След Альбатроса (Танцы со змеями - 1) - Игорь Христофоров

А почему странная? Почему? Ах вот оно что: рог. На голове, на бугорчатом выросте между глаз острым, загнутым в его сторону зубом белел рог. Он был так игрушечно мал, так нелеп, что Майгатов на какое-то время даже успокоился, но голова неожиданно дернулась и ушла влево, застряв между картонными коробками. Щель змее не понравилась, и она, встряхнув туловищем, подалась вперед, показав песчано-желтую широкую спину с бурыми пятнами вдоль хребта.

Что-то невидимое отбросило Майгатова назад. Сопротивляясь ему, он на мгновение остановился. Сердце ухало прямо у горла. В виски словно давили пальцами. А это невидимое, которое не могло быть ничем иным, как страхом, все тянуло и тянуло дальше от змеи. Что делать? Пересилить страх, шагнуть вперед? И что: с голыми руками - на змею? А сзади - гупанье растоптанных комбриговских сандалий по палубе. А сзади:"Майгатов, шо у тебя за матросы? Какого хрена он на мачту полез? Шизанулся, что ли?"

- Всем стоять! - резко, всем корпусом обернулся Майгатов и расставил руки, словно мог ими остановить сразу и Анфимова, и Бурыгу, и Молчи-Молчи, хотя его рук не хватило бы даже для того, чтоб обнять комбрига. - Там змея!

Три фигуры в синих тропических куртках и коротких, похожих на семейные трусы, шортах, замерли, а Майгатов вдруг почувствовал, глядя на них, что привычность, обыденность этих засаленных шорт, этих лиц, уже порядком надоевших за месяц похода, этих волосатых ног, этой почти детской, мягкой, не исчезающей даже в трудные минуты, улыбки Анфимова, патрицианской холености щек Бурыги и деревянной, инквизиторской худобы Молчи-Молчи как-то враз, одним рывком сбросили путы страха.

- Всем стоять! - повторно приказал он, уловив недовольство в глазах Бурыги. - Ждать меня! - и бросился мимо них в темное жерло офицерского коридора.

Влетел в свою каюту, врезав дюралюминиевой дверью по лбу белобрысенькому лейтенанту-штурману, мазнул взглядом по подвесным койкам, стальному шкафчику, умывальнику, столу. Что, что поможет? Палка? Да, у змееловов, кажется, есть такие палки с раздвоением на конце. Но откуда на борту рогатина? А если?..

- Помоги! - окриком поднял с койки штурмана, который после удара как сел, так и тер беспрестанно лоб с таким ожесточением, словно он не любил его больше любой другой части своего хрупкого, совсем мальчишеского организма.

Майгатов бросился к столу, отодрал с торца одну из лакированных планок, которыми был по периметру прижат к пластику стола плексиглас.

- Толкай оттуда! Да не так, а ладонями. Хватит лоб тереть! Во-во, давай! - Плексиглас хрустнул, сдвинулся, и Майгатов, впившись в него ногтями, потянул прозрачный, скользкий щит на себя. Прижатые, казалось, навеки плексигласом листки с корабельным распорядком дня, звонковыми сигналами, схемой обхода корабля и еще непонятно зачем попавшие туда бумаги скомкались, затрещали. - Ерунда! Новые нарисуем, - не посочувствовал гибнущим бумажкам Майгатов, выдрал плексиглас до конца, подержал перед собой. Вышло похоже на щит: метр с лишком по высоте, полметра по ширине.

С плексигласом под мышкой он выскочил на палубу, оббежал притихшую троицу, краем глаза отметил, что по верху надстройки синеют куртки еще нескольких матросов-зевак, и выжидательно замер, согнувшись в пояснице, перед ящиками. После полумрака коридора солнечный свет слепил, сощуривал глаза, и Майгатов не сразу понял, что змея уже сползла с вершины и лежит за одним из ящиков на палубе. Только несколько сантиметров ее чуть-чуть выступающего оттуда желтого бока заставили шагнуть вперед под прикрытием щита.

- Не лезь, Майгатов! - ударил в спину окрик Анфимова. - Она сама на солнце спечется!

"Ага, спечется, - прожевал в ус Майгатов. - Пока куда-нибудь в трюма не заползет. Хрен потом отколупаешь." Ногой по-футбольному он врезал по ящику. Тот всего лишь сдвинулся вправо, но этого оказалось достаточно, чтобы почти вся змея оказалась на виду. Те же глаза, тот же выхлестываемый язычок, тот же загнутый вперед белоснежный зуб на свирепой башке.

Крадучись, сделал полшага вперед. Сложенная как-то странно, тремя полукольцами, змея зашипела. Майгатов завороженно смотрел на все такой же молчаливо сомкнутый рот гадины и не мог понять, откуда этот странный, похожий на шипение воды, пролитой на раскаленную сковороду, звук, пока не заметил конвульсивные подрагивания ее уродливо толстого, короткого туловища - змея терлась распушившимися, как у петуха перья, боковыми чешуйками друг о друга. Наверное, палка змеелова была бы получше плексигласа. Вот возьми да ткни рогатинкой под тонкую шею - и никуда змеюка не дернется. А со щитом?

- Не лезь! - упорно потребовал Анфимов, но именно этот окрик встряхнул Майгатова, напомнил о стольких глазах, неотрывно впившихся в его напряженно склоненную фигуру, и он сделал оставшиеся полшага.

Он рассчитал все. Будет бросок. Он отобьет его щитом влево. Получится сильным удар - улетит змея за борт. Нет - повторим атаку. Он рассчитал точно. Эти полшага уже не могли оставить змею равнодушной. Она еще раз лизнула прокаленный воздух ниткой язычка и повела голову в правую от Майгатова сторону, явно для броска. Майгатов тоже подал плексиглас в эту сторону и, выглядывая из-за среза искусственного стекла, увидел, как сжались плотнее полукольца, как метнулась в ожидаемом направлении голова и вдруг, описав какую-то немыслимую дугу, выстрелила броском к его левой, приоткрывшейся руке.

- А-а! - кинул ввысь нутряной, жуткий крик матросик с надстройки, и Майгатов с ужасом, почти не понимая и не веря тому, что произошло, увидел близко-близко от себя змеиную голову с острым рогом, которая сомкнула челюсти на запястье левой руки.

Он машинально тряхнул руку вниз и одновременно разжал пальцы, державшие плексиглас. Тот завалился на бок и острым краем рубанул по желтому туловищу змеи. Челюсти разжались, и тяжелая, почти метровая кишка упала на раскаленную палубу.

Майгатов пятился назад, пока не наткнулся на чью-то фигуру.

- Юрочка, ты как, Юрочка? - выплыло сбоку испуганное лицо Анфимова.

- Ны-нормально, - омертвевшими губами прожевал Майгатов и с тайным ужасом опустил взгляд на запястье левой руки, которую он все время держал на уровне груди, словно хотел посмотреть, сколько же сейчас времени, и никак не мог этого сделать.

А на запястье были действительно часы. Крупные, прямоугольные, со слегка скругленными боками часы "Океан" - награда от командующего флотом, полученная еще в первый лейтенантский год, в тот год, когда корабли еще плавали, иногда стреляли и даже иногда попадали. По стеклу часов веером разбегались трещины, а на широком, сантиметров пять в поперечнике, кожаном ремешке, который давным-давно еще подарила Майгатову мать, слева от циферблата между кнопками секундомера лежала вытянутая желтая капля. Отделившиеся от нее мелкие, еле видимые капельки тянулись еще на сантиметр к краю ремешка.

- Господи, хоть бы на кожу не поп-пало, - простонал Анфимов. - Д-дай расстегну, - попросил он Майгатова, и тот ощутил, как худенькие пальцы командира, подрагивая, коснулись снизу запястья кожи, медленно вынули стальной усик из дырочки и, развернув ремешок, отняли его от руки.

Анфимов так же медленно донес часы до палубы, положил их на ее раскаленную, как сковородка на печи, сталь и резко, будто его подбросили, вскочил.

- Ну что: нет покраснений? - склонился над запястьем. - Вот чего-то есть. Но, может, это от солнца... Фельдшер! Где фель... А, посмотри, как тут?

Длиннющий - хоть в баскетбол играй, а не копти службу на корабле сверхсрочник, старшина первой статьи, журавлем склонился над запястьем, по-вологодски прогундел:"Ня знамо" - и тут же стал протирать руку Майгатова принесенным с собой спиртом.

- О, мля, Анфимов, а ты говорил, спирт кончился, - недовольно пробасил Бурыга. - Старшина, - заставил фельдшера вытянуться по стойке "смирно", как мазню свою кончишь, занесешь флакон в мою каюту, - и глазом примерил: грамм с триста будет.

Фельдшер посмотрел на Анфимова, Анфимов - на торпедный аппарат.

- Есть, - процедил сквозь зубы фельдшер и, увидев, что Бурыга сразу как-то размяк, повеселел, сверху вниз сказал Майгатову, надавливая на "о": - Когда укус, противоядие надобно и много питья, ежели вот нет, как у вас, кажись, то ничего вроде и не надобно. Водичку только поболее прежнего попейте. На всякой случай...

- Ну, зараза! - окриком стряхнул с себя оцепенение Майгатов и широким шагом двинулся к ящикам.

Змея жалась в тень и беспрерывно водила и водила в стороны боками, уплощаясь и пытаясь зарыться в такой спекшийся, такой твердый, такой странный песок, чтоб спастись от жары, от огромных двуногих созданий, от всего того, что было непонятно, страшно и непривычно.

Майгатов, не отрывая взгляда от этих ритуальных движений, нагнулся к плексигласу, который уже успел прокалиться под прямыми лучами солнца, снова поднял его щитом и шагнул вплотную к змее. Та лишь сымитировала толчок головой. Ее прожженое солнцем, толстое, мясистое тело не слушалось. Даже шипение еле выскреблось из-под лениво трущихся чешуек.