Moonlight Shadow - Банана Ёсимото

– Как у братьев Гримм, или у Эзопа? Очень похоже на басню про собаку.

– В том случае, – ответила я невозмутимо, – собака уронила кость, увидев собственное отражение в воде. Ей никто не мешал.

Женщина сказала с улыбкой:

– Что ж, в следующий раз куплю тебе термос.

– Спасибо. – Я попыталась улыбнуться. Она говорила очень спокойно, поэтому я не смогла рассердиться и даже сама подумала: какие пустяки. К тому же она совсем не походила на какую-нибудь чудачку или пьяную, на рассвете возвращающуюся домой. У нее были очень умные, ясные глаза, а лицо – такое глубокое, точно она постигла все радости и страдания этого мира. Поэтому безмолвный напряженный воздух казался с ней одним целым.

Я только смочила чаем горло, а остальное протянула ей:

– Возьмите, это вам. Чай Пуар.

– О, мой любимый. – Она приняла крышку тонкой рукой.

– Я совсем недавно здесь. В общем, приехала издалека, – сказала она с воодушевленным взглядом, какой бывает у путешественников, и посмотрела на воду.

– Путешествуете? – спросила я, раздумывая, для чего она притащилась сюда, где нет абсолютно ничего интересного.

– Да. Знаешь? Скоро здесь можно будет увидеть то, что бывает раз в сто лет, – ответила она.

– Раз в сто лет?

– Ага. Если всё сложится.

– Что сложится?

– Пока секрет. Но я обязательно тебе расскажу. Раз ты меня чаем угостила.

Она улыбалась, и у меня как-то не получилось расспросить ее поподробнее. Мир наполнялся близким утром. Свет растворялся в голубизне неба, и легкое белое свечение озаряло слои воздуха.

Мне пора было возвращаться домой, и я сказала:

– Пока.

Она прямо посмотрела на меня ясными глазами и произнесла:

– Меня зовут Урара. А тебя как?

– Сацуки, – представилась я.

– До скорой встречи, – сказала Урара и помахала рукой.

Я тоже помахала ей в ответ, оставив мост за спиной. В ней было что-то особенное. Я ничего не поняла из того, что она говорила, и она совсем не походила на человека, который живет, как все. Я бежала, и мои сомнения росли. Потом почему-то встревожилась и оглянулась: Урара еще стояла на мосту. Она смотрела на реку, и мне был виден ее профиль. Я поразилась. Она выглядела совсем другой. Я никогда не видела, чтобы у человека было такое суровое выражение лица.

Она заметила, что я остановилась, и опять, улыбнувшись, помахала мне рукой. Я тоже растерянно помахала в ответ и побежала.

Интересно, что она за человек? – думала я некоторое время. Постепенно в моей сонной голове четкими, ослепительными контурами в солнечном свете высветился образ загадочной женщины по имени Урара. Вот какое это было утро.

У Хитоси был младший брат, большой оригинал. Его странности понемногу проявлялись во всем: и в образе мыслей, и в том, как он реагировал на разные вещи. Он жил так, как будто родился и воспитывался в другом измерении, а когда чуть-чуть подрос, его раз – и выкинули сюда: ну-ка поживи тут. Я всегда так думала о нем, с нашей первой встречи. Звали его Хиираги. Родной брат погибшего Хитоси, в этом месяце ему исполнилось восемнадцать лет.

В кафе на четвертом этаже универмага, где мы договорились встретиться, Хиираги пришел прямо после школы, одетый в девчачью школьную форму: юбку и матроску.

Вообще-то мне было ужасно стыдно, но он вошел в кафе как ни в чем ни бывало, и я притворилась невозмутимой. Он сел напротив, сделав глубокий выдох, и спросил: «Давно ждешь?» Я покачала головой, и он радостно улыбнулся. Когда он делал заказ, официантка очень пристально оглядела его сверху вниз и, не скрывая удивления, сказала: «заказ принят».

Он не был похож на брата, но, часто, когда я смотрела на его пальцы, на то, как иногда менялось выражение его лица, мое сердце было готово остановиться.

– А-а, – нарочно произносила я в такие моменты.

– Что? – Хиираги смотрел на меня, держа в руке чашку.

– По-похож, – заикаясь, говорила я. И тогда Хиираги, говоря: «пародия на Хитоси», – показывал Хитоси. И мы смеялись. Нам ничего не оставалось делать – только играть вдвоем, подтрунивая над своими сердечными ранами.

Я потеряла любимого, а Хиираги потерял сразу и старшего брата, и свою девушку.

Его девушку звали Юмико – ровесница Хиираги, красивая, невысокого роста, хорошо играла в теннис. У нас была небольшая разница в возрасте, мы дружили и часто проводили время вчетвером. Сколько раз я приходила в гости к Хитоси домой, а к Хиираги приходила Юмико-сан, и мы всю ночь вчетвером играли в компьютерные игры.

В ту ночь Хитоси поехал куда-то на машине и взялся подвезти до вокзала Юмико-сан, которая заходила к Хиираги. По дороге он попал в аварию. Не по своей вине.

Они умерли мгновенно.

– Ты всё бегаешь по утрам? – спросил Хиираги.

– Ага, – ответила я.

– А что ж так растолстела?

– Да я днем валяюсь, ничего не делаю. – Я непроизвольно улыбнулась. На самом-то деле я так похудела, что это было видно невооруженным глазом.

– Если спортом заниматься, то это и для здоровья полезно, так ведь? Да, тут вдруг поблизости открыли место, где очень вкусный какиагэдон [ 1] подают. И калорийный. Давай сходим. Прямо сейчас, давай? – сказал он. Хитоси и Хиираги сильно отличались друг от друга по характеру, но в них была такая естественная заботливость, не напоказ и без всяких тайных целей, а от хорошего воспитания. Такая же заботливость, когда бережно заворачиваешь колокольчик в носовой платок.

– Хорошо, пошли, – ответила я.

Школьную форму, которую сейчас носил Хиираги, подарила ему на память Юмико-сан.

После ее смерти он ходил в ней в школу, хотя там вообще не носили формы. Юмико-сан любила форму. И его, и ее родители со слезами отговаривали этого мужчину в юбке, говоря, что Юмико-сан такому бы не обрадовалась. Но Хиираги смеялся и не поддавался на их уговоры. Когда я спросила:

– Ты ее носишь из-за того, что переживаешь? – он ответил:

– Нет, не из-за этого. Умерших не вернуть, а вещь – это всего лишь вещь. Но от этого какая-то твердость в душе появляется.

– Хиираги, сколько еще ты ее будешь носить? – спросила я.

И он сказал: «Не знаю», немного помрачнев.

– А тебе никто ничего не говорит? В школе странные слухи про тебя не распускают?

– Нет, это же я.– Он с давних пор говорил о себе, используя местоимение «ватаси» [ 2] . – Мне все очень сочувствуют. А девчонки так просто с ума по мне сходят. Это, наверное, потому что в юбке лучше понимаешь, что чувствуют женщины.

– Ну, тогда все в порядке, – улыбнулась я. За стеклом, на противоположном этаже радостные покупатели оживленно делали покупки. Вечерний универмаг с ярко освещенными рядами весенней одежды, казалось, был наполнен счастьем.

Теперь я всё поняла. Его форма-матроска – это мои утренние пробежки. У них та же роль. Просто я не такая оригиналка, как он, поэтому мне достаточно просто бегать по утрам. На него же подобные занятия не действуют и не могут служить поддержкой, поэтому он выбрал девчачью форму. Но и то, и другое – всего лишь средство вдохнуть жизнь в иссохшее сердце. Чтобы отвлечься и выиграть время.

За эти два месяца и у меня, и у Хиираги появилось выражение лица, которого раньше никогда не было. Мы будто боролись с мыслями об утрате. Поддавшись внезапным воспоминаниям, мы оказывались во мраке неожиданно подступавшего одиночества, и незаметно для нас самих всё отражалось у нас на лицах.

– Если я соберусь пойти куда-нибудь поужинать, я позвоню тебе домой. Хиираги, или тебе лучше дома остаться? – Я собралась уходить.

– А, ну да. Сегодня отец в командировке, – ответил он.

– Мама одна? Тогда иди домой.

– Нет, можно заказать что-нибудь с доставкой на дом. Еще рано, она, наверное, ничего не приготовила. Заплачу деньги и сюрприз – ужином угощает сын.

– Это ты очень мило придумал.

– Не будем падать духом. – Хиираги радостно улыбнулся. Обычно он казался взрослым, но в такие минуты выглядел совсем мальчишкой.

Однажды зимой Хитоси сказал:

– У меня есть младший брат. Его зовут Хиираги.

Тогда я первый раз услышала от него о брате. Небо было пасмурным и тяжелым – того и гляди пойдет снег, – и мы спускались по длинной каменной лестнице на задворках школы. Держа руки в карманах пальто, Хитоси сказал, выпуская клубы пара:

– Он совсем взрослый, не то что я.

– Взрослый? – Я засмеялась.

– Такой бесстрашный, что ли. Но если что-то нашей семьи касается, он прямо ребенком становится, просто смешно. Вот вчера отец слегка порезал руку стеклом, и Хиираги так растерялся, бедный, как будто небо и земля перевернулись. До того неожиданно, что я даже вспомнил сейчас.

– А сколько ему?

– Ему? Пятнадцать, кажется. Но он такой странный. Даже трудно поверить, что мы братья. Увидишь его – так и ко мне, наверное, станешь плохо относиться. Да, чудной он, – сказал Хитоси, улыбаясь так, как улыбаются только старшие братья.