Список Шиндлера - Томас Кенилли

Так что, может, лучше будет ограничиться пока лишь намеком на странные добродетели герра Шиндлера и перейти к повествованию о людях, в общении с которыми они проявлялись.

Добравшись до конца улицы Страшевского, машина проехала мимо черной громады Вавельского замка, из которого высокочтимый юрист национал-социалистической партии Ганс Франк правил Польшей в качестве генерал-губернатора. Как и полагалось замку, в котором обитал дух зла, в нем не наблюдалось ни проблеска света. И герр Шиндлер, и его водитель старались не глядеть на эту твердыню, когда машина поворачивала на юго-запад, в сторону реки. На мосту в Подгоже, перекинутом через замерзшую Вислу, их остановила охрана, которая была обязана препятствовать проникновению в город партизан и прочих вредителей, и солдаты потребовали от водителя рassierschein. Герр Шиндлер часто проезжал через этот пропускной пункт, направляясь то со своего предприятия (на территории которого у него тоже были апартаменты) в город – по делам, или же из своей квартиры на Страшевского – на заводы в предместье Заблоче. Привыкнув к тому, что он всегда появляется после наступления темноты, охрана пропускала его без особых формальностей, зная, что пассажир лимузина направляется то на обед, то на прием, а то и к себе домой спать; а может, вот как сегодня вечером – за десять километров от города, в концентрационный лагерь в Плачуве, где его ждал обед с гауптштурмфюрером СС Амоном Гетом, высокопоставленным сластолюбцем. Поскольку герр Шиндлер пользовался репутацией щедрого дарителя горячительных напитков под Рождество, его автомобиль без особых задержек проследовал в пригород Подгоже.

Несмотря на свою любовь к вкусной еде и выдержанному вину, герр Шиндлер воспринимал сегодняшний обед у коменданта Гета скорее с омерзением, чем с удовольствием. И так было всегда: необходимость общаться и пить с Амоном не вызывала у него иных чувств, кроме тягостных, неприятных. Тем не менее отрицательные эмоции герра Шиндлера носили и слегка пикантный оттенок: возбуждение от предвкушаемого омерзения было сродни предвкушению средневековых мистерий – эмоции, можно сказать, больше подхлестывали Шиндлера, нежели обессиливали его.

Расположившись в салоне «Адлера», обтянутого черной кожей, герр Шиндлер ехал вдоль трамвайных путей, которые с недавнего времени обозначали границу еврейского гетто, и, как всегда, непрерывно курил. Так он обретал спокойствие. Нет, его манера вести себя не страдала напряженностью; он всегда отличался изысканностью поведения и неизменно полагал, что вслед за бутылкой хорошего коньяка приходит черед дорогой сигареты. Он так и не смог понять, принес ли ему облегчение глоток из фляжки, к которой он приложился, проезжая по вымершей почерневшей местности и глядя, как по дороге на Львов тянется череда теплушек для скота, в которых могли быть солдаты, или заключенные, или – хоть в это было труднее поверить – коровы.

Оказавшись в пригороде, километрах в десяти от центра города, «Адлер» повернул направо, на улочку, которая, по иронии судьбы, носила название Иерусалимской.

Ночь начала забирать морозцем, и в стылом воздухе Шиндлер сразу увидел под холмом разрушенную синагогу, а затем скопление строений, которое в те дни получило название «Иерусалим» – концентрационный лагерь Плачув, барачный поселок, в котором размещалось 20 тысяч представителей беспокойного еврейского племени. Украинская полиция и люди из ваффен СС любезно встретили у ворот герра Шиндлера, ибо и здесь он пользовался не меньшей известностью, чем на мосту в Подгоже.

Поравнявшись с административным зданием, «Адлер» двинулся по тюремной дороге, вымощенной еврейскими надгробиями. Еще два года назад на месте лагеря размещалось еврейское кладбище. Комендант Гет, считавший себя поэтом, использовал его памятные плиты, не задумываясь о возникшей метафоре. Это была дорога, устланная надгробьями и разделившая лагерь на две половины…

Дорога обрывалась, не доходя до виллы, занятой лично комендантом Гетом.

С правой стороны, за казармами охраны, располагалась бывшая еврейская покойницкая. Умирали тут часто, причиной смерти служило истощение. Но ныне это помещение служило конюшней для коменданта. Шиндлер уже попривык к черной иронии текущего момента. По общему мнению, если ты в те годы мог с юмором оценивать такие «небольшие накладки» нового миропорядка в Европе, то, значит, принимал их, они становились частью твоего мировосприятия. А широта мировоззрения у Шиндлера была поистине необъятна.

Заключенный Польдек Пфефферберг тоже направлялся этим вечером на виллу коменданта. Лизек, девятнадцатилетний посыльный коменданта, явился в барак Пфефферберга с пропуском, подписанным унтершарфюрером СС. Проблема, с которой он столкнулся, заключалась в том, что в ванной комнате забило сток, и Лизек опасался, что получит беспощадную выволочку, когда утром герр комендант захочет принять ванну. Пфефферберг, который когда-то был учителем Лизека в старших классах гимназии в Подгоже, работал в гараже лагеря и имел доступ к химикалиям. Вместе с Лизеком он отправился в гараж, где взял гибкий шланг со щеткой на конце и канистру с растворителем. Пребывание на вилле коменданта всегда могло закончиться чем угодно, но оно включало в себя и возможность подкормиться у Хелен Хирш, тихой и запуганной прислужницы Гета, которая в свое время тоже была ученицей Пфефферберга.

Когда «Адлер» герра Шиндлера приблизился к вилле на сто метров, разнесся собачий лай – это подали голоса датский дог, волкодав и другие псы, которых Амон держал в конурах за домом.

Вилла представляла собой квадратное строение с мансардой. Окна наверху выходили на балкон. Вдоль всего здания шла веранда с балюстрадой – Амон Гет любил сидеть в теплые дни на свежем воздухе. После приезда в Плачув он заметно прибавил в весе. Следующим летом ему будет стыдно показаться на пляже…

Но по крайней мере в этом подобии Иерусалима он был избавлен от насмешек.

У двери виллы стоял унтершарфюрер СС в белых перчатках. Отдав честь, он пригласил герра Шиндлера в дом. В вестибюле вестовой-украинец Иван принял у герра Шиндлера пальто и широкополую шляпу. Шиндлер коснулся нагрудного кармана смокинга, дабы увериться, что не забыл подарок для хозяина: золотой портсигар, приобретенный на черном рынке. Амон настолько преуспел, особенно имея дело с конфискованными драгоценностями, что подношение менее ценное, чем золотое изделие, просто оскорбило бы его.

Двойная дверь вела в обеденный зал, где музицировали братья Рознеры – Генри на скрипке, Лео на аккордеоне. По настоянию Гета, они оставляли полосатую лагерную одежду в малярной мастерской, где работали днем, и надевали вечерние костюмы, которые для таких случаев хранили в своем бараке. Оскар Шиндлер знал, что, хотя комендант обожал их исполнение, Рознеры никогда не чувствовали себя в безопасности на вилле. Они видели слишком многое, имеющее отношение к Амону. Они знали, насколько легко он со своей неустойчивой психикой выходит из себя и подвергает людей наказаниям ex tempore. Играли они со всем старанием, надеясь, что их музыка не вызовет у хозяина внезапного необъяснимого взрыва бешенства.

Этим вечером за столом у Амона Гета собралось семь человек. Среди расположившихся по обе стороны от Шиндлера гостей находились Юлиан Шернер – глава СС в районе Кракова и Рольф Чурда – шеф краковского отделения СД, службы тайной полиции покойного Рейнхарда Гейдриха. Шернер был оберфюрером – ранг в СС, соответствующий промежуточной стадии между полковником и бригадным генералом, для которого не нашлось армейского эквивалента; Чурда же был оберштурмбаннфюрером, то есть подполковником. Гет имел звание гауптштурмфюрера, или капитана. Шернер и Чурда считались самыми почетными гостями, поскольку лагерь находился в их подчинении. И тот, и другой были ненамного старше коменданта Гета. Шеф СС Шернер выглядел человеком средних лет – в очках, лысый и с заметным намеком на тучность. Его протеже Гет вел сибаритский образ жизни, поэтому разница в годах между ними почти не сказывалась.

Самым старшим в компании был герр Франц Бош, ветеран Первой мировой войны, под его руководством в Плачуве состояли различные производства, законные и тайные. Кроме того, он был «экономическим советником» Шернера и имел деловые интересы в городе.

Оскар презирал и Боша, и обоих шефов полицейских служб – Шернера и Чурду. Но сотрудничество с ними было жизненно важно для существования его собственного предприятия в Заблоче, поэтому он регулярно преподносил им подарки. Единственными гостями, к которым Оскар испытывал дружеское расположение, были Юлиус Мадритч, владелец предприятия по пошиву форменной одежды, расположенного здесь же, в лагере, и его управляющий Раймонд Титч. Мадритч был на год или около того младше Оскара и коменданта Гета. Он был предприимчив, но достаточно гуманен, и если бы от него потребовалось оправдать существование столь прибыльного предприятия в концлагере, он мог бы сказать, что его фабрика дает работу почти четырем тысячам заключенных – и тем самым спасает их от жерновов смерти. Раймонд Титч, которому было слегка за тридцать, стройный и сдержанный, недвусмысленно демонстрировавший желание как можно раньше покинуть вечеринку, непосредственно управлял предприятием, работая рука об руку с Мадритчем. Он контрабандой протаскивал в лагерь грузовики с кормежкой для своих заключенных – это были дерзкие акции, которые в конце концов закончились для него тюрьмой СС и Освенцимом.