Ибо богиня - L++
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таня сжала ладонь отца:
– «Валечка»?
– Да, Валентина Курнякова, его модель, пробилась в верхнюю сотню года.
– Как же я её ненавижу!
– Ещё ненавидишь?
Таня не стала отвечать, наоборот, она спросила:
– Но почему?
Отец понял. Он её всегда понимал:
– Они все, все твои пластмейкеры, сразу же с нами связывались, а Стив так на коленях стоял. И не думай, что в каком-то фигуральном смысле. Цыпочка наша ему тогда приказала ладони по полу вытянуть и… и заехала ногой! Не по ним – вплотную: «Только посмей! Хоть её мозоли на её пятке коснешься – пальцы переломаю!»
– Но почему?! – опять спросила дочка.
– Потому что ты – не модель. Ты – из семьи мастеров. И сама – мастер.
– Не понимаю.
– Потом поймёшь. Всё, спи, – он отнял руку, а она опять почти увидела его улыбку, – Позволь немного о другом. Хочешь совет? Совет от взрослого мужчины взрослой женщине?
– Хочу, – осторожно проговорила взрослая дочь.
– Не загорай. Совсем и никогда. У тебя така-а-ая кожа!
Отец после этого «праздника жизни» начал брать её на светские приёмы, на деловые встречи, когда требовалось присутствие женщины, а матери было некогда. Жена поворчала-поворчала и… последовала его примеру.
Первую пластику Татьяна сделала только в двадцать один. Через неделю после дня полного своего совершеннолетия, тщательно обговорив всё с матерью и получив одобрение отца. Она только чуть подправила мочки ушей. Практически – лишь усилила их, чтоб можно было надеть тяжелые серьги. Чтоб, наконец, вдоволь поносить серёжки из лунного агата.
Её ближайшая подруга в это время тоже делала пластику и дорогущую: пыталась восстановить лицо, вернуть то, что было заложено генами – её индивидуальными, неповторимыми генами (второй размер груди – свой, родной, она вернула за год до того). Пластмейкер сделала, что могла, но подруженька только вздыхала, сравнивая отражения своего лица с отражением лица Танюхи: живое оно и есть живое, не кукольное… А настоящий релод исполняют лишь несколько человек на всей планете… И не за те деньги.
«Танюха» же тайком от подруги подмигивала зеркалу.
Она была хороша: тонюсенькая, светлая, лёгкая. Её волосы, убранные в тяжеленную косу – сияли, серые, с каре-зеленоватым ободком глаза – сияли, не тронутые помадой губы – сияли. А уж не тронутая загаром кожа…
Звёздные родители добавили ей статусности, обитание в стае – здравомыслия, общение со взрослыми мужчинами – здорового цинизма. Вот такой она и пришла в КОМКОН.
(– Она с ума сошла?! Запрети! Тебя она послушается.
Они разговаривали на кухне. Отец приучил-таки свою жену, что серьёзные разговоры в постели не продуктивны: «Понимаешь, должна быть минимальная дистанция и… – он улыбнулся… Как же она любила эту его улыбку! – и пространство для манёвра: встать, налить чаю, сделать глоток, открыть форточку…»
Он встал, открыл форточку. В их крохотном дворике у забора разливисто цвёл жасмин.
– Пожалуй, да. Наверное, послушалась бы.
– То есть ты ей хочешь позволить?! Почему?
– Не позволить ей играть с человеками… Как играешь ты… как я… Вот ты – бросишь своё шоу? Вот то-то же. И я не брошу своё.
– У тебя не шоу – у тебя искусство!
– Искусство заставлять людей смеяться и плакать. Искусство заставлять одних людей заставлять других смеяться и плакать. Искусство заставлять людей создавать условия, чтобы одни люди заставляли других смеяться и плакать… При чём тут искусство?
– «Тёмный мёд» – это искусство.
– Он провалился.
– В масс-показе, да. Но ты сам знаешь о потоке скачиваний. Четыре года прошло – он стабильно-высок. Даже идёт с небольшим плюсом. Ещё год-полтора, и постановка окупится. И пойдёт чистая прибыль. Долго, скорее всего, на десятилетия! Наши боссы уже умеют ждать. А считать они всегда умели. Тебе уже скоро – уже в следующем году! – можно будет составлять запрос на следующую проблемную постановку. С ещё большим бюджетом, – и жена попыталась скопировать улыбку мужа. У неё почти получилось. – Кажется, ты просто добивался, чтобы я тебя пожалела.
– Добивался. И добился… Я люблю, когда ты меня жалеешь.
– Почему?
– Потому что больше ты не жалеешь никого. Значит, меня – любишь.
– Люблю. И люблю жалеть тебя, – она потянулась к нему, взяла его ладонь, прижалась к ней щекой… – Больше ты этого не позволяешь никому. Значит, меня – любишь тоже.
«Как же они, всё-таки, похожи…» – подумал он и сказал:
– И дочку. Пожалей дочь.
– Я и жалею! У них опасно! Реально опасно!
– Вот именно. Реально. А что реального осталось в нашем мире?
– Ты и я. Твоё лицо, моё лицо…
– И её.
– И нашего сына.
Он не стал сдерживаться – он потянулся к ней.)
В приёмной комиссии «дочка из тусняка» восторга не вызвала.
– Только нам элитной блондинки не хватало!
– Блондинки ей не нравятся… Тогда посмотри вон на ту рыжую оторву!.. Да девочка и не пройдёт: явно не хватает физики. На силовых отборах сломается.
Танюшка и не прошла бы. В одиночку. Но одиночки в их квартале не выживали.
На первом же тесте она огляделась и встретила ещё пару-тройку таких же ищущих взглядов. Двум она улыбнулась. К концу дня их было уже пятеро. Вторую девочку она выбирала тщательно. Сугубо и сугубо. Разумеется, не из блондинок. Разумеется, не из уродин. И не из дур. И без следов явной пластики. Зинаида Тогинава была гибкой, как ветвь сакуры… Впрочем про катану, глядя на неё, вспоминалось тоже.
И они пошли.
«Так нечестно!» – зашипели им в спину.
«Что не запрещёно – разрешено. Что в рамках правил – то честно!»
Не они первые были такие умные. И для них, для умных, рамки правил принято было заужать, а барьерчики-то ставить повыше. И конкурентную среду внутри команды – поощрять, и за помощь на индивидуальных отборах – штрафовать.
Но за преодоление более высоких барьеров и баллы начислялись более высокие. Избыток покрывал штрафы. На силовом отборе последние полкилометра измученную Татьяну протащили под руки, меняясь. Зато на «горке» она пролезла сквозь такую щель, куда её атлеты и голову просовывали с трудом. Сверху она сбросила веревку, остальные поднялись по ней, и скостили почти полпути. На тестах по нелинейной логике Зин сумела – успела! – решить сверх-рейтинговые задачи двух вариантов вместо одного, а Дэн, пока Татьяна отвлекала всех, принявшись переплетать косу, исхитрился передать ответы Петру. Но вот тесты по высокой эстетике парни сдали едва-едва: подсказки Тани и Зины противоречили друг другу. Пришлось Татьяне рыкнуть. Зинаида обомлела и заткнулась. По счастью, это случилось уже после провала на синей ленте. На которой, вот уж, – и на старуху бывает проруха! – завалился десятиборец Стас. Но Татьяна не позволила парням бросить своего. Они все, вчетвером, до последнего пытались его вытащить. И вытащили. Не уложились по срокам – но закончили дистанцию. Запаса баллов едва хватило, но хватило! Зин оценила:
– А у тебя, оказывается, не только губки красные, но и зубки острые.
Так что на эстетике она лишь покачала головой. А Татьяна сделала себе зарубку: уступить Зине. В чём-нибудь уступить Зине. И уступила. На танцевальных тестах уступила ей лидера группы – Петра.
Впятером они прошли. К концу испытаний от первоначального состава абитуриентов уцелело стандартные десять процентов. А их, как было пятеро – так пятеро и осталось.
Конкуренцию, по-настоящему, им составила только одна из сбившихся вслед за ними, по их примеру, стай. Тоже пятеро. Но наоборот: на трех девочек – двое парней. Девица и верховодила. И была она рыжей, как… как рыжие плети поздних закатов!
Больше групп не уцелело: две спалились, а три – распались. И осколки погорели тоже – дотла, до человечка.
В кабинет финального собеседования Татьяне выпало заходить сразу после рыжей.
Вошла. Ослепительная дама в погонах майора поморщила губки и брюзгливо осведомилась:
– Ну и что? Тебе тоже загорелось спасти этот мир?
Таня стрельнула взглядом на скучающего рядом капитана, распахнула ресницы пошире и с энтузиазмом ужаснулась:
– А что, у вас, значит, всё уже настолько запущенно?!
Капитан скучать перестал.
– В последний раз предлагаю эту истинную блондинку – убрать! Пусть к маменьке, в её дурацкое шоу идёт! И реальный повод есть: силовой тест она всё-таки завалила.
– Шоу не дурацкое, а мастерски выстроенное – и для участников, и для зрителей. Я клипы из него иллюстрациями в курс управления веером ситуаций думаю включить, – капитан внимательно посмотрел на майора, улыбнулся: – А причина-то, реальная, есть?
– Казённого шампуня жалко! Сколько ж его потребуется, чтоб этот килограмм волосья хотя б раз в неделю отмывать!
