Снежное чудо - Владимир Бондаренко

Спрячься, я один с ним поговорю.

И крикнул:

Эй, дома ли хозяин?

Чего тебе? — высунул медведь Тяжелая Лапа , голову из окна.

Говорят, ты Енота обидел. Он кувшинку себе из речки достал, а ты отнял. Правда, что ль?

А тебе-то какое дело?

Мне-то вроде и никакого, да тебя жалко. Он, Енот-то, говорит: «Пойду сейчас по роще и всем расскажу, что у меня медведь Тяжелая Лапа кувшинку отнял». А я ему и говорю: стой, погоди. Зачем же ты его так позорить будешь? Ведь ему потом нигде появиться нельзя будет. Как только увидит кто, так и скажет сейчас же: «Вот он, медведь-то, что кувшинку у Енота отнял».

Задумался медведь Тяжелая Лапа. А что? И в самом деле стыдно будет по роще ходить. Смеяться будут: на кувшинку польстился. Поглядел исподлобья на зайца, спросил:

Неужто рассказывать хочет?

Ну!.. Я сначала не поверил, а потом вижу — такой расскажет. Вот, думаю, беда какая. Надо, думаю, спасать медведя Тяжелая Лапа. Неужели он настолько оплошал, что на чужое зариться начал? Стой, говорю, погоди, Енот. Тут что-то не так, разобраться надо. А он как начал кричать: «Да он всегда такой — на чужое падкий».

Поежился медведь, пошевелил плечами.

Ишь, проворный какой обзываться.

Вот и я ему говорю: «Погоди, Енот, не спеши. Не мог тебя медведь Тяжелая Лапа всерьез обидеть. Нужна ему твоя кувшинка, чтобы он из-за нее позорился. Он, гляди, просто пошутил».

Обрадовался медведь заячьей петельке, ухватился за нее.

Ну конечно, пошутил я, а он уж и сразу — по роще пойду. Какой... шуток не понимает.

Вот и я ему говорю: «Погоди, Енот, хорошего медведя оговаривать. Вот сбегаю я к нему, если не шутит он, иди тогда по роще, говори всем, как он обидел тебя, пусть все знают».

Нет, нет, пошутил я.

Ну, вот и добро. Давай тогда кувшинку, я ему отнесу.

И заскреб медведь пятерней в затылке: не хотелось отдавать кувшинку Еноту — разве он для того ее брал, чтобы отдать? Но и обидчиком прослыть не хотелось. Отдал.

Увидел Енот — несут зайцы кувшинку. Удивился:

Как это он отдал ее?

Так я же тебе сказал, — улыбнулся Пушок, — что есть у меня ключик от сердца. Словом зовут его, ключик мой. К каждому сердцу его подобрать можно. Сказал тебе его, а ты и задумался. И отмягчело твое сердце, отомкнулось... Бери, ешь свою кувшинку. Да впредь расторопнее будь, не попадайся с кувшинками на глаза медведям.

По тропинке к Бобровой запруде черепаха Кири-Бум ползла. Спросила:

О каком это вы ключике здесь речь ведете?

Рассказал ей Енот. И в следующую среду поведала черепаха Кири-Бум у сосны с кривым сучком о зайце Пушке, который сумел отомкнуть жесткое сердце медведя Тяжелая Лапа и помочь Еноту. Слушал ее и Рваный Бок и сиял от гордости: какого друга он себе нашел! О нем даже сказки рассказывают.

Кустик гороха

Весной еще вскопал медведь Спиридон грядку у берлоги и посадил горох. Вырос он, распустился. Стручки толстые, набитые. Похаживает Лиса вдоль плетня и видит горошек, а взять не может: зорко караулит медведь свой огород. На каждый шорох из берлоги высовывается, голос подает:

Кто это там?

Не залезть.

«Но не я буду, — думает Лиса, — если не попробую медвежьего горошка».

Смотрит — заяц Рваный Бок по просеке скачет. Поманила его лапой, спрашивает: >

Горошку хочешь?

Еще бы! — подпрыгнул Рваный Бок. — Давай скорее.

Давай, — передразнила Лиса. — Его сперва добыть надо.

У кого?

У медведя Спиридона.

Э-э! — замахал Рваный Бок лапками. — Медведь Спиридон шуток не любит. Я уж ученый. Пошутил с ним один раз, хватит. Он меня и за уши отодрал и из берлоги вышвырнул. Метров пять на левом боку ехал.

Так это же совсем безопасно, — повиливала Лиса хвостом. — Ты же маленький. Присядешь за кустик гороха. Рядом медведь Спиридон пройдет и не увидит.

А если увидит?

Не теряйся. Что это за заяц, который не может медведя перехитрить? Смотри ему в глаза и говори: «Поздравить тебя пришел с днем рождения». Или другое что-нибудь скажу. У тебя же умная голова?

Умная, — подтвердил заяц.

И ты не найдешь, что медведю сказать?

Найду.

И смелый ты. Не боишься один под елочкой спать?

Не боюсь, — подтвердил Рваный Бок.

Так неужели ты забоишься один на один с медведем встретиться?

Не забоюсь.

Ну вот и молодец. Идем.

Вела Лиса зайца к медвежьему огороду, радовалась: добудет Рваный Бок горошка, и она полакомится. А если поймает медведь зайца, так не ее же. Зайцу битым быть, ее костям не болеть.

Подвела Лиса зайца к плетню, шепчет:

Лезь. Удача смелых любит.

Полез Рваный Бок. Только через плетень перебрался, а медведь Спиридон — вот он, идет к нему по тропинке. Оглянулся Рваный Бок на Лису, дескать, выручай, а она хитренько так лапы в стороны развела: дескать, тебя поймали, ты и выкручивайся.

И понял тут Рваный Бок — на беду его навела Лиса. Сама не полезла, хитрая. Но и он не без ума родился. «Как ты мне, — думает, — так и я тебе».

Поднялся Рваный Бок и пошел медведю навстречу. Помахал ему лапкой: наклонись, дескать, что сообщу тебе по тайности. Наклонился медведь Спиридон. Зашептал Рваный Бок ему на ухо:

Предупредить пришел. Лиса обворовать тебя замыслила. В кустах прячется, уйдешь с огорода — залезет. Давно уже метит горошком твоим попользоваться.

Поблагодарил медведь зайца. Кустик горошка сорвал ему. Увидела Лиса зайца с горохом, кинулась к нему.

Как тебе удалось добыть его?

Медведь дал. Подхожу я к нему и спрашиваю: «Что лучше — честно попросить или хитро украсть?» — «Попросить», — говорит он. Я и попросил. Иди, и тебе даст. Ты верно сказала: удача смелых любит, — сказал Рваный Бок, а про себя добавил: «Но не хитрых».

Побежала Лиса к медведю. Видел Рваный Бок, как перелезла она через плетень. Слышал, как сказала она медведю, когда прихватил он ее на грядке:

Гороху мне хочется — страсть. Я сперва украсть хотела, а потом подумала: ну зачем я буду ползти, живот царапать, да еще неизвестно — унесу или нет. Ты уж дай лучше сам, чтобы в грех меня не вводить.

И медведь дал ей: схватил за воротник и отходил крапивным веником. Глядел Рваный Бок издали, как банит медведь крапивой Лису, и приговаривал:

Так ее, дядя Спиридон, так, чтобы знала она, плутовка, как глупых на воровство подбивать.

Не скоро после этого захотелось Лисе еще раз отведать медвежьего горошка.

Что Пушок открыл

Поел Рваный Бок горошка, водички из родника похлебал, залез под елочку, вздремнуть приготовился. И тут примчался к нему Пушок, схватил за плечи, трясет, кричит:

Открыл!.. Открыл!..

А больше и сказать ничего не может. Упал на траву, лапками на себя машет, рот разевает — сердце зашлось. Шепчет:

Открыл!.. Открыл!..

Сбегал Рваный Бок к родничку, водой друга обрызгал. Присел возле него, голову гладит, приговаривает:

Успокойся, а то разорвется от волнения сердце и сказать не успеешь, что же ты открыл. Заново кому-нибудь открывать придется.

Подействовали эти слова на Пушка, притих он. Отдышался, пришел в себя, заговорил:

Лежу я сейчас у себя под кустиком и думаю: все нас, зайцев, трусами дразнят. А если бы не было нас? Если бы на земле одни львы были? Что бы тогда было? Подумал я и открыл.

Что?

А то: если бы на земле одни львы были, то среди них объявился бы лев-заяц. Кто-то из них да был бы всех слабее и трусливее.

Ну и что?

Как что?! — воскликнул Пушок. — Если может быть лев зайцем, то значит, и заяц может быть львом, среди... зайцев, конечно. Заяц-лев! Как звучит, а?

Хорошо звучит. Есть что послушать.

О! И может быть, я и есть этот заяц-лев.

Это почему же ты? — поднялся Рваный Бок. — Я тоже могу быть им.

Ты? Куда тебе. Ты разве забыл, как я тебя поборол два раза? У тебя грудь уже моей, и в глазах нет бодрости нужной. Я лев.

Грудь у тебя пошире, да, — согласился Рваный Бок, — и поборол ты меня два раза, признаю. Зато у меня плечи покруче и уши покороче. И дед у меня ловким был, никто у нас в роще перед ним устоять не мог. Я заяц-лев.

И заспорили зайцы. А от спора до драки — одна оплеуха. Ахнул Рваный Бок ладонью по щеке Пушка — и понеслось. Колотят зайцы друг друга, пускают серый пух по ветру, кричат:

Я лев!

Нет, я лев!

А сова высунулась из дупла, жмурится, закрывается крылом от солнышка, никак разобрать не может, кто это там возится под елочкой. Послушаешь — вроде львы дерутся, а голоса — заячьи.

Ухо-хо! Кто там? — спросила сова.

Услышали зайцы крик ее и присмирели: хоть и плохо видит сова днем, а все-таки видит. Разглядит кого-нибудь из них, и не сумеют они доказать даже, кто же из них — лев.

Поводила сова ушастой головой — тихо вокруг. Глазами круглыми поморгала: