Стихи - Анатолий Жигулин

* * * Полынный берег, мостик шаткий. Песок холодный и сухой. И вьются ласточки-касатки Над покосившейся стрехой.

Россия... Выжженная болью В моей простреленной груди. Твоих плетней сырые колья Весной пытаются цвести.

И я такой же - гнутый, битый, Прошедший много горьких вех, Твоей изрубленной ракиты Упрямо выживший побег. 1965 Н.А.Некрасов. Сочинения в трех томах. Москва: Государственное изд-во художественной литературы, 1959.

ПАМЯТИ ДРУГА

В.Радкевичу

1

Ушел навсегда... А не верю, не верю! Все кажется мне, Что исполнится срок И вдруг распахнутся Веселые двери, И ты, как бывало, Шагнешь на порог...

Мой друг беспокойный! Наивный и мудрый, Подкошенный давней Нежданной бедой, Ушедший однажды В зеленое утро, Холодной двустволкой Взмахнув за спиной.

Я думаю даже, Что это не слабость Уйти, Если нет ни надежды, Ни сил, Оставив друзьям Невеселую радость, Что рядом когда-то Ты все-таки жил...

А солнце над лесом Взорвется и брызнет Лучами на мир, Что прозрачен и бел... Прости меня, друг мой, За то, что при жизни Стихов я тебе Посвятить не успел.

Вольны мы спускаться Любою тропою. Но я не пойму До конца своих дней, Как смог унести ты В могилу с собою Так много святого Из жизни моей.

2

Холодное сонное желтое утро. Летят паутинки в сентябрьскую высь. И с первых минут пробуждается смутно Упругой струною звенящая мысль.

Тебя вспоминать на рассвете не буду. Уйду на озера, восход торопя. Я все переплачу И все позабуду, И в сердце как будто не будет тебя.

Останется только щемящая странность От мокрой лозы на песчаном бугре. Поющая тонкая боль, Что осталась В березовом свете на стылой заре. 1966 Н.А.Некрасов. Сочинения в трех томах. Москва: Государственное изд-во художественной литературы, 1959.

ПРАВДА Кто додумался правду На части делить И от имени правды Неправду творить?

Это тело живое Не сладкий пирог, Чтобы резать и брать Подходящий кусок.

Только полная правда Жива и права. А неполная правда Пустые слова. 1966 Н.А.Некрасов. Сочинения в трех томах. Москва: Государственное изд-во художественной литературы, 1959.

* * *

Памяти Б.Батуева

Голубеет осеннее поле, И чернеет ветла за рекой. Не уйти от навязчивой боли Даже в этот прозрачный покой.

Потемнела, поблекла округа Словно чувствует поле, что я Вспоминаю погибшего друга, И душа холодеет моя.

И кусты на опушке озябли, И осинник до нитки промок. И летит над холодною зябью Еле видимый горький дымок. 1970 Н.А.Некрасов. Сочинения в трех томах. Москва: Государственное изд-во художественной литературы, 1959.

ИЗ БОЛЬНИЧНОЙ ТЕТРАДИ Ничего не могу и не значу. Словно хрустнуло что-то во мне. От судьбы получаю в придачу Психбольницу К моей Колыме.

Отчужденные, странные лица. Настроение - хоть удушись. Что поделать - такая больница И такая "веселая" жизнь.

Ничего, постепенно привыкну. Ну, а если начнут донимать, Оглушительным голосом крикну: - Расшиби вашу в Сталина мать!

Впрочем, дудки! Привяжут к кровати. С этим делом давно я знаком. Санитар в грязно-белом халате Приголубит в живот кулаком.

Шум и выкрики как на вокзале. Целый день - матюки, сквозняки. Вот уже одно 1000 го привязали, Притянули в четыре руки.

Вот он мечется в белой горячке Изможденный алкаш-инвалид: - Расстреляйте, убейте, упрячьте! Тридцать лет мое сердце болит!

У меня боевые награды, Золотые мои ордена... Ну, стреляйте, стреляйте же, гады! Только дайте глоточек вина...

Не касайся меня, пропадлина!.. Я великой Победе помог. Я ногами дошел до Берлина, И приехал оттуда без ног!..

- Ну-ка, батя, кончай горлопанить! Это, батя, тебе не война!.. - Отключите, пожалуйста, память Или дайте глоточек вина!..

Рядом койка другого больного. Отрешенно за всей суетой Наблюдает глазами святого Вор-карманник по кличке Святой.

В сорок пятом начал с "малолетки". Он ГУЛАГа безропотный сын. Он прилежно глотает таблетки: Френолон, терален, тизерцин.

Только нет, к сожалению, средства, Чтобы жить, никого не коря, Чтоб забыть беспризорное детство, Пересылки, суды, лагеря...

Гаснут дали в проеме оконном... Психбольница, она - как тюрьма. И слегка призабытым жаргоном Примерещилась вдруг Колыма...

...От жестокого времени спрячу Эти строки в худую суму. Ничего не могу и не значу И не нужен уже никому.

Лишь какой-то товарищ неблизкий Вдруг попросит, прогнав мелюзгу: - Толик, сделай чифир по-колымски!.. Это я еще, точно, смогу.

Все смогу! Постепенно привыкну. Не умолкнут мои соловьи. Оглушительным голосом крикну: - Ни хрена, дорогие мои!.. 1975 Н.А.Некрасов. Сочинения в трех томах. Москва: Государственное изд-во художественной литературы, 1959.

* * * Обложили, как волка, флажками, И загнали в холодный овраг. И зари желтоватое пламя Отразилось на черных стволах.

Я, конечно, совсем не беспечен. Жалко жизни и песни в былом. Но удел мой прекрасен и вечен Все равно я пойду напролом.

Вон и егерь застыл в карауле. Вот и горечь последних минут. Что мне пули? Обычные пули. Эти пули меня не убьют. 1981 Н.А.Некрасов. Сочинения в трех томах. Москва: Государственное изд-во художественной литературы, 1959.

ПАМЯТИ ДРУЗЕЙ

Имею рану и справку

Б.Слуцкий

Я полностью реабилитирован. Имею раны и справки. Две пули в меня попали На дальней глухой Колыме. Одна размозжила локоть, Другая попала в голову И прочертила по черепу Огненную черту.

Та пуля была спасительной Я потерял сознание. Солдаты решили: мертвый И за ноги поволокли. Три друга мои погибли. Их положили у вахты, Чтоб зеки шли и смотрели Нельзя бежать с Колымы.

А я, я очнулся в зоне. А в зоне добить невозможно. Меня всего лишь избили Носками кирзовых сапог. Сломали ребра и зубы. Били и в пах, и в печень. Но я все равно был счастлив Я остался живым.

Три друга мои погибли. Больной, исхудалый священник, Хоть гнали его от вахты, Читал над ними Псалтирь. Он говорил: "Их души Скоро предстанут пред Богом. И будут они на небе, Как мученики - в раю".

А я находился в БУРе. Рука моя нарывала, И голову мне покрыла Засохшая коркой кровь. Московский врач-"отравитель" Моисей Борисович Гольдберг Спас меня от гангрены, Когда шансы равнялись нулю.

Он вынул из локтя пулю Большую, утяжеленную, Длинную - пулеметную Четырнадцать грамм свинца. Инструментом ему служили Обычные пассатижи, Чья-то острая финка, Наркозом - обычный спирт.

Я часто друзей вспоминаю: Ивана, Игоря, Федю. В глухой подмосковной церкви Я ставлю за них свечу. Но говорить об этом Невыносимо больно. В ответ на распросы близких Я долгие годы молчу. 1987 Н.А.Некрасов. Сочинения в трех томах. Москва: Государственное изд-во художественной литературы, 1959.

* * *

Б.Окуджаве

Черный ворон, белый снег. Наша русская картина. И горит в снегу рябина Ярче прочих дальних вех.

Черный ельник, белый дым. Наша русская тревога. И 1000 звенит, звенит дорога Над безмолвием седым.

Черный ворон, белый снег. Белый сон на снежной трассе. Рождество. Работать - грех. Но стихи - работа разве?

Не работа - боль души. Наше русское смятенье. Очарованное пенье Словно ветром - в камыши.

Словно в жизни только смех, Только яркая рябина, Только вечная картина: Черный ворон, белый снег. 1978 Анатолий Жигулин. Черные камни. Москва: Книжная палата, 1989.

* * * Летели гуси за Усть-Омчуг на индигирские луга, и всё отчётливей и громче дышала сонная тайга.

И захотелось стать крылатым, Лететь сквозь солнце и дожди, И билось сердце под бушлатом, Где черный номер на груди.

А гуси плыли синим миром, Скрываясь в небе за горой. И улыбались конвоиры, Дымя зеленою махрой.

И словно ожил камень дикий, И всем заметно стало вдруг, Как с мерзлой кисточкой брусники На камне замер бурундук.

Качалась на воде коряга, Светило солнце с высоты. У белых гор Бутугычага Цвели полярные цветы... 1963 Анатолий Жигулин. Черные камни. Москва: Книжная палата, 1989.

* * * Вспоминаются черные дни. Вспоминаются белые ночи. И дорога в те дали - короче, Удивительно близки они.

Вспоминается мутный залив. На воде нефтяные разводы. И кричат, И кричат пароходы, Груз печали на плечи взвалив.

Снова видится дым вдалеке. Снова ветер упругий и жесткий. И тяжелые желтые блестки На моей загрубевшей руке.

Я вернулся домой без гроша... Только в памяти билось и пело И березы дрожащее тело, И костра золотая душа.

Я и нынче тебя не забыл. Это с той нависающей тропки, Словно даль с голубеющей сопки, Жизнь открылась До самых глубин.

Магадан, Магадан, Магадан! Давний символ беды и ненастья. Может быть, не на горе На счастье Ты однажды судьбою мне дан?.. 1966 Анатолий Жигулин. Черные камни. Москва: Книжная палата, 1989.

СОЛОВЕЦКАЯ ЧАЙКА Соловецкая чайка Всегда голодна. Замирает над пеною Жалобный крик. И свинцовая Горькая катит волна На далекий туманный Пустой материк.

А на белом песке Золотая лоза. Золотая густая Лоза-шелюга. И соленые брызги Бросает в глаза, И холодной водой Обдает берега.

И обветренным Мокрым куском янтаря Над безбрежием черных Дымящихся вод, Над холодными стенами Монастыря Золотистое солнце В тумане встает...