Борщевик. Без пощады, без жалости - Полина Олехнович

Приезжаем ко мне домой. При виде молодого человека Шакира (так зовут мою собаку) писается от радости. Она всегда это делает, когда он приходит.

Мы идем гулять в парк. Уже около полуночи. В небольшом искусственном пруду отражается белое золото луны. Я замечаю чернеющие в темноте около дорожки огромные диски соцветий и разлапистые листья борщевика.

— Надо же, борщевик уже и здесь вырос, — говорю я.

— Интересно, его правда опасно трогать? — спрашивает Петька.

— Еще как опасно, я в газете прочитала, что от ожогов борщевика погибли люди.

— Да ладно! Газетка-то желтая была? Мы поворачиваем по направлению к дому.

— Нет, вроде бы, серьезная газета.

— Дожили, Милена читает жёлтую прессу!

— Не жёлтую!

— Жёлтую, жёлтую!

Мы идем, шутливо толкаясь, и смеемся как два имбицила. Шакира весело носится кругами. У нас впереди целая ночь.

Глава 2. Наступление

С Петькой мы не виделись уже пять дней. Он работает на двух работах: в IT-отделе в одной компании и в техподдержке в другой. Мой график — три через один, три через два. Если бы я работала, как большинство нормальных людей пять дней по восемь часов, с праздниками и уик-эндами, то мы с Петей наверняка бы расстались из-за несовпадения ритма жизни.

А так у нас все нормально. После четырнадцатичасового (официально) и шестнадцатичасового (фактически) рабочего дня мне уже ничего не хочется, только бы доползти до кровати. Пол выходного дня я отсыпаюсь, другую половину делаю домашние дела. Когда не видимся, общаемся по телефону. Часами болтаем перед сном.

Петька умеет слушать и понимать. Ему все про меня интересно: каждая мелочь моей жизни, каждая извилина моей мысли, каждый зигзаг настроения. В его вселенной я не только хрупкая красавица, но и личность с богатейшим внутренним миром. Если я такое совершенство, почему же он так тянет с совместной жизнью?

Петька называет меня кофейной феей. Я вспоминаю его слова, когда мужчина довольно раздраженно интересуется, почему к нему никто не подходит. Лучезарно улыбаясь, я говорю: «Минуточку, сейчас мы к вам подойдем». Но кто это «мы»? В кофейне только я и охранник. Сессия — с персоналом беда. Официант-стажер пропал, ночной админ готовится к завтрашнему экзамену, а бармен сообщил, что опаздывает на полчаса. Бардак!

Я разрываюсь между блендером, кофе-машиной и соковыжималкой. Охранник бросает сочувственный взгляд в мою сторону и сам подносит меню заждавшейся парочке. Взбиваю макропену для латте и микропену для каппучино. Подходит еще один тип. Этот недоволен, что у нас в одном зале зоны для курящих и некурящих.

Для такого случая у меня уже заученное объяснение. Вечером работает только один этаж, и приходится объединять курящих и некурящих по распоряжению управляющего. Мужчина продолжает недовольно бубнить: «Вы нарушаете мои права! Вы портите мое здоровье!» Мне хочется ответить: «Лично я? Шел бы ты домой. Зачем приперся на ночь глядя травиться никотином?», но я выражаю сочувствие и предлагаю сесть поближе к вентилятору.

Выкладываю салат «Цезарь» под возможно обоснованное, но бесполезное ворчание. Может ему просто не с кем поговорить. Дома никто не ждет, никто не любит. Еще один столик осчастливлен. Практически на бегу меня останавливают манерные тетки. Возмущаются, что нет пепельницы. Некурящая зона, клуши! О-о-о-о-о!

Я уже не верю своим глазам, когда появляется бармен. Длинный, несуразный, интеллигентный, в очках, бывший учитель английского из Псковской области. Гей — непонятый в родном Мухосранске. Очень мягкий, интересный, но злоупотребляющий алкоголем.

— Паша! Как ты мог! Штраф за опоздание! — стараюсь перекричать шум кофе-машины.

— Ну не ругайся. Извини. Новости смотрела? Там такое…! — он говорит, слегка растягивая слова, не торопясь завязывает фартук, аккуратно пристегивает бейджик, — представляешь, у нас в стране уже несколько десятков человек погибли от борщевика.

— Да хоть от кактусов! — я не в духе. Банка с ананасами не хочет открываться.

Звонит управляющая. Ночной администратор на эту ночь найден! Приедет из другой кофейни. Жизнь налаживается. Наконец-то можно идти домой. Переодеваюсь в человеческую одежду, сваливаюсь с грейпфрутовым свежевыжатым соком за админский столик и пишу поручения ночной смене. Администратор в кофейне — царь и бог.

Я возвращаюсь домой оглушенная целый день шумящим оборудованием, в трансе от вечного броуновского движения посетителей и персонала, вымотанная постоянной концентрацией внимания. Ноги ватные. Я как зомби — нет сил ни думать, ни переживать. Приятное торможение, в котором исчезает все наболевшее. Принимаешь жизнь такой, какая она есть. Плохое и хорошее. Доверяешь будущему. В метро едут такие же зомби: подвыпившие зомби, зомби — влюбленные, зомби — трудяги.

Шакира встречает меня радостным повизгиванием, и мы идем гулять. Эту собаку принесли ко мне на работу двухмесячным щенком женщины довольно приличного вида из общества помощи бездомным животным. Они красиво называли малыша метисом немецкой овчарки. Мягкая корзинка и бесплатная ветеринарная помощь прилагалась. Даже не знаю, что мною двигало: безумный инстинкт материнства, безумный страх одиночества или просто безумие, но я взяла собаку. Точнее удочерила.

С тех пор моя и без того насыщенная жизнь наполнилась дополнительными хлопотами: варю кашу с мясом, покупаю молоко и творог, собачьи игрушки. Когда прихожу с работы, вся квартира затоплена лужами и завалена сногсшибательно пахнущими кучками, щепками и какими-то с трудом опознаваемыми обломками. Приходится наводить порядок до двух часов ночи. Мама считает, что на меня надо жаловаться в Гринпис, и Шакире было бы лучше на улице, чем с такой хозяйкой. Я слишком много работаю, и малышка подолгу сидит дома одна. Может, мама и права, но Шакира любит меня до умопомрачения и уже в полгода яростно охраняет от посторонних.

Мы бродим по любимому маршруту в парке. Я замечаю, что борщевика стало еще больше. Обходим заросли стороной. Надо все-таки посмотреть новости. В два ночи сижу на кухне. Пью вкусный чай. Петя позвонил и обрадовал. Завтра мы все-таки увидимся. Но сначала он заедет к себе, помоется, переоденется и поспит. Почему не у меня? Вдруг становится невыносимо тоскливо. От неустроенности, от одиночества.

Шакира приходит на кухню с мягкой игрушкой в зубах. Радостно виляет хвостом и смотрит бесконечно влюбленными глазами. Сжимает зубами игрушку, и механический голос произносит: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».

Я отношусь к той категории людей, которые почти совсем не смотрят телевизор. Во-первых, мне некогда. Во-вторых, я так устаю на работе от шума, моя жизнь настолько переполнена всевозможными впечатлениями, что для телепередач места просто не остается. В лучшем случае я снимаю стресс ужастиком или включаю какой-нибудь занудный фильм в качестве фона, когда читаю или крашу ногти.