Нежность. Сборник рассказов - Татьяна Ильдимирова

Мы с нею были совершенно разными, но самая лучшая дружба складывается не с похожими людьми, а с понимающими, умеющими сопереживать.

Санька теперь живет в Москве и собирается в скором времени перебраться в Швецию. Наша дружба переехала в социальную сеть и стала пресной и жиденькой, как суп из школьной столовой. Иногда мы обмениваемся короткими сообщениями в фейсбуке: как дела – отлично – едем в отпуск на Сицилию – поменяла работу – была у родителей, они передают тебе привет – тебе идет стрижка – с днем рождения! любви! – спасибо, дорогая. Машинально ставим лайки на картинки с котятами и отпускные фотографии: Санька в бикини на берегу Эгейского моря, я – в той же позе по щиколотку в средиземноморском раю; Санька с мужем поедают лобстеров (муж старше ее не меньше, чем на десять лет, небрит и могуч, как викинг, с татуировкой на плече), я позирую на фоне древних руин; свадебная фотосессия Саньки – триста фотографий со свежеиспеченным мужем у памятников, у мужа на руках, в лесу, у фонтана: пышное платье до колен, малиновые шпильки, лицо – чужое, не меньше часа рисованное визажистом, и пьяные от счастья глаза.

Однажды, когда я была в командировке, мы с ней встретились и посидели часок в «Шоколаднице»; я выпила две чашки кофе и коктейль – говорить было особо не о чем. Похвастались каждая своими успехами, обменялись парой комплиментов, вспомнили что-то незначительное из школьных лет – все, как на встрече выпускников, и было до того тоскливо, что хотелось уехать в гостиницу и пораньше лечь спать, закончив этот напрасный день.

А ведь когда-то я любила Саньку и страшно ревновала к другим ее друзьям. Я по-дурацки привязывалась к людям, а Санька была моей единственной школьной подругой. Мне хотелось плакать, если иногда она хотела сесть за парту с другой девочкой, а стоило ей пропустить школу, как весь день без нее делался напрасным.

Помню, как я однажды призналась ей: «Мне Виталий Алексеевич очень нравится»

Это было во время дежурства. Отбывая трудовую повинность, мы по очереди лениво елозили шваброй по полу, попутно собирая шпаргалки, пустые стержни от ручек, шелуху от семечек и прочую ерунду, и оттирали зубной щеткой черные полосы, оставленные на линолеуме взрослыми каблуками наших одноклассниц.

– Мне тоже, – ответила Саша, с отвращением выжимая в ведро склизкую тряпку, – Он клевый. Жаль, что такой взрослый.

Тогда нам было по пятнадцать, Вам – двадцать семь.

– Когда-нибудь мне будет двадцать, а ему – тридцать два. Это нормально! У моих родителей была такая же разница в возрасте и ничего. Развелись, правда.

– Все равно это много, – уперлась Санька. – Через десять лет у него уже будут борода, жена и двое детей. Может, даже начнет лысеть. Фу! Представь себе Виталика лысым! Будет чахнуть над какой-нибудь диссертацией, такой противный, занудный профессор кислых щей.

Не знаю, Виталий Алексеевич, поверите ли Вы мне, но больше я никогда не рассказывала Саньке о Вас. Все, что случилось после, было моим сокровенным, не допускающим свидетелей, которые запросто, пусть и не со зла, могли бы охать, удивляться, посмеиваться, сплетничать, убеждать, что я чувствую неверно – и все испортить.

– Он прикольный, да, – говорила Санька. – Как выдаст что-нибудь! Помнишь, как на прошлой неделе мы что-то разболтались, он к нашему столу подошел и таким проникновенным голосом: «Девушки! Выдам семечки, отправлю к бабушкам на лавочку!»

***

Недавно один из моих приятелей (пятничными вечерами в нем просыпался доморощенный философ) спросил меня алкогольным голосом: «Чего ты вообще хочешь от жизни?» Когда такое спрашивают, всегда хочется отшутиться: «Шубу» или «Мира во всем мире». Тогда я сказала нечто банальное – кажется, про семью и детей. Ему не нужна была моя честность. А Вам я могу сказать правду.

Мне нравится моя жизнь, спокойная и правильная. Иногда я иду вечером с работы по аллее, и внутри все замирает от тихого благодарного счастья, когда я смотрю на оранжевые шары фонарей в осенней мороси или танцующем снегопаде: издали кажется, будто они парят в воздухе, а жизнь становится вкусной, как в детстве – петушок на палочке. Порой мне остро не хватает одиночества: в мире, в котором есть вай-фай и мобильные телефоны, сложно в полной мере наслаждаться уединением. А бывает наоборот – недостает ощущения, что моя душа принадлежит другому человеку. Мне хочется, чтобы снова мне кто-то понравился до головокружения, до мурашек, до желания кричать от радости: так, будто мне снова семь лет и я прыгаю на пружинистой кровати, вынесенной во двор, или словно в первый день на море, со всех ног несусь, чтобы прыгнуть в волны.

Вот, например, одно из подобных воспоминаний (налетает – и сердцу тепло).

Ранняя осень: сухая, нагретая, все еще летняя.

Мы учились в первую смену и после уроков всегда шли гулять. Покупали в буфете чего-нибудь попить, жареные пирожки, большую шоколадку на двоих и шли на набережную. Я тащила в руках новое красное пальто, которое хотелось надевать каждое утро, хотя днем солнце еще поддавало жару. На набережной мы находили свободную скамейку, съедали пирожки, запивали теплой колой (вспоминаю – и начинает болеть живот). Потом, медленно посасывая дольки шоколада, оставляющие сладкие следы на пальцах, слушали музыку в плеере. По наушнику каждой. Queen, или Pink Floyd, или Romantic Collection, или сборник «Волшебный саксофон». Или кассеты, которые давал послушать Санин сосед-байкер – нам редко нравилась эта музыка, но Санька слушала, от старания закрывая глаза, словно через маленький наушник можно было узнать и понять про этого соседа что-то важное.

Солнечно и легкомысленно. Речной ветерок щекочет лицо. В воздухе маняще пахнет жареной кукурузой и началом листопада.

– Здравствуйте, девушки! – услышали мы.

– Здравствуйте, Виталий Алексеевич, а мы вас и не заметили! – воскликнула Санька.

– Гуляете? Отдыхаете от трудов праведных?

Мы кивнули.

– Что слушаете? – спросили Вы.

– Пинк Флойд, – сказала Саня. – Вам нравится Пинк Флойд?

– Отличная группа. Любите классический рок?

– Очень. О! Виталий Алексеевич! – встрепенулась Саня. – А вы что советуете нам послушать?

Призадумавшись, Вы ответили:

– Тори Эймос, например. Знаете такую?

– Нет. А что это за музыка?

– Хорошая музыка. Скорее всего, вам понравится. Кстати, Саша, вам очень идет эта стрижка.

– Спасибо, – зарделась Саня и поправила волосы.

– Ну, счастливо. Да, Лариса! – Вы остановились и повернулись ко мне. – Подготовьте последнюю тему, я завтра вас обязательно спрошу.

Поиски хорошей музыки тогда, до эры победившего интернета, были делом сложным. Кассеты подолгу искали в ларьках, записывали с радио, по ночам карауля нужную песню, переписывали друг у друга, пока пленка не начинала подхрипывать, морщиться и заедать. Одним из способов было позвонить на радио «Европа плюс» и попросить поставить нужную песню в программе «Презент». Я нашла кассету Тори Эймос только через два месяца, слушала ее в наушниках ночью под одеялом по два-три раза и представляла, что держу Вас за руку, а мое сердце переворачивалось в груди, словно щенок перед большой собакой.

Все это было счастьем.

***

Знаете, почему я не позвонила Вам раньше?

Потому что я боялась почувствовать то же самое. Или не почувствовать ничего.

II

– Я занимаюсь йогой с твоей бывшей учительницей, – говорит утром бабушка.

– С кем это? – спрашиваю я, отхлебнув чай.

– С Евгенией Михайловной. Она давно не работает в школе, теперь она тренер, очень гибкая женщина, это удивительно в таком возрасте, – бабушка ставит вымытые тарелки в шкаф и говорит без остановки. – Ее муж тоже йог. Смешной такой, лысый, как коленка. Заходит за ней после тренировок, и они вместе идут домой. Они живут где-то недалеко от нас. Иногда собаку выгуливают на пустыре. У них, представь себе, дог. Дурной до невозможности. На людей бросается, все орут со страху, а ему обниматься, видите ли, надо!

Я не знаю, чему удивляться сильнее – новостям про Евгешу или тому, что бабушка увлеклась йогой. Я представляю ее в позе лотоса и с трудом давлю смешок.

– Мы однажды говорили о тебе. Она же прекрасно тебя помнит, расспрашивала, где ты живешь, чем занимаешься. Я ей сказала, будто ты замужем.

Во рту привкус горькой лимонной цедры:

– Зачем было врать?

– Просто сказала. Подумаешь, а что такого-то? – бабушка отворачивается к окну и поглаживает листья лимона. У нее на подоконниках целый ботанический сад. – И потом, ты тогда дружила с этим своим архитектором. У вас вполне могло получиться. Все к тому и шло. Мы с дедом ждали приглашения на свадьбу. Я даже купила вам чайный сервиз, – чем дольше она говорит, тем острее звучит в ее голосе обида. – Если хочешь, можешь увезти, что ему пылиться…. На антресолях коробка….