ДЫР - Нелли Мартова

– Душа не на месте, – Гуля отвечала на вопросы, даже если они не были заданы вслух.

– Из-за Петровича?

– Дался мне твой алкаш! – она вспыхнула, стащила резинку и распустила волосы по плечам. – Давно ясно было, что этим кончится. Из-за кредита.

– Не бери в голову. Банков много, в этом откажут, попробуем в другом.

– Не в этом дело. Славка, может быть, не стоит, а? Мы и так неплохо живем. Сколько лет потом кредит отдавать?

Он вздохнул.

– Мы ведь уже все решили.

Они уже все решили. У них будет мальчик, так решил Слава. С тремя детьми нельзя жить в двухкомнатной квартире – это было решение Гули. У них будет дом за городом. Там для детей свежий воздух и деревенское молоко, а для Славы – полно работы в строящихся коттеджных поселках. У Гули будут просторная кухня, кладовка и большая морозилка. Ее многочисленные татарские родственники смогут приезжать в гости, а она будет доставать из морозилки клюкву и смородину, печь пироги, усаживать всех за большим столом и затягивать пронзительные песни, из которых ни слова не понятно, только слышится тоска по утерянным просторам и вольным ветрам. Слава будет вставать с утра пораньше, пока родичи еще не проснулись, и вместе с сыном ходить на рыбалку, кататься на велосипедах летом или на лыжах зимой, просто гулять.

Поначалу они мечтали, потом строили семейный бюджет: выписывали цифры на клетчатом листочке, вырванном из школьной тетрадки, складывали их на калькуляторе, и каждый раз сумма выходила неутешительной. Слава мог бы сам сделать всю отделку и даже кое-какие капитальные работы, но участок в удобном районе, подвод коммуникаций и стройматериалы все равно стоили слишком дорого, гораздо дороже их двушки в спальном районе, не говоря уже о готовом доме. Да и где жить, пока идет стройка, если продать квартиру? Он не мог вспомнить, кто и когда первый раз заговорил об ипотеке. Решение пришло как-то само и незаметно, то ли от улыбчивой девушки из телевизора, которая предлагала счастливое будущее под умеренный процент, то ли от шустрого Тяпкина – начальника строительной бригады и владельца собственного «ООО». «Ты, Славка, мужик хороший, работаешь как надо, а заказами я тебя обеспечу. Оглянуться не успеешь, как рассчитаешься. Сам бы тебе одолжил, да не располагаю средствами – все в дело идет. Но справку тебе о зарплате хорошую сделаю, они там все равно проверять не будут». Тяпкин не подвел и справку выдал внушительную, сумму указал намного больше той, что Слава получал на руки.

Они выпили с Гулей по две рюмки. Сначала не чокаясь – помянули Петровича, а потом за то, чтобы завтра банк дал положительный ответ.

– За домом у нас будет вишня расти, а еще малина и смородина. А с другой стороны сделаем теплицу. В теплице урожай в три раза больше, чем в грунте, – рассуждала Гуля.

– Место надо оставить для качелей и детской площадки. И елка, я обязательно посажу елку, – вставил Слава.

– Только чтобы площадка была под кухонным окном. Эх, Славка! Будем с тобой жить, как в кино. Газонокосилку заведем. Будешь по воскресеньям надевать белую кепку и траву подстригать на детской площадке. Уф алла, у меня же банки! – Гуля соскочила и метнулась к плите.

– Придумаешь, тоже, – усмехнулся Слава. – Белую кепку…

Гуля любила смотреть американские фильмы, комедии и мелодрамы, где в роли главных героев выступала многодетная семья, живущая в каком-нибудь уютном пригороде. В таких фильмах отец семейства по выходным непременно подстригал газон, а потом они устраивали барбекю и звали в гости друзей.

Слава хотел налить себе еще, по привычке оценивающе смотрел на бутылку. Он никогда не позволял себе выпить больше половины бутылки, не хотел портить следующее утро. А в будние дни разрешал себе не больше четверти.

– Папочка, почитай мне! – на кухне появилась Дина в пижаме. – Я тебя жду-жду…

– Пойдем, пуговка.

Девочка просияла, схватила отца за руку и повела за собой.

Глава вторая. Петрович

Под потолком детской висел воздушный шар с корзинкой, внутри светилась лампочка. На полках теснились тощие Барби и пухлые мягкие игрушки, стопка учебников пристроилась прямо на полу возле стола, с обратной стороны двери на вешалке висел отглаженный школьный пиджачок. Веселые обои с плюшевыми мишками выцвели и местами обтрепались. Раньше Слава не обращал на это внимания, как любой человек не замечает обыденную домашнюю обстановку. Но теперь, когда переезд в новый дом перешел из категории «мечтаем когда-нибудь» в другую – «вот-вот собираемся», он смотрел на все другим взглядом. Девчонкам надо будет отдать комнаты побольше, а спальню для них с Гулей можно сделать и в маленькой.

Он сел, как всегда, прямо на пол возле нижнего яруса двухэтажной кровати, скрестив ноги по-турецки. Старшая, Карина, буркнула из-за стола, не поворачиваясь:

– Привет, пап!

– Уроки сделала? – спросил Слава.

– Опять будете мешать заниматься?

– Терпи, казак, атаманом будешь! Может, у тебя скоро своя комната будет.

– Правда? – Карина оглянулась, в ее черных глазах блеснул живой интерес.

– Раз отец обещает, значит, будет. Если принесешь все пятерки за полугодие.

Карина вздохнула и уткнулась в тетрадку.

– Папа, а дядя Петрович сегодня придет песню петь? – спросила Дина, уже забравшись в постель.

– Нет, доча, он больше никогда не придет.

– Почему?

– Его забрали злые волшебники.

– А к нам они не придут?

– Я их не пущу, – улыбнулся он. – Давай свою книжку.

«Среди обширной канзасской степи жила девочка Дина. Ее отец, фермер Слава, целый день работал в поле, а мать Гуля хлопотала по хозяйству».

Карина фыркнула из-за стола и покрутила ручкой у виска.

Дина хихикнула и зажмурилась.

Он читал вслух, слышал свой голос, как со стороны, а в голове крутилась беспокойная, скрипучая мысль: «Если резко бросить пить, можно умереть». Откуда он это знает? Где-то слышал или читал. Вчера Слава не заходил к соседу, и тот явился сам, часов в десять, когда Гуля уже укладывала детей спать. Дыхнул тяжелым перегаром, уставился мутным взглядом на славины руки и жалобно попросил:

– Одолжи полтинничек, а? Я верну через неделю.

Оба знали, что обещания Петровича сравни предвыборным, разве что скромнее, и денег он никогда не вернет.

– Дал бы, да нету, – честно ответил Слава. – У меня только крупные, а жена не разменяет, сам понимаешь.

«Русские не сдаются», – красноречиво гласила растянутая, выцветшая футболка соседа. Если дело казалось выпивки, Петрович этому девизу следовал беззаветно.

– Помираю, брат. Как пить дать, помру, если не дашь. Ну хоть сто грамм налей, а? Ведь у тебя же есть.

– Да нет у меня, – соврал Слава.

– Никто, никто меня не любит, – проскулил сосед, потом театрально поднял руку и неожиданно запел тонким заливистым голосом. – Никто не приглашает на танцы, никто не провожает до дома…

На потолке нервно мигнула лампа.

– А ну пошел отсюда! – из детской выскочила Гуля, шлепнула Петровича полотенцем по руке. – Дети ведь спят!

– Пусть меня никто не любит, я ухожу, – сосед еще более театральным жестом повесил голову и удалился.

Петрович «помирал» с регулярностью до трех раз в неделю, поэтому Слава тогда нисколько не забеспокоился. Кто же мог знать, что он и в самом деле коньки отбросит? Вот ведь странное чувство, будто Слава ему должен, как будто он ему зарплату платил, а не угощал выпивкой. Дать бы хоть на похороны денег, но кому? Кто его хоронить-то будет?

Он вернулся мыслями к чтению:

– «В большом закопченном котле Гингема варила волшебное зелье. Она бросала в котел мышей, отрывая одну за другой от связки»

Ему вдруг стало неудобно, что он сидит в детской, у постели дочери, а думает о похоронах какого-то алкаша. Как будто крысу сюда принес. Поэтому следующую фразу он прочитал громко и с выражением:

– «Куда это подевались змеиные головы?»

– Папа! – услышал он за спиной укоризненный шепот и вздрогнул. – Папа, она спит давно.

Карина взяла из его рук книгу. Слава потрепал ее по голове, поправил одеяло Дине, вышел из детской, заглянул на кухню.

– Меня не жди, – предупредила Гуля. – Я сегодня хочу разобраться с помидорами.

Слава посмотрел на очередь пустых банок и пошел спать.

Он закрыл за собой дверь в комнату и прислушался к родному, убаюкивающему ритму: «Тик-так, тик-так». Остальные звуки едва касались слуха и тут же отпрыгивали обратно, как шарики для пинг-понга. В хрущевке нельзя остаться наедине. Где-то рядом кто-то кашляет и спускает воду в туалете, скрипит кровать, хлопает дверца холодильника, бубнит телевизор. Но пока тикают часы, в комнате как будто больше ничего и не слышно, и суета мыслей постепенно уступает место неспешному потоку снов.

Слава снял колючую кружевную накидку, которая накрывала горку подушек на диване. В те редкие дни, когда Гули не было дома – уезжала навестить родственников или лежала в больнице с кем-то из девочек – по утрам он оставлял накидку висеть на спинке кровати. Кружевные накидки подарила Гуле его мама на свадьбу. В славином детстве не было страшнее преступления, чем уронить или испачкать такую накидку. Теперь символ маминой строгости пробуждал самые приятные предвкушения – если накидка на подушках, значит, Гуля дома, а убрать накидку – почти как стянуть с жены трусики, потому что продолжение часто следует то же самое. Если задуматься, в их квартире-раковине все вещи имели историю. Можно открывать семейный музей. С этой мыслью Слава погрузился в беспокойный сон.