Последняя крепость - Юрий Никитин

– Ну и что? – спросил Стивен.

– Ничего необычного? – спросил Дуглас хитро.

– Чуть-чуть больше крови, – ответил Стивен равнодушно. – Почти вдвое больше убитых, чем обычно.

– И это все?

– А чего тебе еще? – спросил Стивен сердито, но Дуглас смотрел хитро, и Стивен вспомнил, что чуть-чуть царапнуло слух в новостях. – Ну, еще мировые СМИ чуть громче, чем обычно, протестуют против действий израильской армии.

Дуглас кивнул:

– Я ж говорил, что у тебя глаз да глаз! И чутье. Я пятерым давал просмотреть эти новости, только ты уловил это крохотное, но такое важное изменение.

Стивен посмотрел настороженно:

– И что особенного? Весь мир у нас под контролем, ядерные запасы уничтожены, военные заводы остановлены по всему миру… кроме Израиля. Понятно, что будет расти давление. Оно и растет.

Дуглас смотрел хитрым глазом.

– Тепло, – произнес он поощрительно, – тепло…

Стивен вздрогнул.

– Погоди, – уточнил он осевшим голосом. – Уже то, что говоришь это мне ты… Вступаем в игру без подставных фигур?

Дуглас по-мальчишечьи огляделся по сторонам.

– Я тебе ничего не говорил, – сказал он. – Даже не намекал! Но, похоже, нам еще придется понюхать пороху. Ты как?

– Счастлив, – ответил Стивен откровенно. – Я на этой бумажной работе закисаю. Хоть разок еще ощутить на себе форму морпеха.

Дуглас подмигнул:

– Ты даже не представляешь, какая теперь форма!.. Я вчера вернулся с одних испытаний… Ну скажу тебе, чувствовал себя совсем нечеловеком, когда примерил этот костюм с сервомоторами. Его можно назвать, скорее, скафандром. Можно, представляешь, запрыгнуть даже на крышу трехэтажного дома. А если включить ранцевый двигатель, то и на сорокаэтажный. Я, правда, не рискнул, но видел умельцев, которым это как горсть чипсов сожрать. Понятно, выдерживает прямое попадание танкового снаряда!.. Конечно, кости переломает, но костюмчик все равно цел…

Он захохотал, очень довольный, Стивен спросил с удивлением:

– Новые разработки?

– Из старых, – отмахнулся Дуглас. – Все разработки нового оружия прекращены даже у нас. Это последнее, что успели запустить в производство. Сейчас решают, останавливать ли завод, все-таки могут быть всякие локальные конфликты…

– Будут, – угрюмо сказал Стивен. – Сколько раз говорили насчет самой последней и окончательной войны!

– Зато войны мельчают, – ответил Дуглас довольно. – После того как нам удалось разложить изнутри Россию, то справиться с Китаем, как помнишь, не представляло труда. С остальными вообще. Так что в конце концов будем воевать только с комарами да тараканами.

– Надеюсь, до этих времен не доживем, – ответил Стивен.

– Зайди ко мне вечером, хорошо? Эльза приготовит твой любимый яблочный пирог.

– Ловлю на слове, – предупредил Стивен.

Он раздумывал над словами Дугласа остаток рабочего дня, так и эдак поворачивал во все стороны. То, что на Израиль оказывается все возрастающее давление, замечают даже поглощенные шопингом домохозяйки. Он очень хорошо помнил день, когда в Париже сожгли еврейский социальный центр. На обгоревшей стене тогда осталась надпись: «Без евреев мир будет счастливее», а также пара торопливо начертанных свастик. Премьер-министр Жан-Пьер Раффарен тут же бросился к месту происшествия и заявил: «Это не Франция. Это отвратительно и неприемлемо. Франция будет действовать крайне сурово против тех, кто проповедует антисемитизм… авторы этого преступления получат по 20 лет тюрьмы». Он также добавил, что прокуратура будет просить максимального наказания, а все силы страны будут мобилизованы, чтобы преступники, совершившие акцию, были в самое ближайшее время арестованы и сурово наказаны.

Эта акция, как тогда писали, потрясла всю Францию. К выражению негодования присоединился весь истеблишмент, начиная с Жака Ширака, который в специальном коммюнике по этому поводу выразил глубокое негодование и громогласно осудил безобразный акт. Его гневную речь крутили по новостям почти неделю непрерывно.

И вот неделю тому сожгли крупнейшую в Париже синагогу. Погибло двенадцать молящихся, получили ожоги не меньше пятидесяти, однако ни президент, ни правительство не обмолвились и словом. Мало ли во Франции происшествий, вон на Сене перевернулся катер с тремя пассажирами, двое суток телекомпании показывают кадры с места трагедии.

Еврейские организации начали было привычно бить тревогу, но все те, кого они подталкивали в спину и требовали гневных выступлений, сейчас вяло отговариваются то плохим здоровьем, то нехваткой времени, то еще чем-то крайне важным. А кто-то даже выразил недоверие, что синагогу подожгли фашисты или антисемиты, потому, дескать, преждевременно их осуждать, а что, если сами евреи и подожгли, чтобы вызвать нужную им реакцию?

Эта точка зрения, как ни странно, восторжествовала. Назначили расследование, причем с таким же рвением, как искали поджигателей, искали улики, что это сами евреи подожгли свою синагогу, как гитлеровцы в свое время – рейхстаг. Население вроде бы даже вздохнуло свободнее, не натыкаясь на гневные филиппики против антисемитизма, на призывы обуздать неофашистов и на требования жестоких наказаний тем, кто хотя бы посмотрит косо на еврея.

Если в прошлый раз, когда сожгли еврейский центр, министр внутренних дел Доминик де Вилльпен потребовал «мобилизовать все усилия, чтобы найти преступников», то нынешний министр внутренних дел отнесся к этому делу так, как должен отнестись министр: дело не настолько важное, чтобы им занимался чиновник такого высокого ранга лично, это в компетенции префекта полиции. Или даже комиссара. Преступления против евреев будут расследоваться так же, как и против французов, а не как против каких-то божественных существ, как было раньше.

Это тоже вызвало, с одной стороны, растерянность и смятение, с другой – ликование, что очень скоро начало приобретать весьма острые формы. Уже весь мир с напряжением и ожиданием чего-то нового следит за Францией, там проживает самая большая еврейская община в Европе, около 600 тысяч евреев. Там же чуть больше двенадцати миллионов мусульман, то есть самая многочисленная исламская община на континенте. Мусульмане воспрянули первыми, их ярость обрушилась на евреев. Двоякие чувства французов отразились в массе новых анекдотов про исламистов и евреев: не любят и тех и этих, но как хорошо, когда одни бьют других! Властям пришлось придерживать мусульман, чтобы не слишком выходили из рамок, а это оказалось не легче, чем обнаглевших, по мнению рядовых французов, от безнаказанности евреев.

Но все равно мир понимает, что на самом деле все начинается в США. И кончается там же.