Жиган и бывший мент - Сергей Зверев

Оставалось только одно — провести срочную чистку, убрать почти всех, кто имел отношение к несостоявшейся операции.

Воловик вступил в контакт, хотя парламентер от его политических противников так и не прибыл на встречу с ним. Но Воловик этого не подозревал и вступил в контакт с Константином, которого и принял за —, этого самого парламентера. За что поплатился жизнью.

Как ни сложно было тихо и незаметно убрать Воловика, слишком заметной фигурой тот был, но и это удалось Мошнаускасу.

Те, кто сделал это по приказу Мошнаускаса, сами прожили недолго после операции. Мошнаускас хорошо «прочистил» ряды людей, которые были в курсе этого дела.

И теперь только он один знал, почему осиротела империя Воловика.

Впрочем, знал это, еще и Константин, которому удалось разобраться в обстановке.

Теперь оставалось его убрать, и тайна Мошнаускаса станет абсолютной, то есть знать о ней будет только он один.

…Ничего не оставалось, как открыть дверь и войти. Константин даже не удивился, когда услышал дикий, громом раздавшийся в притихшем доме скрип.

Он послал своему врагу предупреждение о том, что вошел в дом.

Наиболее эффективно было бы для Мошнаускаса поджидать его появления именно за этой, за входной дверью. И стрелять сразу, как только Константин появится в дверном проеме. Но на этот раз Мошнаускас не отступил от элементарного правила профессионалов — минимум эффектности и максимум эффективности.

Витольд не мог забыть унижения, которое испытал, решив проверить, насколько соответствует действительности утверждение Константина о том, что он «неплохо» владеет приемами рукопашного боя. Мошнаускас решил уточнить, что означает это «неплохо», и спросил, скольких человек, имеющих профессиональную подготовку, сможет одолеть Константин без какого-либо оружия?

Панфилов пожал тогда плечами и сказал, что человек пять-шесть, наверное, точно он не знает. Это Мошнаускаса задело.

Он счел это чрезмерно развитым самомнением и пижонством и решил Константина проучить. Он привел Панфилова в тренировочный зал охранного агентства и предложил продемонстрировать свое умение на себе. Ни одному человеку из тех, кто у него работал, еще ни разу не удавалось победить его на тренировках.

Как ни пытался Витольд настроиться на очень серьезный уровень своего соперника, некоторая расслабленность, от которой он так и не смог до конца избавиться, сыграла с ним злую шутку.

Ровно через пятнадцать секунд он оказался на полу, а Константин успел наглядно продемонстрировать к тому времени три приема, которыми он мог Витольда убить, четко обозначил эти удары, но не завершил, естественно.

Самое обидное в этих ударах и заключалось — так поступают с зелеными «пацанами», когда хотят поставить их на место, которого они заслуживают, — на место сопливых учеников.

Мошнаускас не забыл этой обиды и теперь не мог просто убить Константина. Ему нужно было поставить того в безвыходную ситуацию, увидеть в его глазах растерянность, страх и только после этого всадить ему пулю в лоб. Или в сердце — это уже по желанию.

По коридору Константин даже не старался идти бесшумно. Он наступал на скрипучие половицы, не выбирая места, не замирал от их скрипа и не пытался скрыть то, что он приближается к закрытой двери комнаты, в которой его ждет Мошнаускас.

Константин точно знал, что ждут его именно за этой дверью, — остальные были заперты и заставлены старой мебелью: советских времен книжными канцелярскими шкафами, неустойчивыми пирамидами сломанных стульев, поставленными друг на друга письменными столами. Свободной оставалась единственная дверь в коридоре, к ней-то и приближался Константин.

Он шел, не скрывая своего движения, но делал это очень медленно, останавливаясь после каждого шага, и замирал, прислушиваясь, как по притихшему в ночи зданию пролетает резкий скрип половиц и тает среди хлама, заполняющего коридор.

Дождавшись полной тишины, он делал еще один медленный шаг, и все повторялось снова.

Константин делал это вполне осознанно, приучая Мошнаускаса к мысли, что за каждым шагом следует пауза в движении, во время которой он, Константин, остается неподвижным. Он хотел заставить готового к выстрелу Мошнаускаса постоянно ожидать этой паузы.

Коридор оказался длинным, очень длинным, хотя обычным шагом его можно было бы пройти за несколько секунд. Однако Константин подолгу застревал на одном месте, и временами ему казалось, что он стоит не меньше десяти минут после каждого шага, хотя на самом деле это были всего несколько секунд.

В эти моменты бесконечного, хотя и недолгого ожидания, в голове Константина сталкивались картины каких-то воспоминаний с обрывками его мыслей. Он вспомнил, например, как прощался последний раз с Ритой…

На этот раз ошибся Константин, и эта ошибка обошлась ему очень дорого.

Едва избавившись от людей Воловика, которые пытались его убить, Константин привел Маргариту к Татьяне, единственному, наверное, в Москве человеку, которому он мог доверять. Она когда-то любила его, он тоже думал, что ее любит, и они едва не начали жить вместе, едва не связали свои жизни навсегда.

Но оказалось, что это невозможно. Татьяна вовремя поняла, что для Константина близкие люди вовсе не дороже его дел, его борьбы с врагами, его денег, требующих всей его энергии и всего его внимания. Она отказалась от него, и со временем Константин и сам понял, что Татьяна поступила правильно.

Ведь он в конце концов и сам отказался от всего того, что раньше управляло его жизнью. Отказался даже от имени «Константин Панфилов», которое казалось ему наполненным каким-то непостижимым роковым смыслом, становилось причиной смерти всех, кто связывал с ним свои жизни.

Он оборвал все связи со своей прошлой жизнью, отказался от борьбы, от врагов, без которых не мог прежде обойтись и дня" от своих денег, которые ему не на кого было тратить и с помощью которых можно было только делать новые и новые деньги…

Зачем? Когда он задал себе этот вопрос, деньги перестали его интересовать.

Но понял он все это слишком поздно. Та хрупкая тонкая нить, которая протянулась от его души к душе Татьяны, уже порвалась и никаким узлом ее связать было теперь невозможно. У них остались бы, наверное, дружеские отношения. Возможно, со временем Константин даже начал бы приезжать к ней раз-два в месяц из своего Запрудного, где он был первым человеком в городе, и проводить у нее ночь.

Но ни он, ни она этого не хотели. Что-то особенное все же было между ними, чего они не хотели разрушать, пусть даже все это осталось только в прошлом и не имело никакой перспективы.

Константин больше не ездил к Татьяне, она ему не звонила.

Они расстались, но все еще оставались вместе, где-то там, в воспоминаниях, в глубине своей памяти.

Мысль обратиться к Татьяне за помощью, когда ему оказалось необходимым пристроить на несколько дней в Москве Маргариту, возникла у Константина только потому, что никакой другой вариант был уже невозможен.

По его следу шли буквально по пятам, он рисковал не только своей жизнью, но и ее тоже. А с него уже достаточно было смертей. Все, кто когда-то были близкими ему людьми, оказались мертвы. И он часто думал, что это произошло именно потому, что они связали свои жизни с ним, Константином Панфиловым.

Кроме того, Маргарита сковывала его возможности. Он не мог оставить ее одну, не мог и таскать с собой по Москве. Ей нужно было придумать надежное безопасное прибежище на несколько дней. И Константин вспомнил о Татьяне.

Конечно, она согласилась помочь ему.

Хотя и видела, что теперь уже Маргарита стала близким Константину человеком и фактически заняла место, когда-то принадлежавшее ей. А может быть, именно поэтому она и помогла этой нескладной еще девочке-подростку, попавшей в Москву с голубой мечтой покорить свет и мир и уже через несколько месяцев превратившейся в заурядную московскую проститутку, которой суждено было отработать на сутенера несколько лет, а потом закончить или передозировкой, или белой горячкой, или перерезанными венами.

Константин оставил их вдвоем и ушел совершенно спокойный за судьбу Маргариты. О судьбе Татьяны он не думал теперь никогда. Она жила своей жизнью, от него не зависящей, а значит, никакая исходящая от него опасность ей и не угрожала.

Вот это наивное, самодовольное ощущение избавления от ответственности за жизнь близкого ему человека и было ошибкой Константина.

Конечно, он не знал, не мог знать, что разыскивающий его как единственного человека, который знал о его промахе и который мог его подставить перед «хозяином», Мошнаускас, сумел узнать, что сегодняшнее имя Константина — не настоящее, что он не кто иной, как Константин Панфилов, личность достаточно известная, чтобы вычислить его возможные контакты в Москве.

И уже через час после того, как Константин покинул небольшой сквер в одном из переулков недалеко от Триумфальной площади, где расстался с Маргаритой и Татьяной, в тот же самый сквер вошел Витольд Мошнаускас, разыскивающий адрес, по которому, согласно имевшейся в компьютерном банке информации аналитического отдела его агентства, проживала бывшая любовница Константина Панфилова по имени Татьяна.