Месмерические откровения - Эдгар По

П. — Мне кажется, идея абсолютной связности приводит к неразрешимому противоречию. Я имею в виду слабое сопротивление, встречаемое небесными телами в их движении; сопротивление, которое хотя и существует в некоторой степени, но так ничтожно, что ускользнуло даже от проницательности Ньютона. Мы знаем, что сопротивление тел зависит, главным образом, от их плотности. Абсолютная связность есть абсолютная плотность. Если нет никаких промежутков, то частицам тела некуда двигаться. Абсолютно плотный эфир оказал бы большее сопротивление движению небесного тела, чем эфир из алмаза или стали.

В. — Ваше возражение ничего не стоит опровергнуть, несмотря на его кажущуюся неопровержимость. Что касается движения небесного тела, то совершенно безразлично, оно ли проходит сквозь эфир или эфир сквозь него. Нет более грубой астрономической ошибки, чем попытка установить связь между замедлением движения комет и сопротивлением эфира. Как бы ни был эфир разрежен, он остановил бы всякое движение небесных тел в гораздо более короткий срок времени, чем предполагают астрономы, пытавшиеся обойти затруднение, которого не могли разрешить.

П. — Однако, подобное отождествление бога с материей не умаляет ли его достоинства? (Я должен был повторить этот вопрос дважды, прежде чем В. понял его.)

В. — Почему же материя заслуживает меньшего благоговения, чем дух? Не забывайте, что я говорю именно о такой материи, которая во всех отношениях сливается с «душой» или «духом» ваших школ, оставаясь в то же время тождественной с материей этих школ. Бог, со всем могуществом, присущим духу, есть только совершенная материя.

П. — Итак, вы утверждаете, что движение бесчастичной материи есть мысль?

В. — В общем, это движение есть мировая мысль мировой души. Эта мысль творит. Все твари — только мысли бога.

П. — Вы говорите: «в общем»?

В. — Да. Мировая мысль есть бог. Для новых личностей необходима материя.

П. — Вот теперь вы сами говорите о «душе» и «материи», как метафизик.

В. — Да, чтобы избежать путаницы. Под словом «душа» я подразумеваю бесчастичную материю; под словом «материя» — все остальные формы последней.

П. — Вы сказали, что «для новых личностей необходима материя».

В. — Да; так как не воплощенная душа остается богом. Для сотворения личных мыслящих существ необходимо воплощение частиц, божественной души. Так, человек является личностью. Отрешившись от своей телесной оболочки, он становится богом. Движение воплощенных частей бесчастичной материи есть мысль человеческая, как движение целого — мысль бога.

П. — Вы сказали, что человек, отрешившийся от телесной оболочки, становится богом?

В. (после продолжительного колебания). — Я не мог сказать этого; это — бессмыслица.

П. (глядя в записную книжку). — Однако же, вы сказали: «отрешившись от своей телесной оболочки, он становится богом».

В. — Да, это было бы верно, если бы он мог отрешиться от тела, всецело утратить личность. Но этого не может быть — по крайней мере, никогда не будет, — иначе придется допустить, что действие бога может исчезнуть, быть отменено или взято назад, то есть оказаться не нужным и бесплодным. Всякое творение, в том числе и человек, — мысль бога. Мысль по природе своей неотменима.

П. — Я не понимаю. Вы говорите, что человек не может расстаться с телом?

В. — Я говорю, что он никогда не будет бестелесным.

П. — Объяснитесь.

В. — Тело является в двух видах: зачаточное и совершенное, — их можно сравнить с гусеницей и бабочкой. То, что мы называем «смертью», только болезненное превращение. Наше настоящее воплощение — не завершенное, подготовительное, временное. Будущее — окончательное, совершенное, бессмертное.

П. — Но превращения гусеницы мы знаем, они доступны непосредственному наблюдению.

В. — Нашему, да, — но не самой гусеницы. Материя, из которой состоит наше зачаточное тело, доступна органам этого тела; или, чтобы выразиться яснее, наши зачаточные органы приспособлены к материи, из которой состоит зачаточное тело, но не к той, которая образует тело законченное. Таким образом законченное тело ускользает от наших зачаточных чувств, и мы замечаем только оболочку, спадающую при смерти с внутренней формы, а не самое внутреннюю форму. Но тот, кто вступил в законченную жизнь, познает и оболочку и внутреннюю форму.

П. — Вы часто говорили, что месмерическое состояние очень близко напоминает смерть. Как это понимать?

В. — Говоря, что месмерическое состояние напоминает смерть, я подразумеваю сходство его с законченной жизнью. Дело в том, что когда я нахожусь в сомнамбулическом сне, органы моей зачаточной жизни перестают действовать, и я воспринимаю внешние впечатления прямо, без органов, при посредстве среды, которой буду пользоваться в окончательной, неорганизованной жизни.

П. — Неорганизованной?

В. — Да, при помощи органов личность сообщается только с известными родами и формами материи; остальные роды и формы остаются для них недоступными. Органы человека приспособлены к условиям его зачаточной жизни, — и только; но, в окончательном существовании, не связанном с какой-либо организацией, ему становится доступным все — исключая воли бога — то есть движения беcчастичной материи. Вы получите довольно ясное понятие об окончательном теле, если я скажу, что оно представляет из себя сплошной мозг. Оно не таково, но это уподобление поможет вам составить представление о том, что оно есть в действительности. Светящееся тело возбуждает колебания в светоносном эфире. Эти последние возбуждают подобные же колебания в ретине глаза; эти, в свою очередь, в оптическом нерве. Оптический нерв сообщает их мозгу, мозг — бесчастичной материи, которая проникает его. Колебания последней — мысль. Вот путь, посредством которого душа в зачаточной жизни сообщается с внешним миром; и этот внешний мир сужен для зачаточной жизни особым свойством органов ее. Но в окончательной жизни без органов внешний мир сообщается со всем телом (которое, как я уже заметил, состоит из вещества, сходного с мозгом) без всяких других посредников, кроме эфира, несравненно более тонкого, чем светоносный эфир. И, в соответствии с вибрациями этого эфира, все тело вибрирует, приводя в движение проникающую его бесчастичную материю. Отсутствию особых органов должны мы приписать почти неограниченную восприимчивость окончательной жизни. Напротив, зачаточное существо стеснено своими органами, как птица клеткой.

П. — Вы говорите о зачаточных «существах». Разве есть какие-нибудь зачаточные мыслящие существа, кроме человека?

В. — Скопления разреженной материи в виде бесчисленных туманностей, планет, солнц и других небесных тел, — не планет, не туманностей и не солнц — созданы, как pabulum для особых органов бесчисленного множества зачаточных существ. Все эти тела явились только потому, что существование зачаточной жизни, которая предшествует окончательной, необходимо. Все они населены различными породами зачаточных мыслящих существ, органы которых изменяются в связи с изменением условий обитания. По смерти, то есть после превращения, эти существа переходят к окончательной жизни — бессмертию, — познают все тайны мира, кроме одной; ничем не стеснены в своих действиях и проникают всюду только простою силой желания. Они обитают не на звездах, признаваемых нами за единственно реальные тела, для которых, по нашему наивному представлению, создано пространство, а в самом пространстве, — в бесконечности, действительная, существенная громадность которой поглощает призраки-звезды, — превращая их в вещи, несуществующие для восприятия ангелов.

П. — Вы говорите, звезды созданы «только потому, что существование зачаточной жизни необходимо». К чему же оно?

В. — В неорганической жизни, как и в неорганической материи, вообще нет ничего, что могло бы нарушить действие простого единственного закона — божественной воли. Дабы могло явиться это нарушение, создана органическая жизнь и материя (грубая, сложная, подчиненная сложным законам).

П. — Но к чему же понадобилось это нарушение?

В. — Следствие ненарушенного закона — совершенство, правда — отрицательное счастье. Следствие закона нарушенного — несовершенство, заблуждение — положительное страдание. Благодаря многочисленности, сложности и грубости законов органической жизни и материи нарушение закона в известной степени достигается. Вследствие этого страдание, невозможное в неорганической жизни, становится возможным в жизни органической.

П. — Но зачем же было создавать возможность страданий?

В. — Все вещи являются хорошими или дурными в силу сравнения. Не трудно доказать, что наслаждение существует только, как противоположность страдания. Положительное наслаждение призрачно. Чтобы быть счастливым в каком-нибудь отношении, мы должны испытать соответственное страдание. Кто никогда не страдал, тот никогда не познает блаженства. Но так как в неорганической жизни не может быть страдания, то оно должно явиться в органической. Страдания первичной жизни на земле единственная основа блаженства окончательной жизни на небе.