Избранная лирика - Алексей Недогонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1941 г.
22 июня 1941 года
Роса еще дремала на лафете,когда под громом дрогнул Измаил:трубач полка —у штаба —на рассветев холодный горн тревогу затрубил.
Набата звук,кинжальный, резкий, плотный,летел к Одессе,за Троянов вал,как будто он не гарнизон пехотный,а всю Россию к бою поднимал!
1941 г.
Тепло
Погодане сыраи не простудна.Она, как жизнь,вошла и в кровьи в плоть.Стоял такой мороз,что было трудноштыкомбуханку хлеба расколоть.
Кто был на фронте,тот видал не раз,как следом за трассирующим блескомв знобящей мгле над мрачным перелескомлетел щегол, от счастья пучеглаз.
Что нужно птице, пуле вслед летящей?Тепла на миг?Ей нужен прочный кров.
А мне довольно пары теплых слов,чтобы согреться в стуже леденящей.
1941 г.
«Говорят, что степень зрелости…»
Говорят, что степень зрелости:примерять, прикидывать,чтоб остаться в цельной целости,чтобы виды видывать.
Я всегда в глаза завидовалтем, кто мог прикидывать,но потом в душе прикидывал:стоит ли завидовать?
Если случаем положено,то яснее ясности —жизнь солдат не отгороженаот беды-опасности.
Сокрушаться, братцы, нечего:смерть в бою сговорчива, —люди метой не помечены,пуля неразборчива.
Пуля-дура скосит каждого —петого, отпетого…Говорят — ни капли страшного,если все неведомо.
Если свистнет во мгновение,вспомнишь ли заранеематушки благословение,женки заклинание?..
Для солдата степень зрелости:это жить душой без хворости,на крутой звериной смелости,на любой проклятой скорости,
на движении рискованном,на ночном совином зрении,на бессмертном, бронированномтанковом ожесточении…
1943 г.
Весна на старой границе
Александру Лильеру
В лицо солдату дул низовый,взор промывала темнота,и горизонтна бирюзовыйи розовый менял цвета.
Передрассветный час атаки.Почти у самого плечазвезда мигала, как во мракене догоревшая свеча.
И в сумраке, не огибаяготовой зареветь земли,метели клином вышибая,на Каму плыли журавли.
Сейчас рассвет на Каме перист,лучист и чист реки поток,в ее низовьях — щучий нерест,в лесах — тетеревиный ток.
Солдат изведал пулевые,веселым сердцем рисковал,тоски не знал, а тут впервые,как девочка, затосковал.
Ему б вослед за журавлями —но только так, чтобы успеть,шумя упругими крылами,к началу боя прилететь…
Возникнуть тут, чтоб отделеньеи не могло подозревать,что до начала наступленьясолдат сумел одно мгновеньена милой Каме побывать…
Вдруг — словно лезвие кинжала:вдоль задремавшего стволамышь полевая пробежала,потом рукав переползла,
потом… свистка оповещенье.Потом ударил с двух сторонуральский бог землетрясенья —стальных кровей дивизион!
Взглянул солдат вокруг окопа:в траве земля,в дыму трава.Пред гребнем бруствера —Европа,за гранью траверса —Москва!
1944 г.
Висонтлааташра, капитан!
Есть такая песенка в Унгарии,пели в дни войныееодну(с грустью провожают очи кариекапитана-венгра на войну).
Кружится пластинка патефонная —веры и заклятья талисман,напевает женщина влюбленная:«Висонтлааташра[1], капитан!»
Дни и ночи та пластинка кружится —хриплое эстрадное былье, —скорбная хозяйка домаЖужицакаждый вечер слушает ее.
Кончится круженье патефонное —бой стенных,полночныйзимний час,—вновь заводит женщина бессоннаявсе одну и ту ж.В который раз!
…От карпатского селенья Клаури —через Будапештна Сомбатель —над землею этойв белом траурекружится гигантская метель.
Сумасшедшая пластинка кружится;кажется,что к Дону сквозь туманв этот час выходит в черном Жужица:«Висонтлааташра, капитан!..»
Мы над скорбью женщины не охали,не вздыхалилживым холодком,спусковыми у виска не грохали,в двери не стучали кулаком.
Мы ей отвечали состраданием,мы щадили ту слезу в глазах,что зовется вдовьим заклинаниемна кровавых всех материках.
Венгрия
1945 г.
Бессонница
Торжественный финал похода,отбой бессонниц и дорог.У каждогочетыре годанедосыпаний и тревог.
В своих глазахв края чужиенесли, как отраженье, мыогонь сожженных сел России,пожаров красные дымы.
Полки бессонниц вместе с намивошли в Берлинсквозь Сталинград.
Волжане с красными глазамипод Красным знаменем стоят.
День Победы
1945 г.
Башмаки
Открыта дорога степная,к Дунаю подходят полки,и слышно —гремит корпусная,и слышно —гремят башмаки.
Солдат Украинского фронтадо нервов подошвы протер —в походе емудля ремонтаминуту отводит каптер.
И дальше:Добруджа лесная,идет в наступленье солдат,гремит по лесам корпусная,ботинки о камни гремят.
И входят они во вторуюдержаву —вон Шипка видна!За ними вослед мастерскуюнесет в вещмешке старшина.
— Обужа ведь, братец, твоя-тоизбилась.Смени, старина…— Не буду, солдаты-ребята,в России ковалась она…
И только в Белграде ботинкиснимает пехоты ходок:короткое время починки —по клену стучит молоток.
(Кленовые гвозди полезней, —испытаны морем дождей;кленовые гвозди железнейграненых германских гвоздей!)
Вновь ладит ефрейтор обмотки,трофейную «козью» сосет,читает московские сводкии — вдоль Балатона —вперед!
На Вену пути пробивая,по Марсу проходят стрелки:идет на таран полковая,мелькают в траве башмаки!
…С распахнутым воротом —жарко! —пыльца в седине на висках —аллеей Шенбруннского паркаефрейтор идет в башмаках.
Встает изваянием Штраус —волшебные звуки летят,железное мужество пауз —пилотку снимает солдат.
Ах, звуки!Ни тени, ни веса!Он бредит в лучах голосови «Сказкою Венского леса»,и ласкою Брянских лесов,
и чем-то таким васильковым,которомутысячи лет,которому в веке суровомни смерти,ни имени нет,
в котором стоят,как живые,свидетели наших веков,полотна военной Россиии пара его башмаков!
1945 г.
Лилии
Они такой не знали перемены,не ведали моторной высоты;они со мной летели из-под Вены —воздушные австрийские цветы.
Могло казаться, что они — из дыма,что облачко вот этих лепестковрукою ветра сорвано незримов густом саду альпийских облаков.
…Рассвет.Карпаты.Ветер глухо воет.Я вниз смотрю. И в заревóм огнесквозь трепетный оконный целлулоидРоссия пробивается ко мне.
Сквозной тысячеверстной полевоюлежит она в скрещении дорог…Перед полуднем над моей Москвоюкружился иностранный лепесток.
Он был в туманной дымке, как баллада.Его, без напряженья, с высотымагнитом Ботанического садапритягивали русские цветы.
…В австрийской вазе с влагою Дуная,как память о поверженной земле,стоит, о Венском лесе вспоминая,букет Победы на моем столе.
Его степные ветры опалили,на немчужих, сухих лучей следы;сюит и ждетбукет австрийских лилийприкосновенья утренней звезды.
1945 г.
