Selfie - Антон Калюский

Теперь уже жертвой опозданий пришлось стать мне. Разминка в тренажёрном зале, то и дело прерывавшаяся на прочтение оправдательных СМС сообщений от Олега с примерным текстом: «Уже скоро. Подъезжаю», «Подъезжаю скоро», «Подъезжаю», как бы демонстрировавших мне по мере сокращения их содержания степень дистанционной приближенности Олега к спортзалу, занимала уже более сорока минут вместо обычных пятнадцати. Увиденный мной во время показа в спортзале новостных роликов лик нашего президента лишь усилил серьёзность моих намерений по ассоциации с ним моего горького «домашнего задания». Так и не понял, рад ли я тому, что наконец-то появилась возможность приступить к основной части тренировки, или я так неожиданно рад был увидеть Олега, но злиться на акт его опоздания даже как-то и не хотелось. Особую мягкость моему характеру придавала милая девушка в гантельном секторе зала, лицо которой мне так и не удавалось разглядеть, но одно было очевидным – это её шикарная спортивная с необходимой долей грациозности фигура и пронзительный взгляд, который я то и дело старался подсознательно притягивать на себя, когда она бегло смотрела в мой сектор зала. Кофе, чай, энергетики, установка тренера, злость… Нет. Нет лучше мотиватора на тренировке, чем девушка приятной внешности, оказавшаяся рядом с тобой в зале и её взгляда в твою сторону, особенно усиливающего свой энергетический эффект, если тебе удаётся поймать его в момент выполнения тобой упражнений… Природа, что говорить.

– Три! Два! Один!.. Разряд! Ещё! Он очнулся!

Слепило… Поперёк направленного на меня сверху светового прожектора мелькали белые, не многим более различимые мной медицинские халаты и какие-то металлические приборы, которые, отражая свет, ещё более меня ослепляли. «Спасён!» Радость в голосе произнёсшего это человека, перемешанная с чувством непонимания смыслового контекста сказанного, создавала находящее обессиленное бешенство. Слёзы… То ли от прожигающего мозг света, то ли от неожиданности и эмоциональной тревожности происходящего.

– Где я?

– Не говори, не напрягайся, всё хорошо, – услышав это в ответ от одного из людей в халатах, я понял, что ответы мне нужно искать в себе. Боль. Осознав приходящую боль в левой ноге, я понял, что эта была единственная нога, пусть болевое, но всё же ощущение которой мне удалось почувствовать. Правой ногой мне как-либо пошевелить не удалось. Авария… Грузовик… Какая-то девочка… Меня успокоило бы, признав я приходящие мысли бредом, но всё больше понимал я, что это были вспышки моей памяти.

Было темно. Открыв слегка залитые слезами глаза и увидев горящий за окном тот привычный для моего взгляда фонарь, освещающий в ночное время улицу, на которой я жил, я понял, что больше не сплю. Вытерев со лба холодный пот и пошевелив правой ногой, я получил, наконец, важное для меня в тот миг успокоение. 6-46 утра. То остаточное чувство тревоги, перемешанное с сонной мутностью моего сознания, не давало окончательно прочувствовать ясность разума. Лежащее положение вызывало ассоциацию с предшествовавшим сновидением, поэтому я решил встать с кровати. Подойдя к окну и увидев абсолютное дорожное спокойствие, перебиваемое иногда лишь столь приятным мне в ту минуту лаем бесхозной собаки, как бы разбавляющим чувство моего одиночества, я, наконец, отвлёкся. Приняв душ и насладившись столь важным для меня его теплом, я направился на кухню, где разогрел отложенные на завтрак с вечера куски любимой пиццы с морепродуктами и встретил первый блик скромного октябрьского утреннего света на слегка запылённом окне.

Очередная пятница в офисе выдалась какой-то заметно игривой. Особое настроение ей придал день рождения Ани – офис-менеджера, знаменитой в компании тем, что работает она в ней уже семь месяцев. Собственно, Анютка – первый офис-менеджер в почти пятилетней истории компании, которой удалось продержаться больше четырёх месяцев. День её трудоустройства, начиная с пятого месяца, в офисе знают все, и каждый месяц отмечается в узком кругу, как альтернативный день её рождения. Познав на пятом месяце свою славу, Анютка стала на редкость мотивированной и жаждущей постижения новых рекордов. Собравшись в 10–00 в столовой, все дружно поздравили нашего легендарного офис-менеджера, угостились приятным на вкус шампанским, поделили столь небольшое по итогу количество каких-то экспериментальных бутербродов, собранных из традиционных сыра и колбасы и вполне удачно оказавшихся на них кусочков банана и взялись завершать свои скопившиеся за неделю рабочие дела.

С чувством некоторой гордости заблаговременным выполнением большей доли моего «домашнего задания» я принялся заниматься завершающим его оформлением упаковки. Идейный концепт был установлен, но оставалось ещё определить базовые цвета для визуального исполнения. Вспоминая ключевые идеи для определения образа шоколада, я немного расслабился и начал ловить ассоциации. «Серьёзный», «дорогой», «подарочный». Рождалось что-то в сочетании чёрного и золотого. На самом деле, золотой цвет был пока единственным, ассоциируемым у меня со словом «дорогой». Как-то консервативно получается… Хотя быть может богатство идейности искать не стоит и ключ в очевидной простоте… Тревожило осознание, что создаётся какой-то образ исключительно мужского подарка, что забирает у меня долю женской аудитории. С другой стороны, шоколад он сам по себе мужского рода и придание ему «неженской» серьёзности лишь подчёркивает его статность. Тем более что многих женщин невольно тянет к чему-то исконно мужскому, слегка грубому, придающему их образу некую деловую зрелость.

Опасаясь забыть все идеи в предстоящие выходные, я тезисно фиксировал их в свой блокнот. Заблудиться в своих мыслях вообще очень просто, находясь в нашем кабинете. Творческий коллектив – организм особенный. Можно наблюдать стойкое многочасовое молчание в период индивидуальной концентрации работников, но если голову кому-то вдруг простреливает какая-то гениальная идея, и ему её захочется с кем-то обсудить, то человек этот может сопроводить тебя даже после работы до входной двери твоего дома, притом что идею эту вы начали обсуждать ещё в дообеденное время. Особенно славится яркой демонстрацией приходящих идей Алёнка, которая то и дело подпрыгивает над монитором, когда космос посылает ей очередной идейный лучик. Но в случае с Алёнкой меня обычно проносит. А достаётся, как правило, Павлу – стажёру, который, вероятно, до конца года обременён быть соседом Алёнки, так как оставшиеся стажёры распределены были по другим сотрудникам ещё до момента его пришествия. Соблазн поделиться идеей действительно феномен интересный. Иной раз гениальные на первый взгляд идеи ты рискуешь передержать в голове, так и не получив объективную оценку возможной их бредовости. С другой стороны, что значит мнение кого-то, когда есть искренняя вера в силу твоей идеи? Не могу определённо считать это своей сильной стороной, но в таких ситуациях я всё же склонен поддерживать некую внутреннюю дисциплину и строго ограничивать список своих профессиональных собеседников наиболее мне авторитетными. Зато вне моего рабочего коллектива эту роль очень удачно выполняет Олег. Он не обладает теоретическими знаниями о рекламном продвижении продуктов, отчасти мешающими ясному восприятию по-настоящему гениальных идей. Он вообще, прямо сказать, ничего не знает о рекламе, кроме того, что доношу до него я, но особенность Олега для меня в том, что он всегда честен со мной. Если какая-то идея ему нравится, что бывает достаточно редко, то это даёт мне дополнительную уверенность и, как правило, что придаёт оценкам Олега особую мистичность, идея оказывается действительно купленной клиентами. А если он, как это собственно обычно и бывает, высказывает мне своё презрительное отрицание, то в моём сознании всегда очень успешно открываются порталы для поиска альтернативных идейных подходов. И дело тут даже не в самом Олеге. Ведь лучшее – это либо первое, либо превосходящее в чём-то аналогичное. И если тебе не удалось придумать что-то уникальное, то необходимо придумать несколько идей и выбрать лучшую из них.

Вечер пятницы заманил нас в «Пражский двор» – душевный пивной ресторанчик с собственной пивоварней и прекрасной кухней. Особо популярным это заведение было по причине его территориальной близости к ночным клубам, которые мы с друзьями любили посещать. Бесконечно опаздывающий Олег явился с Борисом – нашим общим другом, вечно помогающим нам с Олегом познать пределы нашей дружеской жертвенности, затягивая нас в различные неприятности. Следом за Борькой зашла какая-то невиданная мной ранее девица, которая с трудом была мной замечена за стойкой администратора у входа по причине своего жалобно низкого роста. Разглядев эту «куколку» поближе, я был удивлён органичному сочетанию прелестной утончённости контуров её лица, мягких выпуклых губ и аккуратных веснушек, смягчающих некоторую выраженную строгость её взгляда. Олеся, как впоследствии представил её Борис, оказалась его коллегой. Было странным со стороны Бориса взять свою коллегу на нашу пивную встречу, поэтому мне сразу стало ясно, что вряд ли между ними проносятся только лишь рабочие отношения. Борис, при всей своей видимой легкомысленности, достаточно избирательно подпускает к себе близко новых людей и не имеет привычки знакомить его редких пассий со своими друзьями, поэтому Олесе мои домыслы прибавили дополнительные баллы. Душевные разговоры, облегченные столь приятными хмельными нотками местного тёмного пива, достаточно быстро включили в нашем сознании «режим выходного дня». Некоторую неловкость нашим шумным разговорам придавало лишь Борькино молчание, на которое обратила внимание и отметила этот момент милой шуткой официантка, которой, к слову, в нашей компании это было позволительно. Борьку официантка Лиля знала давно, и ей не раз приходилось терпеливо выслушивать его хмельные исповеди. Пусть Борька и действительно не подпускал к себе близко новых людей, но душевно побеседовать с каким-то случайным прохожим после пары кружек пива было для него горячо любимым занятием. А слушать Лилька умела. Кстати, той удачной шуткой, которую очень вовремя бросила Лиля, была её лёгкая насмешка тем, что Борька так покладисто соглашался с заказами Олеси, которые она, не скромничая, делала и за него, и за себя. Пусть всё же, несколько застеснявшись тогда, Борьке удалось отшутиться и, наконец, включиться в наш разговор. Разговор этот стал похож на лай диких собак, когда я, возвращаясь с туалетной комнаты, понял, как громко мы шумели. Разбавить наш хор удалось лишь Раме, который присоединился к нам на третьем часу нашей встречи. Прибытие Рамы, как мы дружественно звали Рамиса Бабаяна – нашего армянского друга, всегда можно было заметить по резкой собранности незнающей его мужской части заведения, представители которой, видя его, резко сдают в своей уверенности. Рамис не то чтобы был каким-то громилой или напоминал бандита, с кем часто ассоциируются в нашей стране представители Кавказа, просто его жёсткий образ в сочетании с неповторимой убийственной выразительностью его взгляда и твёрдостью движений заставлял людей на миг задерживать дыхание, что создавало всегда нарастающее временное молчание в местах, куда он являлся. Такое же неожиданное и непривычное нам молчание мы заметили при виде Рамы в поведении Олеси, которая, к слову, была самым активным собеседником этим вечером. Пивом Рамиса заманить было невозможно, собственно, также невозможно было отказывать поступающим от него предложениям. А предложил он перебраться в «Лайки» – ночной клуб, славящийся своим шикарным интерьером с преобладающим в нём кровно-красным оттенком и одноимённым стрип-шоу, традиционно проходящим ровно в полночь, на которое с армейской пунктуальностью так любил приходить Рамис. Рассчитавшись за ужин и договорившись с Лилей о встрече в «Лайках» после завершения её смены, мы с нескрываемым чувством благодарности покинули «Пражский».