Тарантелла - Михаил Харитонов

— Да, Ватсон, именно следует, потому что любой итальянец, даже последний farabutto, скорее даст снять с себя шкуру живьём, нежели пропустит церковную службу в день своего святого. А сегодня как раз девятнадцатое апреля. Учитывая расстояние до ближайшей католической церкви и расписание служб…

— Девятнадцатое апреля? — переспросил Ватсон. — Ага, да, понятно… Но почему доктор так настаивал на встрече именно сегодня, даже рискуя опоздать?

— Именно поэтому. Дело, видимо, серьёзное, а доктор в глубине души суеверен. Поэтому он предпочёл встречаться с нами в свой день — это должно принести удачу. Кстати, ещё один повод сходить на службу.

— Вы, как всегда, блестящи, Холмс, — Ватсон развёл руками. — Не устаю удивляться, как эти вы, с вашими энциклопедическими познаниями, умудряетесь в то же время не замечать очевиднейших вещей. Например, того, что…

— Друг мой, для меня нет ничего очевидного, — заметил Холмс, выпуская первый клуб дыма, — но это не слабость, а сила. Я знаю факты, но лишён предрассудков и предубеждений, опутывающих, подобно сети, даже лучшие умы. Впрочем, я без всякой жалости выкидываю из памяти и факты, если они мне ничем не помогают. Например, я стараюсь не запоминать подробности дел, которые уже закончены. Поверьте, я помню многие свои приключения в основном благодаря вашим рассказам, ну и своей картотеке.

— Охотно верю, — Ватсон пожал плечами. — Но не понимаю.

— А к чему мне помнить все эти подробности? Я не тщеславен. Моя скромная репутация меня вполне устраивает. Единственная награда, которую я желал бы для себя — сознание того, что в результате моей деятельности воздух Лондона становится немного чище, порок наказан, а добродетель в очередной раз вступила в свои законные права. Разве этого не достаточно для удовлетворённости собой? — в голосе Холмса послышалось неподдельное волнение.

Ватсон промолчал.

Великий сыщик как раз заканчивал с трубкой, когда зазвенел дверной колокольчик.

— О, а вот и наш доктор, — довольно сказал Холмс. — Он уладил свои дела с Богом на две минуты раньше, чем я ожидал.

Доктор Струццо появился в самом скором времени. Ватсон отметил про себя, что, несмотря на безупречный костюм и манеры гостя, в нём можно с первого взгляда распознать итальянца. Высокий, плотный, с курчавой головой, отливающий цветом воронова крыла, с чёрными глазами и лихо загнутым носом, доктор производил впечатление типичного южанина.

— Добрый день, мистер Шерлок Холмс, — гость начал говорить прямо от порога, помогая себе энергичной жестикуляцией, — а вы, наверное, доктор Ватсон? — повернулся он к Ватсону, — добрый, добрый день, ужасно рад вас видеть… Простите за моё запоздание, джентльмены: увы, увы, улицы этого города так переполнены…

От Ватсона, однако, не укрылась нервозность, которую гость тщательно пытался скрыть за любезностью и радушием.

— Присаживайтесь, — решительно сказал Холмс, показывая на стул. — И давайте не терять времени. Рассказывайте же, что вас сюда привело: вы, кажется, не из тех людей, которые тратят время на ненужные любезности.

— Да, вы правы, мистер Холмс, — скорость речи собеседника не уменьшилась, но добродушие из неё пропало, как и маслянистые нотки в голосе. Теперь перед Холмсом и его другом сидел не светский щёголь, а решительный человек, столкнувшийся с тяжёлой проблемой, но намеренный её решить.

— Итак, я пришёл к вам по поводу одного необычного убийства, — взял он быка за рога.

— Убийства, как и болезни, обычными не бывают, — философически заметил Холмс, бросив печальный взгляд на оставленную трубку.

— Да, да, но я говорю о случае, необычном и вопиющем даже с точки зрения дилетанта, каким являюсь я в вопросах криминалистики… Два дня назад была убита Анна Кросс, единственная дочь вдовца Эммануила Кросса, художника. Предупреждая дальнейшее: я действую от его имени и по его поручению.

— Вы его друг?

— Смею считать себя таковым. Кроме того, он мой постоянный пациент.

— Почему же он не пришёл ко мне сам?

— Он убит горем. К тому же… — доктор слегка замялся, — есть особые деликатные моменты… В общем, я предложил ему свою помощь и посредничество, более того — настоял на этом.

— Это как-то связано с болезнью? — предположил Холмс.

— Не только. Как бы это объяснить… Во-первых, мистер Кросс несколько простоват. У него гениальные руки и его картины весьма ценятся в обществе, но, по правде говоря, он выходец из предместий. Если бы не наследство дяди, он прозябал бы в самом жалком положении… Недостаток хороших манер…

— Когда речь идёт о жизни и смерти, хорошие манеры — вещь второстепенная… Значит, есть ещё что-то?

— Я не хотел с этого начинать. Ну что ж. Я уже давно пользую господина Кросса от его недуга. Увы, похоже, неизлечимого…

— Доктор Струццо известен как специалист по нервным болезням, — зачем-то сказал Ватсон.

— Ну, не то чтобы известен, — слегка смутился доктор, — но определённая репутация…

— Хорошо, об этом вы расскажите тогда, когда сочтёте нужным, — сказал Холмс. — Мы, сыщики, прежде всего интересуемся тремя вопросами: где, когда и что. Итак, где и когда были обнаружены последствия преступления?

— Труп Анны Кросс был найден позавчера в гостинице на Мерилбон Роуд… — начал Струццо.

— То есть у нас на соседней улице? — изумился Ватсон.

Холмс нахмурился.

— Для человека с рационально устроенным умом должно быть ясно как день, что в Лондоне преступление может совершиться в любом месте: в Вестминстерском дворце, в трущобах или у нас под окнами, — недовольно сказал он своему другу. — Продолжайте, доктор.

— Я и говорю: её тело было обнаружено в дешёвой гостинице на Мерилбон Роуд, — в голосе итальянца прорезалось тщательно сдерживаемое волнение. — Места преступления я не видел. Но я ездил вместе с моим несчастным другом на опознание тела.

— Так-так, — сказал Холмс. — Опишите как можно подробнее то, что вы видели своими глазами.

— Я врач, Холмс, но должен сказать — даже для моих нервов это было суровым испытанием. Тело Анны изуродовано. Особенно пострадала грудь и нижняя часть тела. Честно сказать, её буквально выпотрошили.

— Характер ран? Вы можете сказать, чем они были нанесены?

— Очень острым предметом, — подумав, сказал итальянец, — но, пожалуй, не слишком длинным. Скорее всего, это был какой-то медицинский инструмент.

— Ланцет? — спросил Холмс.

— Да, скорее всего. Судя по тому, что осталось от груди… Это было просто ужасно. Простите моё волнение, но я хорошо знал покойную, и смотреть на это мне было больно.