Дракон 2. Назад в будущее - Игорь Алимов

Еда!

На самом деле на еду, даже и вкусную, в этот исполненный подлинного трагизма период жизни Шпунтик вовсе не претендовал. И если бы ему вкусного все же поднесли, съел бы на чистом автопилоте, без малейшего намека на удовольствие — настолько кот был поражен коварством окружающего мира. Шпунтик боялся и не видел в этом ничего постыдного, поскольку богатый жизненный опыт убедил его: именно осмотрительность порою есть высшая форма храбрости, а вовремя удрать иной раз — не менее мудро, чем, распустив когти, кинуться грудью навстречу опасности. Основная проблема состояла в том, что убегать Шпунтику было ровным счетом некуда: проклятая клетка обступила кота со всех сторон, совершенно лишив права на выбор. Единственный человек, на которого кот мог уповать в столь тяжелых жизненных обстоятельствах, его хорошо обжитый и прирученный хозяин Константин-Котя Чижиков, в поле зрения отсутствовал и, судя по всему, интересовался судьбой кота не больше жестоких женщин в синих юбках, которые то и дело с грохотом сновали мимо, не обращая никакого внимания на сердечные котомучения.

Это ли не предательство?

Шпунтик собрался в плотный волосатый ком, обуздывая накатывающее отчаяние, и навострил уши в ожидании — а что еще прикажете делать? Рано или поздно гудение закончится, чуждые запахи рассеются, а хозяин появится и вытащит его из узилища. Все кончается, — это кот знал твердо, ему не раз случалось глядеть в пустую миску и понуждать хозяина мяуканьем или шлепком по лицу к заботе о домашнем питомце.

Другое дело, как оно все закончится сейчас: вдруг погудит-погудит, да и напрыгнет на него? И куда тогда деваться Шпунтику, если со всех сторон прутья клетки и применить храбрую осмотрительность нет никакой возможности?

Кот машинально похрустел сухим кормом, тезисно пописал в катсан, обреченно вздохнул и продолжил ждать. Лишь хвост ходил ходуном, ведь никому, никому не было дела до Шпунтика! И если бы многомудрый кот имел возможность увидеть своего ненаглядного хозяина, то лишний раз убедился бы в том, что все, буквально все на него, на Шпунтика, плюнули. Даже Котя Чижиков.

Чижикову было совершенно не до кота.

Последние несколько часов Котя провел трудно, хотя начинался полет в Пекин просто замечательно: за зоной паспортного контроля, казалось, остались все заботы, печали и неприятности, а впереди ждала страна мечты и много другого интересного. Чижиков чаял провести без малого восемь часов полета с чувством, с толком и с расстановкой, то есть слегка потягивая виски, почитывая с экрана ноутбука свежескаченный детективчик, а потом и откровенно подремывая, благо в полупустом самолете он единолично восседал на трех креслах и грех было не воспользоваться столь благостной возможностью вытянуть ноги.

Всему этому сбыться было не суждено: невесть откуда появилась симпатичная девица, присела в соседний ряд, напротив, а потом сняла очки — и оказалась Никой, девочкой из будущего, от навязчивого и совершенно бессмысленного присутствия которой, как казалось Чижикову, он раз и навсегда избавился. Ведь детей в самолет так запросто не пускают, тем более — на международные рейсы.

А вот поди ж ты: сидит и смотрит через проход! Только на вид ей уже лет двадцать, глаза накрашены и даже губы помадой вымазаны — не очень умело, но по-взрослому. Есть от чего обалдеть самому невозмутимому человеку.

Чижиков натурально и обалдел: выпучил глаза, стал судорожно хватать ртом воздух и минут несколько ничего (кроме потрясенного «как?!» да «что?!») вымолвить не мог. Ника смотрела на него, улыбаясь, и не было в этой улыбке ни подвоха, ни насмешки, ни каких-либо иных намеков на умственную несостоятельность Коти. Открытая была улыбка, хорошая, дружелюбная, словно в происходящем не было ничего неестественного: мы летим вместе, дядя Костя, ты что, забыл? Чижиков так обалдел, что даже пришел в себя. Обнаружил в правой руке бутылку виски, совершенно не скрываясь, отхлебнул прямо из горлышка, потом единым махом опрокинул в рот содержимое стаканчика, который держал в левой руке — там был все тот же виски, замаскированный капелькой апельсинового сока, шумно выдохнул, утер рот тыльной стороной ладони и только тогда спросил:

— И как это понимать?

— Дядя Костя… — Ника продолжала улыбаться. — Я…

— Какой я тебе дядя?! — птицей взвился Чижиков. — Нашлись тут родственнички самозваные…

— Тише, — Ника приложила пальчик к губам. — Пожалуйста, тише, на нас обращают внимание…

Котя осторожно огляделся: пассажиры, сидевшие поблизости, и правда весьма заинтересованно таращились в их сторону, высматривая возмутителей спокойствия, а ближайшая стюардесса с профессионально озабоченным лицом уже направлялась прямиком к Чижикову.

— У вас все в порядке? — спросила она, остановившись рядом с Никой. — Все хорошо?

— Все прекрасно, — улыбнулась стюардессе Ника. — Просто я сообщила дяде такую приятную новость, что он не сумел сдержать радости.

— Ну… да… — согласно закивал Чижиков под внимательным взглядом стюардессы, а сам в это время придерживал локтем спрятанную за подлокотник бутылку. — Племянница у меня такая затейница.

— Быть может, вам принести чего-нибудь? — спросила стюардесса. — Вдруг, новость такая волнующая, что нужно успокоительное? Или, может, воды? Сока?

— Да, пожалуй сока… апельсинового, — выдохнул Котя.

Едва стюардесса отошла, он вперился в Нику взглядом и спросил, как ему показалось, сурово и требовательно:

— Что же за новость ты… или как вас теперь называть… для меня приготовила?

— Откиньтесь на спинку кресла, — с обезоруживающей улыбкой посоветовала Ника. — И дышите глубже, вы взволнованы.

— Уж как-нибудь управлюсь с волнением… — тут Чижиков снова сбился и окинул Нику оценивающим взглядом. — Погоди… Или погодите…

Котя был в явном затруднении.

— Давайте оставим все как есть, дядя Костя! — Ника была сама кротость. — Я вас называю на «вы», вы меня называете на «ты». Вы мой дядя, а я ваша племянница, притом большая затейница.

— Черт-те что! — вырвалось у Чижикова. — Ну просто черт знает что!

Вернулась стюардесса и подала Коте стаканчик с соком. Чижиков поблагодарил ее и, едва та отошла, нагнулся к Нике.

— Так, пересаживайся ко мне и давай объясняться!

— А что случилось, дядя Костя? — захлопала ресницами Ника, но пересела в ряд Чижикова.

— Это просто невозможно! — страшным шепотом вскричал Чижиков, сверля Нику бешеным взглядом. — Ты издеваешься? Издеваешься, да?

— Почему-у-у? — округлила глаза Ника, и если бы Котя видел ее впервые, он бы точно принял это удивление за совершенно искреннее.

— Ты издеваешься, — обреченно кивнул Чижиков, от души хлебнул сока и плюхнул в стакан по самый край виски. Ему мучительно не хотелось продолжать этот разговор, он не понимал, что и как спрашивать, но и молчать было нельзя: происходящее выходило за рамки обыденности, и с каждой минутой ему делалось все страннее. — Значит, ты разыгрываешь из себя дурочку. Ну что ж, замечательно, давай будем разговаривать как два идиота.

— Зачем, дядя Костя?

— Затем, что, быть может, тогда я смогу наконец хоть что-то понять, девочка из будущего, или теперь ты не из будущего? Итак, что мы имеем? Еще вчера ты была мелкой пигалицей в возмутительном платье. Нежданно-негаданно явилась ко мне под дверь. Чаю с бергамотом потребовала… Съела мой батон и мою колбасу… Сигарету выбросила… Призрака прогнала… Кота приручила… — Костя перечислял подробности первого визита гостьи из будущего, как будто они помогали ему удерживать разбегающиеся мысли. — А потом заявила, что ты моя спутница! И уже не отставала ни на шаг! Как банный лист приклеилась! А я тебя звал?! И лишь мой природный ум…

Тут Ника хихикнула.

— …и лишь мой природный ум, — с нажимом продолжал Котя, — помог мне от этой незваной спутницы отделаться. И вот я в самолете, я лечу в Пекин, и все хорошо и прекрасно, как вдруг ты снова здесь, и опять все идет кувырком!

Чижиков с законным возмущением поглядел на Нику. Ее наряд и сегодня был вызывающим. Несерьезный жакетик на одной пуговице, короткая юбка, белые коленки, как будто ей совсем не холодно на высоте без малого десять километров! Хм, коленки…

— И, кстати, где? — спросил он.

— Что — где?

— Царапина, спрашиваю, где? Которая вчера была на колене твоем детском? А сегодня вроде как саморассосалась?

— Вроде того, — без тени смущения кивнула Ника.

— О господи… — еле слышно простонал Котя, откидываясь на спинку кресла. — За что мне все это, за что?! Театр абсурда! Ты ведь не выглядишь идиоткой! Да и я совсем недавно был в полном уме и рассудке, пока ты не появилась. А, может, у меня теперь в мозгу нехватка кислорода образовалась, вот мне и кажется всякое? Может, мне мерещится этот разговор двух умалишенных? — Костя щипнул себя за руку и сморщился от боли. — Скажи, зачем ты так настойчиво морочишь мне голову? Ладно, я мог понять игры в дядю, когда тебе было… гм… тринадцать лет. У детей на редкость богатая фантазия, они вечно играют в разные игры и считают, что все кругом тоже должны принимать в этом участие. Но сейчас?! Кстати, сколько тебе сейчас лет?