку совершенно новых лекарств, пыхтят, ругаются и наотрез отказываются отдать аптекарю рецепт, чтобы он разобрал кривой докторский почерк, прочитал все, что там написано, и, собственно, принес медикаменты. Они, мол, сами. У них, мол, гордость. «Или вы считаете, что у меня плохо со зрением? Или вы полагаете, будто я читать не умею?!»

Он стоит, глядя на них, на то, как их пот капает на бланк рецепта, переминается с ноги на ногу, покачивается, как пьяный маятник, чтобы в очередной раз сказать им: «Простите, такого у нас нет. Такого вообще нигде нет! Уверен, там написано что-то другое. Вы позволите?» И он тянет руку за рецептом, но слышит возмущенное от мадам Клопп:

– Лемюэль! У нас есть! У нас все есть! Вряд ли мистер Медоуз с перекрестка Бромвью и Харт, когда-то в своей жизни говорил, что у него чего-то там нет! – Мадам Клопп никогда не упускала случая упомянуть главного конкурента мистера Лемони, мистера Медоуза, с его здоровенной трехэтажной аптекой, штатом аптекарей, учеников и даже посыльных, если вы захотите заказать пилюли с доставкой домой. – Принеси господину его заказ! И поживее!

И Лемюэль Лемони идет в провизорскую комнату, набирает пару пакетиков толченым мелом, после чего всё приносит и с вымученной улыбкой отдает: «Ваш заказ, сэр». И он даже признает вероятность того, что толченый мел поможет им. Нет, разумеется, тот их не вылечит, но они настолько гордые, настолько уверены в том, что им прописал доктор, что, как бы ни продолжали потеть, валяться в жару, биться в ознобе и мочиться в постель, не вернутся, пока весь порошок не выпьют.

А чего только стоят эти здоровенные громилы из портов или с канала, которые вдруг превращаются в розовощеких детей и робко топчутся у стойки, не зная, как сказать, с чего начать и чем закончить. Они озираются по сторонам, лишь сильнее привлекая к себе внимание, пытаются понижать голос, подавать знаки мимикой, как будто поднятые домиком брови и неуверенный оскал переводятся, как «Дюжину пилюль от неправильного использования шила (в одном месте), пожалуйста». Господину аптекарю приходится угадывать, подталкивать их, требовать разъяснений, что вгоняет их в еще больший ступор, и тогда им уже требуется отпускать в довесок «Порошок Грюмма для забывчивых», чтобы они вспомнили, как связывать слова на родном языке.

Но забавнее (утомительнее) прочих хитрецы, которые считают, что если они как следует завуалируют заказ, то никто ничего не поймет.

– Простите, у вас есть клаксоны?

– Клаксоны?

– Да, клаксоны. Как на велосипедах и экипажах.