Откровение - Дмитрий Глуховский

Первую неделю Валера пребывал в ступоре, и из водочного водоворота сумел выгрести только к середине второй — прочитав случайно в старой газете ту самую хронику происшествий. После этого сходил в городскую баню, собрал по дому все спиртосодержащие жидкости и отнес их на помойку — почитай, сдал в благотворительный фонд.

Встряхнулся.

И поехал осматривать коммунальное хозяйство Новобайдаевского микрорайона — сурового жилмассива, заселенного потомками угледобытчиков.

В Новобайдаевке все было из рук вон — с похмелья Валера понимал это особенно остро. Горячая не шла, в подъездах кровь и моча стояли по щиколотку, а на желтых газовых трубах во дворах девятиэтажек подтягивались динамичные ребята со стрижкой «полубокс».

Сначала Валере захотелось «девяточки», потом — валокордину, но он себя оба раза переборол. Прошел по ЖЭКам, собрал начальников, и в актовом зале девяносто девятой школы, потея от волнения, выступил.

— Товарищи! — срывающимся фальцетом обратился Валера к многоголовой мутноглазой и перегарной гидре, которая оцепенело смотрела на него, выгадывая, как бы его половчее сожрать.

— Товарищи! В Новобайдаевке сегодня все обстоит плачевно! — словно Орджоникидзе на митинге, рубанул Валера.

В зале хамски захрапели.

— Уволен, — вырвалось у Валеры.

Храпевший непристойно почесался и устроился поудобнее, улегшись бочком. Но прочие встрепенулись.

— Сегодня Новобайдаевка — заповедник социализма, — зачем-то сказал Валера. — А я хочу позвать вас за собой в капитализм!

— Дерьмократ! — тетка с химией и в очках, как у Чикатило, встала, сморкнулась и затопала к выходу.

— Давайте оказывать населению услуги! — не отступал Валера. — Почему бы сантехнику не починить кран или трубу? Почему бы газовщикам не приезжать по вызову хотя бы на третий день? Быть может, мы сумеем подать горячую воду под Новый год!

Глаза у слушателей остекленели.

— Небесплатно, разумеется, — негромко, но внушительно, научившись этой чудодейственной интонации у премьер-министра в телевизоре, произнес Валера.

Стеклянный блеск сменился масляным.

— Но как? — робко поинтересовался мужичонка с волосатыми пальцами.

— Будем работать! — зажмурившись от собственной храбрости, как можно уверенней сказал Валера.

Чудес, конечно, не бывает, и горячую так и не дали. Но сначала частично протрезвели сантехники — и первыми сборщиками податей стали обходить все квартиры, где кран потек или там трубу прорвало. Неизбалованные жизнью новобайдайцы готовы были платить — кто сто рублей, кто двести. Половину сантехники оставляли себе, вторую несли в ЖЭК. В ЖЭКах делали также — и половину кассы направляли Валере. Так же и с газовщиками, и с дворниками. Бабкам — спящим агентам социализма, чинили все бесплатно и подмешивали в чай валерьяну. Деньги закапали сначала робко, как вода из только что починенного крана, потом потекли тоненькой энурезной струйкой, а потом и зажурчали веселым ручейком, будто из пробитой хулиганами теплотрассы.

Во второй месяц полмиллиона набралось еле-еле, в третий — уверенно. Валера расправил плечи и надел на них новый костюм в полоску. Заходя в неподотчетные микрорайоны, он уже осматривался в них по-хозяйски, где-то оценивая по достоинству изобретательность местных управ, а где-то и беря на карандаш местные просчеты. Вот два ларька стоят без электричества, например, сигаретами торгуют. Ну проведи ты к ним левый провод, да и стриги себе по две тысячи в месяц. Тысячу — за энергию, тысячу — за отсутствие проверок. Эх, жаль, разрешения на торговлю выдавать нельзя!

Деньги Валера клал в волшебный лифт. Лифт возносился на второй этаж — хотя, судя по скрежетанию в шахте, находился этот второй этаж довольно высоко — и Валера продолжал работать.

В кабинете префекта он уже внимательно присматривался к деталям интерьера, постепенно приобретая вкус к жизни. Кожаное кресло. Компьютер. Вагоночка на стенах такая ровненькая. Вот жить-то как надо!

А вот сам префект все худел на глазах, бледнел — словно рак его жрал.

И однажды, придя на прием по поводу уборки снега, Валера натолкнулся на испуганный взгляд Эммочки.

— Ак на Петра Васильича эта самая… Дело завели… — покраснела секретарша.

Валеру бросило в жар. Он метнулся домой, сгреб все нетрудовые — набиралось уже два миллиона — и хотел сначала отдать в детский дом, потом сжечь, а потом вдруг вспомнил самый первый свой разговор с префектом. Собрал все средства в пакет и бросился к четвертому подъезду администрации. Пробрался мимо снулого охранника, заполз на коленях в обоссанный лифт, положил сбережения на пол — и ничего не прося, ничего! — только записочку с именем оставив — потянулся к кнопкам.

Сначала хотел, как обычно, второй нажать, но потом задумался. Тут уже, верно, не на второй надо, а на третий отправлять, если логически мыслить.

Рискнул. Отправил на третий.

Лишь бы пощадили… Лишь бы не тронули…

Опустошенный, Валера поехал домой и впервые за текущий квартал нажрался.

Через день позвонили из администрации.

Вызвали.

Назначили префектом. Сказали, за успехи в наладке работы ЖКХ.

Поначалу, конечно, было боязно. В освободившийся кабинет Валера входил бочком, за стол садился неуверенно, словно боясь оскорбить память прежнего хозяина, усланного зоркою российской Фемидой куда-то под Братск.

Эммочка помогла справиться. Поскреблась в дверь — покорная судьбе и даже в заискивающем мини. Сексапильненькая вся такая.

— Ак мне эта… Выходить завтра? — потупясь, спросила она, ставя чай под таким углом, чтобы декольте ее вот чуть-чуть что не опорожнилось.

У Валеры в горле пересохло — и он решил не противиться судьбе.

— Закрой дверь, зайка, — чужим голосом сказал он Эммочке. — Будем проводить экзамен на служебное соответствие.

Кроме блудливой секретарши Валере на новой его должности полагались теперь и служебная машина, и квартира в только что сданной новостройке по спеццене, и совсем другие друзья.

Но и работы было невпроворот. В непринужденной беседе на шашлыках Валере объяснили, что на третий этаж ежемесячно нужно было отправлять целый миллион: так уж устроено мироздание.

Друзья приобрелись такие: помощник прокурора, заместитель главы ОВД, начальник санэпидемстанции. Ездили они на битых немецких машинах, но в целом всем в своей жизни были довольны. Слово «лифт», произнесенное ненароком в разговоре с любым из них, непременно вызывало заговорщическую масонскую улыбку.

А Валера, вкусивший скорого успеха, на своей должности через некоторое время заскучал. Вагонка, которой были обиты стены его кабинета, казалась ему уже не такой роскошной, а вот гербовые обои в приемной заместителя мэра, напротив, манили его, обещая запретные удовольствия.

Сначала он попробовал отвлечься развратом и завел вторую секретаршу. Но вскоре жажда деятельности взяла свое и он целиком сосредоточился на подсобном хозяйстве. Кроме Новобайдаевки в его распоряжении была теперь и Байдаевка, и Монтаж, и Верхняя Колония, и Абашево, и Белые Дома, и Три-Четыре. Собирать дань со всех микрорайонов Орджоникидзевского было сложнее. Пришлось работать с кадрами, проводить разъяснительные работы, кого-то из этих кадров отправить под Братск, а кого-то, прости Господи, и подале. Благо среди новых друзей у Валеры были и такие, имена которых всуе произносить не стоило.

Денег стало столько, что оставлять себе все избытки Валере сделалось неловко. Вот он уже первым среди своего круга пересел на довольно новый БМВ. Вот уже и сделал ремонт в своей новостройке. И даже дачку стал строить. А деньги все равно оставались!

Как бы Валера ни проповедовал капиталистические идеалы, а вырос-то он все равно при социализме, и генетическая память у него была будь здоров. Свалившимся на голову он решил ради успокоения совести делиться. Сначала стал заносить в лифт по полтора миллиона, потом по два.

Заместитель мэра от этого Валериного рвения отчего-то был им не слишком доволен. Стал придираться, капризничать, а потом вдруг к Валере пришли знакомиться приятные интеллигентные люди из УФСБ.

Боится, падла, за свое место, понял вдруг Валера. Понимает, что неэффективен. Что не справляется. И сейчас просто уберет Валеру, как снял до этого Петра Васильича. Как в шахматах. Чик — и место оборзевшего коня займет безмозглая пешка.

А почему я должен?! — вдруг взбунтовался Валера. Неужели так и остался терпилой?! Почему кресло заместителя мэра будет занимать никчемный упырь, если я его достойней — вон показатели в лифте сами за себя говорят, поди поспорь с циферью!

Накачанный страхом и гневом, Валера рванул домой. Собрал все, что было, вырвал из тетрадки лист бумаги, записал на нем все свои пожелания — и отвез все это в лифт. Уверенно нажал на кнопку четвертого этажа — и отправил жертву наверх.