Журнал «Вокруг Света» №08 за 1981 год - Вокруг Света

До конца сезона скалолазы-геологи успели пройти двенадцать маршрутов. Обследовали 150—200 метров — приблизительно третью часть стены.

И снова Ленинград, занятия в горном институте. Защитив дипломный проект по поисково-оценочным работам на лазуритовом месторождении Ляджвар-Дары, уезжает на Север геолог Володя Ильин. Сейчас он работает на Новой Земле.

— Я сменил большие высоты на высокие широты,— смеется Володя,— но не изменил геологии. Это наша семейная профессия...

В 1971 году изучение мраморной стены продолжают Дима Моисеев и два новичка — Саша Владимиров и Леша Бауман.

— Начали с оборки,— рассказывает Дима Моисеев,— затем продолжали исследовать стену по длине. Учтя прошлогодний опыт, отказались от работы в одиночку. Теперь один спускался по веревке, другой страховал его дополнительной веревкой сверху. Так надежнее. Мрамор — веревки трутся на глазах... В 1972 году обследование пятисот метровой (по длине) ляджвар-даринской мраморной стены было закончено. А на следующий год Моисеев защитил дипломный проект по месторождению лазурита. Сейчас Дмитрий Моисеев начальник отряда Кольской поисковой партии. Ищет аметистовые щетки.

— Работу наших скалолазов на Ляджвар-Даре трудно переоценить,— говорит Борис Эфрос.— Выполнили они ее отлично, квалифицированно, Посадили «линзочки» на фототеодолитный план — сделали геологический план стены. Это сыграло огромную роль в дальнейшей разработке месторождения. К 1975 году с помощью бурения была доказана распространенность линз в пласте мрамора до 60 метров от плоскости стены. Найдены линзы лазурита еще выше по стене и на ее продолжении. Месторождение — на десятки лет работы...

Синие камни в природе — большая редкость. Но сколько красоты скрыто в них...

По совету геологов, я пошел в Эрмитаж посмотреть изделия из лазурита. Георгиевский зал, огромная карта Советского Союза, выложенная из самоцветов. Все моря набраны из лазурита. В этом же зале две огромные лазуритовые вазы. Уже сумерки, зал освещен слабо, и темно-синие вазы кажутся почти черными.

Фельдмаршальский зал. Чаша из темного лазурита. Изготовлена в 1836 году.

Зал Малый просвет. Лазуритовые вазы, стоящие здесь, созданы в Екатеринбурге мастером Г. Налимовым в середине прошлого века. Между вазами стоит резной деревянный стол с лазуритовой столешницей. По синему фону бегут, извиваясь, тонкие прожилки белого мрамора. Цвет лазурита неоднородный: больше темного, густого, как грозовая туча, но иногда попадаются кусочки совершенно светлые, словно лепестки незабудок...

А вот еще одна столешница, в дальнем углу Павильонного зала. Она целиком из светлого лазурита — какой другой камень мог бы передать цвет морской воды? На дне растут водоросли, лежат камушки и ракушки, ползают улитки, волоча свои закрученные в спираль домики. Мастер не забыл изобразить даже тени от улиток. Столешница «Морское дно» создана во Флоренции в 1760 году. К сожалению, имя мастера не указано.

Все вазы и столешницы Эрмитажа из бадахшанского лазурита. Может быть, в недалеком будущем появятся не менее прекрасные изделия из лазурита Ляджвар-Дары...

Леонид Замятин Фото Юрия Костюкова

Ляджвар-Дара — Ленинград

Утро второго дня

Двенадцать добровольцев

Последняя посадка нашего самолета перед Манагуа была в Сальвадоре. Мы даже не смогли выйти из самолета: его окружили солдаты с автоматами. Глядя на наши недовольные лица, пилот заметил: «Все это к лучшему, сеньоры, к чему здесь выходить? Кто знает, что произойдет в Сальвадоре через час?»

В аэропорту Манагуа боец сандинистской милиции — милисиано — основательно изучает паспорта, визы. Дорога в город открыта. Мой взгляд задерживается на часах: в громадном зале ожидания выстроились в ряд часы, показывающие время в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Лондоне, Дели и Токио. Часы эти установили еще при Сомосе. Никарагуанский коллега рассказывает, что здесь были еще одни часы: они показывали московское время. Узнав об этом, Сомоса пришел в ярость и приказал их немедленно уничтожить. Часы убрали, того, кто их поставил, тоже, но время от этого не остановилось. Сегодня самолеты Аэрофлота совершают регулярные рейсы из Москвы в Никарагуа — Hepea Гавану...

Вечером в Манагуа неоновое освещение, ходят новые автобусы, на улицах оживленное движение. У нас люди гуляют обычно по центру города. В Манагуа городского центра нет.

Ночью 27 декабря 1972 года землетрясение полностью уничтожило центральную часть Манагуа. Погибло более десяти тысяч человек. Денежные средства, поступившие в помощь со всего мира, Сомоса перевел на свой личный банковский счет. Но в центре Манагуа машины с тех пор так и ездят по асфальтовым магистралям среди развалин, поросших травой. В декабре 1980 года революционное правительство приступило к восстановлению центра столицы.

Манагуа выглядит очень спокойным городом.

В последнем вечернем выпуске новостей по телевизору передают интервью с двумя бойцами сандинистской милиции — братьями Фелипе и Эваристо Саенс Кастильо. Ночью 6 января 1981 года братья вместе с десятью товарищами атаковали одну из сомосистских банд возле местечка.

Лос-Сипресес в двадцати километрах севернее Матагальпы. Операцией руководил Фелипе. Нам сообщили, что банда состоит из сомосистов, прежде сбежавших в Гондурас.

— В ноябре они появились в доме Висенте Флореса, спрашивали о его сыне Пабло: по их словам, Пабло сообщил нам о местонахождении банды. Пятью выстрелами Вальтер убил старого крестьянина... По информации, поступившей от крестьян, они собирались взорвать электростанцию. Мы следили за ними. Крестьяне рассказали, что бандиты все время начеку и поэтому приближаться к ним надо очень осторожно. Нас было двенадцать — добровольцы из бойцов четвертого округа.

Мы пробирались ползком в полной темноте. По плану атака должна была начаться за четверть часа до полуночи. Оставалось полчаса. По нашим расчетам, до сомосистов было метров триста, когда они неожиданно открыли стрельбу. Эваристо был ранен в голову. Мы ответили. Перестрелка продолжалась минут пять, после чего послышались крики. Я приказал прекратить огонь и крикнул сомосистам, чтобы они сдавались. Вышли четверо. Мы связали их. Потом обыскали здание и нашли трупы еще шестерых бандитов.

Эту банду крестьяне называли «зоопарком», потому что бандиты дали друг другу звериные клички — Медведь, Волк; только главаря Касеро Эрнандеса называли Вальтером.

— «Зоопарку» Вальтера пришел конец,— сказал Фелипе,— но из Гондураса на нашу землю приходят новые и новые банды...

Город Леон

На другой день мы поехали по панамериканскому шоссе в Леон, второй по величине город Никарагуа. Развенчивая славу супершоссе, оно являло собой узкую разбитую полоску.

— Сомоса ни на что не давал денег. Он был скуп, когда дело касалось страны, народа, но не жалел ничего для себя,— говорит моя провожатая София Гидо.— Сомосу мало интересовали дороги. Он предпочитал вертолет — надежнее и безопаснее.

По сторонам дороги — хлопчатник. Плантации ждут сборщиков, десятки тысяч быстрых пальцев. В стране почти нет хлопкоуборочных комбайнов. Во времена Сомосы тысяча рук была дешевле одного комбайна. А у нового правительства на машины пока нет денег...

Впереди маячит вечно курящийся вулкан Момотомбо. Мы едем по земле вулканов и землетрясений. До сих пор дымит вулкан Сантьяго возле города Масайя, дым иногда доходит и до Манагуа...

Вдоль дороги пошли сады — окраины города, и мы незаметно въезжаем в Леон. Старинное — двести лет — здание университета в центре. С правой стороны полсотни двухэтажных домов в строительных лесах: новые государственные квартиры для жителей Леона.

На узких улицах Леона одностороннее движение. Мы петляем между старинными домами. На Пласа-де-Армас древний собор, грустный каменный лев сторожит скульптуру Рубена Дарио, величайшего поэта Никарагуа и Центральной Америки. Леон был колыбелью вольнолюбия: отсюда и начала свое победное шествие сандинистская революция.

В леонском штабе Сандинистского молодежного союза его руководители рассказывают о событиях последних лет.

— В январе 1979 года,— начинает свой рассказ секретарь союза Ноэль Верела Кинтана,— когда наступление сомосистов против нашего движения усилилось, пятеро безоружных студентов заняли собор в знак протеста против нищеты. Сомосисты схватили их и тут же, в церкви, замучили до смерти. Мы ответили нападениями на отряды Национальной гвардии... В мае 1979 года молодые сандинисты Леона начали организованные действия. Товарищи из центра прислали сюда Дору Марию Перес, «Команданте Дос» — «Коменданта Два».

— Жители Леона с января 1979 года до самой победы держали сомосистов в постоянном страхе,— вступает в разговор Педро Уртадо Вега, секретарь областной организации. На его столе среди бумаг лежит пистолет.— В городе мы построили баррикады, национальные гвардейцы не осмеливались появляться на улицах в одиночку — только группами и на машинах. В домах мы организовали склады продовольствия для снабжения населения и партизан, наладили пункты первой помощи. Улицы охраняли комитеты гражданской обороны. Мы обучали молодежь обращению с оружием — пистолетами и автоматами, отобранными у гвардейцев. Университет опустел: студенты сражались на баррикадах. В те дни наши ребята поджигали урожай на землях помещиков-сомосистов, которые переправляли урожай за границу. Сейчас другая задача — мы охраняем поля от бандитов: стране необходимы кофе, кукуруза. В воскресенье мы, сто шестьдесят добровольцев, помогали крестьянам собирать хлопок.