Мудрость в пыли. Книга первая - Дмитрий Ничей

Путник нахмурился, пристально вглядываясь в лицо ребёнка. Дыхание его стало тяжёлым, и невнятный шёпот засвистел сквозь стиснутые зубы. Но вдруг он замотал головой, словно силясь отогнать от себя какое-то наваждение. Затем, заведя ладонь под спину ребёнка, нащупал между лопатками и оборвал идущий из земли засохший стебель. Достав из сумки фляжку, смочил пересохшие губы ребёнка. Под закрытыми веками ожили глаза, девочка вздохнула – и безмолвие пыльной пустыни нарушил детский плач.

Девочка плакала, и казалось, мёртвая земля не просто молчит в ответ, а затаившись, слушает давно забытые и самые живые звуки. И, отозвавшись, вот-вот сотворит в раскалённом небе клубы белоснежных облаков, затем дыхнёт прохладой, и под нарастающие раскаты грома хлынет обильный дождь. И растущие повсюду лужи соединятся в бурные потоки, и унесут, смыв отовсюду блестящую пыль, и обнажится земля, готовая дать начало новой жизни.

Но нет… Скоро, застряв посреди раскалённого неба, солнце превратит всё в одно адское зеркало, и, помня об этом, Путник стянул с головы намотанную ткань, бережно обернул ребёнка, взял на руки и двинулся в путь.

– Что случилось?

Отпираться бесполезно. Мама, одним только ей ведомым чувством, сразу, с порога, безошибочно улавливала малейшие произошедшие в её отсутствие изменения. Впрочем, я уверен, как и все мамы.

Мама не видела, как я привёл домой кошку, как спустил с рук у самого порога, как она, завораживающе мурлыча, прижимаясь к углам и стенам, прошла в наш, новый для неё дом. Она огляделась, немного подумала и, как показалось мне, снисходительно позволила думать, что она согласна жить у нас. Впрочем, мне, счастливому, это было приятно…

– Что случилось?

Мне пришлось, переминаясь с ноги на ногу, подбирая забывшиеся разом нужные слова, рассказывать о том, что мой друг-одноклассник уезжает в другую страну, и что ему некуда деть кошку, которую я давно хотел. Да-да, это правда. Кошка была моей давней заветной, пусть и потаённой, мечтой. И как я раньше жил, не имея рядом такого прекрасного и умного существа, ума не приложу. И что кошки оказывают самое положительное влияние на людей, а на меня – будет исключительным. Уникальным. И что, вообще, мы в ответе за тех, кого приручили. И что…

Мама слушала, хмурясь всё больше и больше. Видя, что ситуация заходит в тупик, я стал запинаться и нести какую-то ахинею.

– Ты хорошо подумал? – прервала меня мама.

Я обрадованно закивал.

– Убирать сам за ней будешь, – предупредила мама.

Я пытался заверить, что она очень умная, и с ней не будет никаких хлопот, но мама равнодушно пожала плечами, и ушла, больше не сказав ни слова. Моя милая, добрая, моя мудрая мама… Тогда, всецело поглощённый радостью обретения нового, я не придал этому особого значения. Как бы знать тогда…

Весь день я, поглощённый впечатлением нового, ходил по пятам за кошкой, наблюдая. Мне нравилось в ней всё: ленивая истома движений, надменность взгляда и манящая вычурность поз. Так я не заметил, как наступила ночь…

Кошка, свернувшись калачиком, дремала на одеяле. Щёлкнув выключателем, я с размаху плюхнулся на кровать.

– Осторожней! – услышал я в темноте недовольный женский голос.

Я замер, насмерть перепугавшись.

– O tempora! O mores! – снова послышался тот же голос. – В прежние времена великий пожертвовал рукавом своего халата, дабы не нарушить покой спящей кошки…

Я вскочил с постели, с размаху ударив по выключателю. Сердце бешено колотилось в груди. Кошка, недовольно щурясь от яркого света, повернула голову в мою сторону. Я подошёл поближе и, склонившись над ней, заглянул в глаза. Кошка громко мурлыкнула.

– Что, мой милый мальчик, испугался? – услышал я совсем рядом.

– Нет, – ответил я, не отводя взгляда.

Кошка удивлённо вскинула брови. Если можно так сказать, конечно.

– Ты способен слышать? Что ж, это замечательно…

Вскоре на пути показались несколько сбитых из всевозможного хлама утлых лачуг, теснящихся друг к другу. Над ними струился слабый дымок. Ребёнок на руках у Путника слабо шевельнулся. Тот прибавил шагу. Странное чувство овладело им. Теперь дорога в пыли, да и весь его путь, приобрели какой-то новый, позабытый когда-то смысл, наполняя грудь горячим воздухом и придавая невесть откуда берущиеся силы.

Подойдя к крайней лачуге под засохшим деревом, Путник постучал ногой в дверь. В ответ послышалась негромкая возня и вскоре дверь открылась. На пороге, тяжело дыша, стояла отёкшая пожилая женщина. Она посмотрела на свёрток на руках у Путника, и без того тяжёлый взгляд её стал ещё злее и недоверчивей.

– Чего тебе надо? – недружелюбно спросила она.

– Молока, – ответил Путник.

– Матерь Божья, – брезгливо поморщилась она в ответ. – Если люди забыли, как рожать детей, неужели ты думаешь, что мы станем выкармливать тех, кого родит пустыня? Убирайся сам и уноси с собой это исчадие ада. Прижав его к груди, ты и сам проникся…

– Послушай, женщина, – оборвал её Путник. – Я никому не желаю зла. Лучше подобру дай мне то, что я могу взять силой.

– Как бы не так… – в ответ прошипела она и вдруг визгливо вскрикнула: – Юрген!

За её спиной вырос огромный рябой детина, и, заслонив её собой, потянул руки к лицу Путника. В ответ, отступив на шаг, Путник резко ударил его ногой в живот. Детина взвыл от боли и сложился пополам. Так же бережно прижимая свёрток к груди, Путник другой рукой выхватил длинный нож легионера и приставил к горлу рябого, прижав его к стене.

– Принеси молока, – отчётливо проговорил Путник, глядя женщине прямо в глаза.

– Да здесь-то и вода – редкость, – начала было она, но Путник надавил ножом чуть сильнее, и детина зашипел от боли.

Женщина сгорбилась и исчезла в чернеющем проёме двери. Послышался лёгкий шум – и вскоре она вернулась, протягивая трясущейся рукой наполненную до половины полуразбитую кружку молока. Вторую руку она держала за спиной.

Возникла напряжённая тишина. Стало слышно, как жаркий ветер пересыпает горячую пыль под ногами. Детина напряжённо засопел на ноже у Путника, зло морщась от боли. Женщина стояла, упёршись в Путника тяжёлым недобрым взглядом. Время словно остановилось. Свисающая с отколотого края чашки молочная капля оторвалась и, медленно преодолев трясущиеся грязные женские пальцы, повисла на ребре ладони, готовая упасть…

Вдруг ребёнок на груди у Путника громко и радостно вскрикнул, протянув навстречу солнцу розовую ладошку.

– Господи! – охнула женщина и, попятившись назад, выкинула из-за спины руку с обрезом ружья. Грохнул выстрел. Путник почувствовал, как обожгло щеку и кровавой пеленой затянуло правый глаз. Резко проведя ножом по горлу рябого, Путник рукоятью наотмашь ударил женщину. Та всплеснула руками и неуклюже повалилась набок. Рябой рухнул на колени и, выпучивая безумные глаза, тщетно пытался зажать руками бьющую из перерезанного горла кровь.

Озираясь по сторонам, Путник бросил взгляд на ребёнка. Девочка безмятежно улыбалась, доверчиво глядя ему в глаза.

Вновь наступила тишина. Соседние лачуги не подавали никаких признаков жизни. Подобрав с земли обрез, Путник бросил его вглубь лачуги и сам вошёл следом, пригнувшись в низком дверном проёме.

Внутри было темно. Морщась от подкатившего приступа тошноты, Путник шагнул дальше, сквозь спёртый воздух маленькой комнаты. В падающих сквозь крошечные оконца тусклых лучах света переступала копытами грязная коза.

Оглядевшись, Путник заметил стоящую рядом стеклянную банку, до половины наполненную молоком. Бережно подняв, Путник поднёс её к носу и, не почуяв неладного, прислонил к губам ребёнка. Девочка принялась жадно пить, схватив банку маленькими ручонками. Путник удивлённо заметил, как странно ноет где-то внутри при виде пьющего молоко ребёнка. И всё сильнее и сильнее, с каждым её глотком, стихающим в сытом полусне. Наконец девочка тихо засопела. Путник аккуратно отнял от её губ банку и, допив остатки, бросил на укрытый соломой пол.

Заметив висящий в полутьме осколок зеркала, он подошёл поближе и повернулся к нему повреждённой стороной лица. Главное – глаз цел. А засохшая на измождённом бесконечной дорогой лице кровь – это привычно…

Выйдя на свет, он увидел бессознательно постанывающую в пыли хозяйку лачуги. Рядом, в луже сворачивающейся в пыли крови, лежало бездыханное тело её огромного рябого сына.

– А зачем ты нужен? – пятясь назад, поспешно прошептал Путник – Зачем ты нужен?

От чтения меня отвлекла мама. Возникнув в дверном проёме, она громко и недовольно вздохнула. Я обернулся.

– Вставай, – сказала мама, – тебя ждут великие дела.

– Что случилось? – несмело поинтересовался я.

– Иди, сам увидишь.

Я обречённо встал из-за стола и поплёлся вслед за мамой.

– Вот, полюбуйся, – указала рукой мама, когда мы вошли в другую комнату. – Это твоя кошка. Не заставила себя долго ждать.