Тессеракт - Алекс Гарленд

Тогда это его не насторожило, ведь заделанный глазок прекрасно сочетался со всем прочим в гостинице. А теперь это выглядело иначе и довольно странно. Шон сделал три-четыре затяжки и понял, что дверной глазок был заделан отнюдь не в интересах постояльцев, которые не могли видеть того, кто стучит в дверь. Воспользоваться глазком мог только тот, кто находился за дверью.

Вот что странно.

Шон нахмурился. Снять пластинку — не проблема: достать швейцарский армейский нож, немного поковыряться, и эта штука исчезнет навсегда, а отель станет чуть менее странным.

Он уставился на тонкий кружок глазка, продолжая лежать на кровати. Не хватало только стать параноиком от сидения под солнцем на причале и нескольких часов ожидания в таинственном отеле. Ведь если это не насторожило его вчера вечером, то с какой стати волноваться сейчас? К тому же от этих глазков все равно мало толку. Вы слышите, как кто-то подходит к двери, смотрите в глазок. И что делать, если вы решили не открывать? Не отвечать? Но ведь человек за дверью наверняка слышал, как вы подходили к глазку. Значит, вы не можете изобразить, что вас нет на месте. И если вы попали в переделку, остается только накинуть цепочку, которая лопнет от первого же сильного удара.

Сигарета догорела до фильтра. Пару секунд Шон наблюдал, как красный огонек пожирает остатки табака, а потом загасил окурок.

Девять минут восьмого. Прошло девять минут, как он в последний раз взглянул на часы. Девять раз по шестьдесят секунд. Как просто! Десять раз по шестьдесят, минус шестьдесят секунд, получается пятьсот сорок секунд, или почти одна шестая времени до прихода метиса, если только он не опоздает. Выходит, ждать осталось пятьдесят один раз по шестьдесят секунд, то есть…

По ковру промчался таракан, похожий на крохотный скейтборд.

Крысы и комары уже давно собрали свои вещички и умотали. Очень им нужно рыскать в поисках объедков, когда под боком полный город трущоб. Паразиты могли позволить себе разборчивость. И только тараканы решили, что в гостинице еще можно кое-чем поживиться. Они остались, размножились в огромных количествах и так и кишат под кроватью, избрав себе в качестве жилища трубу давным-давно не работающего кондиционера. Им на все наплевать, они прекрасно себя чувствуют и в куче дерьма. Вряд ли можно найти существо, которому нравилось бы общество тараканов, только таракану это безразлично.

А еще их не так-то легко убить. Попробуйте поднести к ним пламя от зажигалки: они просто прошмыгнут сквозь него. Врежьте по ним газетой, так они просто рассмеются вам в лицо. Только они смогут выжить после атомного взрыва. Забавно: они лучше приспособлены к ядерному распаду, чем к хорошему удару каблуком.

Шон сполз с кровати.

Семь семнадцать, четыре раздавленных таракана плавают в унитазе. Мир стал чище.

Шон вздрогнул от шума спускаемой воды и принялся нетерпеливо притоптывать ногой, ожидая, пока бачок наполнится вновь. Шум воды был так же громок и неуместен, как кашель во время похорон. Шум был здесь не к месту. В гостинице царила такая мертвая тишина, что, казалось, она распространилась и на улицу. Трудно поверить, но машины и маршрутные такси, проезжая мимо, не сигналили, мотоциклы не газовали, а продавцы вареных утиных яиц не нахваливали свой товар. В остальной части Манилы все эти звуки раздавались день и ночь напролет, но только не на Алехандро-стрит. «Патай» существовал в коконе тишины.

Необъяснимая тишина. Но иногда ее нарушали странные звуки, гулко отдававшиеся в пустоте гостиницы. Воздушные пробки в водопроводных трубах звучали как чьи-то шаги, а собачий лай походил на лязг столкнувшихся машин.

Два таракана продолжали плавать в унитазе. Один из них, еще живой, крутился на поверхности, волоча за собой вылезающие внутренности. Задумчиво утирая пот со лба, Шон заметил, что они коричневого цвета. Верно говорят: мы то, чем мы питаемся.

Пора с этим разобраться.

Шон снова улегся на кровать, подперев рукой голову и разглядывая пятна крови на постельном белье. Все это должно быть как-то связано: кровь на простынях, телефон и глазок. Эта мысль пришла к нему ниоткуда, просто так. Но ведь ничто не приходит просто так и ниоткуда. Должна быть какая-то связь.

Шон обвел пальцем пятно.

Начнем сначала. В этой комнате кто-то жил до него, это ясно. И, судя по телефону, этот кто-то был палачом, возможно, даже профессиональным. А эта профессия уж точно делает из человека мужчину. Итак, здесь был мужчина: комната пропахла горелой пластмассой, все затянуто сизым дымом, пепельница доверху полна окурков.

Человек дышал этим дымом и ощущал этот запах, когда услышал, как винты вгрызаются в сухое дерево двери.

Он резко сел и наклонил голову, чтобы лучше слышать. Широко раскрытыми глазами он обвел комнату и обнаружил наконец источник звука. Тогда он встал, стараясь двигаться бесшумно, подошел к глазку и посмотрел, но увидел лишь темноту.

Он подумал: что же там такое, чего он не должен видеть? Что происходит?

Может, он даже набросил цепочку, чтобы выиграть время, когда станут выламывать дверь. Но все это осторожно, потому что в «Патае», как и в любом другом месте, лучше всего слышен звук металла о металл. Потом он подошел к окну и дернул решетку. Бесполезно, она прочно вделана в бетон. Это, пожалуй, единственная вещь в гостинице, которая выполняет отведенную ей функцию. Затем он направился в ванную и взглянул на форточку. Слишком узко, даже обезьянка не пролезла бы.

Тогда он прекратил осторожничать. Возможно, у него был пистолет. Он достал его и держал в руке, если не сделал этого раньше.

Глазка, считай, уже не было, и он не мог знать, сколько их там, за дверью. Но он знал: пистолет ему не поможет. Ведь он сам был палачом и отлично понимал, что его ждет. Такое он видел уже не раз.

Вот именно, не раз. Тогда он вернулся к кровати, сел и выстрелил себе в голову, а его мозги забрызгали все простыни.

— Порезался во время бритья, — сказал Шон. — Неожиданно началась менструация. Пошла носом кровь. Случился выкидыш. — Першило в горле от бесконечного количества выкуренных сигарет. Шон прикурил еще одну прямо от окурка.

Семь двадцать четыре. Шону часто приходилось выслушивать шутки о швейцарском армейском ноже. В нем было так много лезвий, что не все знали, как ими пользоваться. Но Шон в первые же два месяца, как купил нож, нашел применение всем лезвиям и хотел, чтобы их было еще больше.

Он очень торопился. Пришлось выйти из комнаты и закрыть дверь, чтобы отвинтить пластинку. Шон так остро ощутил собственную незащищенность в пустынном коридоре, что по телу пробежала дрожь.

Стальная пластинка размером с игральную карту и толщиной с ключ от двери была грубо выпилена ножовкой по металлу. Ее края не были обработаны напильником, и о них можно было запросто порезать палец.

Ну, вот и все. Шон прикрыл за собой дверь и собрался было бросить пластинку на кровать, но вместо этого швырнул ее об стену. Когда он опустил руку, его охватила злость вперемешку с раздражением, потому что солнце все-таки его достало. Крутанувшись, стальная пластинка воткнулась в разбухшую от сырости штукатурку, как метательный нож.

И тут же раздался звонок. Резкий, прерывистый звук заполнил всю комнату.

В первый момент Шон застыл от неожиданности, но потом рванулся вперед и вытащил пластинку из стены, подумав, что она задела провод и сработала система пожарной сигнализации.

Однако сигнал продолжал звучать. Нужно было как можно быстрее соединить концы поврежденного провода, пока здесь не появился бритый привратник. Но уже через пару секунд, расковыряв дыру, Шон убедился, что никаких проводов не было и в помине. Стены оказались совершенно полыми, без кирпичной кладки. Одна только оштукатуренная дранка, от которой несло затхлым. Странно, сигнал тревоги продолжал звучать, он стал еще более частым и требовательным.

Трясущимися руками Шон, сам не зная почему, потянул за оторванный кусок обоев, но тут же сообразил, что если нет проводов, то пластинка тут ни при чем. Значит, и в самом деле случился пожар. Шон выругался и бросился через всю комнату к своей дорожной сумке, представляя, с какой скоростью пламя охватит старую гостиницу.

Внезапно он остановился у прикроватной тумбочки.

Это телефон! Звонил телефон.

— Э-э-э-э… Привет, Шон.

Шон прижал трубку к уху. Надо держать себя в руках.

Стараясь говорить ровным голосом и переводя дыхание между словами, он сказал:

— Дон Пепе! Привет! Kumusta ро kayon?

Дон Пепе издал чмокающий звук. Он постоянно жевал зубочистку. Зубочистка заменяла ему оружие. Когда ему задавали вопрос, он продолжал сосать свою чертову зубочистку, выгадывая время.

— Kumusta ha, don Рере? — повторил Шон, пытаясь прекратить эту игру в угадайку еще до того, как она началась, но чмоканье все продолжалось.