Журнал «Вокруг Света» №08 за 1981 год - Вокруг Света

— Познакомьтесь с нашей подборкой советских периодических изданий,— любезно предложил нам профессор Калифорнийского университета в Фуллертоне Роберт Фельдман — Я настойчиво рекомендую студентам просматривать эти материалы. А потом мы вместе обсуждаем их, снабжая необходимыми комментариями. Сам я не раз бывал в СССР и использую в лекциях массу личных впечатлений

О том, чего стоят эти впечатления и комментарии, мы узнали днем позже, на встрече с участниками семинара профессора Фельдмана. Старшекурсники довольно ловко оперировали выуженными из советской прессы проблемами, придавая им видимость «коренных пороков коммунистической доктрины», а успехам — наоборот, характер «случайностей». Причем все это излагалось внешне логично, доходчиво, и Роберт Фельдман не удержался от довольной улыбки. Пришлось нам, правда, немного испортить ему настроение в своем ответном слове, упомянув о том, что правдоподобие — не есть сама правда, ,

Роберт Фельдман далеко не одинок. Он живой образец нового поколения «советологов». К счастью, Джон Стэнфорд, с которым мы познакомились в Хьюстоне, тоже не исключение в рядах прогрессивно мыслящих американцев. Реакция не щадит своих противников. Но у людей, призвание которых в борьбе за умы и сердца молодежи,— крепкие нервы.

П. Богомолов

Хьюстон — Вашингтон — Москва

Лето в ледяной гавани

Я чинил свое подводное ружье, когда в квартире раздался телефонный звонок. Пробравшись через груду рюкзаков и спальников к телефону в прихожей, снял трубку и услышал голос знакомого режиссера с телевидения.

— Я заканчиваю большую картину о людях,— сказал он,— которые все свободное время посвящают экспедициям.

Но, к сожалению, у картины кончился съемочный период, а у моих «чудаков» этим летом будет интересная экспедиция на Новую Землю. Если хотите продолжить работу, начатую мной, я вас познакомлю с этими людьми.

«Нет,— подумал я,— хватит с меня... Семь лет не был в отпуске летом». Но после этого разговора что-то внутри у меня заныло и оборвалось; легкость и чувство радости, которые испытывал от предстоящей встречи с теплым Черным морем, как рукой сняло...

Короче говоря, через две недели с большой группой людей на Ярославском вокзале я уже осаждал один из вагонов поезда Москва — Архангельск. Это было в июле 1980 года.

...Их было восемнадцать, героев моего будущего фильма, о которых мне говорил по телефону знакомый режиссер. В назначенное время они прибыли в Архангельск из разных городов страны: Москвы, Северодвинска, Ленинграда, Таганрога. Это были люди самых непохожих специальностей — строитель, оптик, радиотехник, инженер, медэксперт... Разные они были и по возрасту — от восемнадцатилетних юнцов до сорокалетних мужей и совсем пожилых людей. Особенно меня поразил 58-летний подполковник запаса Федор Алексеевич Хорошев. Инженер-механик, кандидат наук, он ехал в экспедицию вместе с сыном Андреем, студентом Московского авиационного института. Сын собирался работать водолазом, Федор Алексеевич же предложил себя в качестве механика по движкам. И оказался первоклассным специалистом.

В экспедиции приняла участие еще одна пара — отец и сын: доцент МАИ Евгений Борисович Елагин стал коком, а младший Елагин — Леня — водолазом.

Руководителем экспедиции был Дмитрий Федорович Кравченко — старший научный сотрудник Всесоюзного института Оргэнергострой. Неугомонный, жадный до поиска, он объединил в себе много ценных качеств: знания историка, интуицию археолога, опыт моряка и большие организаторские способности. Недаром участники экспедиции стали называть его командором...

Ледокол «Капитан Сорокин» стоял на якоре в двух милях от берега Ледяной гавани. Подойти ближе ему не позволяла осадка, а спускать катер было бесполезно: вход в Ледяную гавань заблокировали ледяные поля. Положение казалось безвыходным. Скольких трудов стоила организация экспедиции, погрузка в порту на попутное судно, пересадка в Карском море на ледокол — и вот теперь, возможно, придется, посмотрев на Новую Землю в бинокль, идти назад. Ждать изменения ледовой обстановки капитан ледокола не мог, он спешил на проводку: у Диксона стоял караван судов.

Оставался один, последний, шанс. Между ледоколом и ледяными полями чернела узкая полоса чистой воды. И Кравченко принимает решение спустить на воду наши вельбот «Биллем Баренц» и фансбот «Надежда», чтобы искать проход в ледяном поле.

В тот момент, когда наши разведчики, измучившись, уже собирались вернуться на судно, в Ледяной гавани неожиданно началась подвижка. Льды в северной части гавани перестроились — и в них открылся проход, своеобразная река... Мы стали в спешке перевозить экспедиционное снаряжение на берег.

Но ледовая обстановка вскоре, опять стала меняться к худшему. Белые поля задвигались, закружились, так что последний рейс был сплошной мукой. Не успевали Юра Савельев и Аркадий Корольков оттолкнуть шестами одну льдину, как на них надвигалась другая, приходилось давать задний ход, крутиться, чтобы избежать катастрофы. Когда вконец измученные ребята после двухчасовой борьбы со льдом соскочили на берег, проход замкнулся... Путь к судну был отрезан. Наверное, вот так и попал в Ледяной гавани в ловушку корабль Баренца. Льды сначала пропустили его в гавань, а потом сомкнулись за ним и, как потом выяснилось, навсегда.

Дневники участника плавания Баренца Геррита де Фера донесли до нас события четырехвековой давности. В 1596 году Баренц в третий раз выходит на поиски Северо-восточного прохода. Путь его лежит мимо берегов Новой Земли. В одной из гаваней с восточной стороны судно попадает в ледовые тиски. Баренц дает гавани имя — Ледяная. Напрасно матросы предпринимают одну попытку за другой, чтобы высвободить судно из плена. Им не суждено уже увидеть свой корабль под всеми парусами...

Приближается зима. Голландцы приступают к строительству зимовья: каждый день они собирают плавник, принесенный морем. Для завершения строительства нужны доски. Корабельные плотники разбирают часть палубного настила. В октябре дом был готов. Началась первая в мире в таких высоких широтах десятимесячная зимовка.

Пока были в достатке продукты и дрова, зимовка проходила благополучно. Но с каждым месяцем провианта становилось все меньше. Дневную норму приходилось снижать. Вблизи зимовья все дрова были выбраны, и теперь за ними ходили за несколько миль. Сил становилось все меньше, а морозы, несмотря на то, что приближалась весна,— все злее и злее. Внутри зимовья уже не удавалось сохранить плюсовую температуру даже тогда, когда посреди него горел костер. Рукам над огнем было жарко, а на спине лежала изморозь. Стены были покрыты льдом. Заснуть удавалось только тогда, когда постель разогревали горячими камнями.

Люди начали болеть цингой. Первым умирает корабельный плотник. У его товарищей не хватает сил, чтобы вырыть в вечной мерзлоте могилу, и они хоронят его в песке у водопада. Болезнь незаметно подкрадывается и к самому Виллему Баренцу.

И днем и ночью мечтают люди о том времени, когда придет лето, корабль освободится ото льда и они смогут вернуться домой. А пока, целый и невредимый, он, как монумент, высится посреди гавани.

Пришло лето. Корабль по-прежнему оставался в ледовом плену, хотя море было чистым за пределами гавани. Отчаявшись ждать, голландцы принимают решение: «...не ждать больше, так как сама природа учит нас думать о самосохранении. Все это мы постановили единогласно и подписали 1 июня 1597 года. Так как сегодня мы готовы, имеем попутный ветер и открытое море, то мы собрались отплыть (на двух шлюпках.— В. К.), потому что корабль все еще остается крепко зажатым льдом, и в его положении мы не заметили никакой перемены к лучшему, несмотря на частые и сильные ветры с Веста, Норда и Норд-Веста, поэтому в конце концов мы его покинули. Сего 13 июня 1597 года».

В XIX веке эта записка была найдена англичанами, посетившими Ледяную гавань.

Как же сложилась дальнейшая судьба голландских моряков, пустившихся в далекий и опасный путь на двух парусных шлюпках? В пути умерли еще трое. И один их них — любимец команды и фактический руководитель экспедиции, главный ее штурман — Виллем Баренц. После долгих мытарств двенадцать голландцев благодаря русским поморам все же вернулись к себе на родину.

...Первая попытка найти захоронение Виллема Баренца была сделана в августе 1977 года. К полярной станции мыса Желания подошло судно «Саша Ковалев», по трапу которого, волоча тяжелые рюкзаки, сошли пять участников экспедиции во главе с Кравченко. Кроме него, здесь были художник Володя Бажанов, студент Андрей Широков и два молодых инженера — Ира Михайлова и Слава Ширшов.

Свой базовый лагерь ребята разбили в тридцати километрах от полярной станции на мысе Ложкина, воспользовавшись старой промысловой избушкой. Отсюда они ежедневно совершали пятнадцати-двадцатикилометровые вылазки и походы вдоль побережья острова, нанося на карту все, что относилось к прошлой человеческой деятельности.