Между светом и тьмой... - Юрий Горюнов

Ничего не ответив, я налил себе в рюмку водки, выпил, закусил и только потом ответил:

– Обычный день, обычная рутина, обычные операции, но вот была в этом дне некая особенность, – и рассказал о встрече в метро и об услышанном.

– А знаешь, я в чем-то с ней согласна. Меня иногда посещают подобные мысли. Почему так устроен мир? Кем создан? И если не сам образовался, а действительно кто-то создавал, то почему такой?

– Вот и я о том же. Но меня больше поразила ее фраза, что осмелится ли кто-либо вызвать Всевышнего на суд человеческий. Что же надо чувствовать, испытать, чтобы решиться на такое обращение?

– Да, смелость здесь нужна. Трудно представить эту встречу, когда тебе говорят: «Я Всевышний. Ты хотел меня судить? Давай попробуй». А как ты думаешь, он есть?

– Откуда я знаю. То же самое могу спросить и у тебя. Его никто не видел, но отрицать, что его нет, как-то не получается.

– А Библия?

– Так она же не сама появилась. Ее писали люди.

– Вот они и видели?

– Ну, да. Наблюдали, как он создавал землю, а потом описали или по его рассказам.

– А ты смог бы с ним говорить? Высказать вслух даже не свое личное, а как бы высказать некое мнение. Как ты себе это представляешь?

– Никак. Все от ситуации зависит. Давай оставим эту тему. Он ни к чему не ведет.

– Почему? Мы с тобой не так часто разговариваем о духовном, все больше о материальном. Приземленные мы. Кстати, а как она выглядит?

– Невысокая, худенькая, но что поразило, так это ее глаза, которые удивительно молодые, никак не по ее возрасту. Они блестят, и в них сквозит одиночество.

– Это она сказала, что одинока?

– Нет, конечно. Ее фраза о молчании и разговоре с собой. Да и в глазах ее все равно проскальзывала грусть одиночества.

– Успел рассмотреть? – улыбнулась Вика. – А ей точно за семьдесят, а может тридцать?

– Забыла, кем работаю? Я часто вижу лица, лица женщин, и конечно, их глаза.

– И что ты в них видишь?

– У каждой свой взгляд, взгляд тревоги, надежды, ожидания. Научился быстро всматриваться. Издержки профессии.

В это время звук входной двери известил, что вернулся сын. Он был взрослый парень, двадцати лет. Учился медицинском институте, пошел по моим стопам.

– Привет, родители. Я вернулся. Что у вас здесь за посиделки? О чем беседа?

– Да, вот о высших материях, о духовном. Есть Бог или нет, а если есть то, что с ним можно обсудить, – пояснила ему Вика.

– Тогда это без меня. Вы начинаете стареть, если пошли в такие темы. Ужинать не буду, – и он ушел в свою комнату.

– Ему еще рано об этом думать, точнее не рано, а не созрел. К этому каждый приходит сам. Может и верно, – резюмировала Вика.

После ужина, Вика, убрав посуду в посудомоечную машину, прошла в зал и сев в кресло, включила телевизор, я проследовал за ней. Просмотрев газеты, которые купил по дороге, и не найдя в них ничего интересного для себя, сказал, что пошел спать, так как время перевалило за одиннадцать, а утром вставать рано. Вика кивнула головой, ей утром спешить было некуда, и она могла себе позволить поздно лечь спасть.

Приняв душ, я прошел в спальную, включил лампу на прикроватной тумбочке, взял книгу и лег. Любил почитать перед сном, это несколько отвлекало от дневных забот, помогало расслабиться. Через некоторое время вдруг понял, что не понимаю, что читаю, не улавливаю смысла. Снова посещали мысли о пожилой женщине и ее словах.

Да что такое, – подумал я, – какая-то случайная встреча. А бывают ли случайности в этом мире? Это с какой стороны посмотреть. Со стороны реальности – случайность события очевидна, со стороны психологической нет. Ну, хорошо, предположим ее слова действительно представляют интерес. И что? Мне, что до этого? Я не судья и даже, если бы это было возможно, чтобы я мог спросить при встрече? Почему? Глупый вопрос. Потому – вот ответ. Почему он стал бы отвечать? Хотя если быть объективным, интересно было бы поговорить. Но дело в том, что суть ее рассуждений – суд человеческий, что проблематично. Я не уполномочен для этого. А нет, значит надо отогнать эти мысли и уснуть. Завтра трудный день».

Но засевшая в голове мысль не отпускала. «И все – таки, если ты есть, Создатель всего и вся, то может быть, снизойдешь, до разговора со мной? Мне лично ничего не надо, но вопросы есть, и они озвучены другими. Если ты реально существуешь! Если ты не фантазия, не мечта людей, как о справедливом и добром, то почему ты молчишь? Почему не отзываешься на зов страждущих? Или ты не слышишь их просьб, молитв? А если слышишь, то почему молчишь? Может быть, услышишь меня? Да, меня никто не уполномочивал обращаться к тебе от имени всех, но может быть, ты отзовешься? История умалчивает о твоем реальном общении, а тем более держании ответа перед человеком. Так может быть сейчас? Найди время. Я призываю тебя к ответу. Если ты существуешь, то обрати свой взор на меня. Если у тебя есть правила, которые ты не нарушаешь, то может быть пришло время их нарушить? Теперь твой ход. Ты всемогущ, тебе и решать», – так размышлял я, лежа с закрытыми глазами.

Читать не хотелось и, положив книгу на тумбочку, выключил свет. Какое – то время еще бродил в лабиринтах своих мыслей, а потом заснул.

Что-то заставило меня проснуться. Я открыл глаза, посмотрел и увидел, что Вика уже спит, значит, время позднее. До моего слуха донесся дробный звук и, поняв, что это дождь барабанит в окно, поднялся. Спать, как ни странно, не хотелось. Тихонько, чтобы не разбудить жену, прошел на кухню, поставил греться воду в чайнике и подошел к окну.

За окном бушевала гроза. Ветер гнал по небу тяжелые темно-серые тучи. Тьма накрывала город так мощно, что не было видно верхних этажей высотных домов, которые стояли мрачными исполинами, уходя в тучи. Об очертаниях окон, в которых не было света, можно было только догадываться. Молнии освещали контуры домов, когда рассекали своими вспышками небо. Сквозь темень не было видно никого живого на улице, лишь фонари одиноко, точечно, освещали тротуары. Их свет рассеивали потоки дождя, которые заливали ночной город. Гроза загнала все живое в укрытие.

Гром своими тяжелыми раскатами, взрывал тишину и его звук отдавался в оконном стекле. После его раската по небу проносилась молния, словно давая возможность увидеть мир в его серых оттенках. Зрелище было впечатляющее. Ливень барабанил каплями в окно, словно просил открыть его, напрашиваясь в гости.

Чайник на плите известил, что вода вскипела, и я, налив чаю в бокал, снова подошел к окну. Гроза не унималась. Рассматривая черноту неба, я вдруг заметил некую особенность. Тучи в одном месте стали светлеть, образуя пятно, которое явно выделялось на фоне темных туч, словно кто-то раздвигал их. Мое воображение нарисовало среди этого светлого пятна глаза. Да, я увидел два глаза, которые выражали интерес, и как будто вглядывались в меня. Я не испытывал страха, я испытывал удивление от увиденного и чувствовал, что кто-то пытается рассмотреть и понять меня. Так бывает, когда мало знакомый собеседник смотрит на вас, пытаясь проникнуть в ваши мысли, не говоря при этом ни слова. В моей голове была пустота. Мысли покинули ее, как бы очищая для дальнейшего заполнения информацией, которую я должен буду осмыслить от увиденного.

Сколько длилось это безмолвное созерцание, я не знал, может быть несколько секунд, может быть несколько минут. Постепенно глаза стали тускнеть и облака затягивать пятно. Все вернулось. Тучи снова стали однообразно рваными.

Я заметил, что гроза прекратилась и только дождь, стихая, все еще стучался в окно. В свете уличных фонарей уже были видны не потоки, а легкая моросящая сыпь. Закрыв глаза, я в памяти восстановил картину увиденного. «Как причудливо рисует картины природа, – пронеслось в голове, – не забываемое зрелище. Глаза природы, которая вокруг нас оказывается, так добры, что можно сказать об этом с уверенностью, и если не считать это за галлюцинацию, то я увидел в них интерес, любопытство».

Снова посмотрев за окно, вглядываясь в ночной город, в его темноту, я заметил, что она стала отступать, уступая место рассвету, который проявлялся слабой полоской от лучей восходящего солнца поверх крыш домов. Поставив чашку на стол, направился спать и чувства, что за мной наблюдают, не было. Было спокойствие и ощущение ожидания развития каких-то необычных событий.

Глава 2. Ирина Сергеевна.

Дни летели своей чередой в суете и заботах, но память о той ночи не отпускала меня, я словно в тот миг переступил некую черту в своей жизни. Вроде бы все, как обычно, но какое-то странное чувство жило во мне, не покидало меня в минуты, когда оставался наедине с самим собой и не был занят повседневными делами. Я словно чего-то ждал, не зная, что, словно какую-то сказку, которую забыл взять из детства или в которую перестал верить. Я старался не придавать этим ожиданиям внимания, но все-таки понимал, что хотел удивиться, потому что пока человек способен удивляться и ждать, значит, он жив, значит, способен радоваться, огорчаться, познавать мир. Моя интуиция подсказывала, что все еще впереди, надо только ждать. Жаль не сообщала, сколько ждать, но периодически возвращала память в ушедшую ночь, но не открывала будущего. В минуты одиночества я позволял себе роскошь быть откровенным самим с собой и признавался, что хотелось необычного, что внесет в размеренную жизнь новые ощущения. Самым разумным было бы все забыть и перестать думать. Я хотел так, но не получалось.