Где-то на краю галактики... - Анатолий Шалин

Собака, услышав свое имя, подняла голову и посмотрела на хозяина, Джим кончиком пальца погладил Бобику голову, и пес успокоился. Слушатели замерли.

— Почему вдвоем? — спросил нетерпеливый Михаил. — Обычно исследовать планеты отправляют группу людей.

— Все верно, — сказал Джим. — Я тогда летал на двухместном звездолете-малютке класса «Поиск». Была как раз середина года — время отпусков, людей не хватало, а план надо было выполнять. Мой напарник в то время приболел, а я слонялся без дела, ждал, когда его выпишут из госпиталя. Вот тогда-то Судаков и припер меня к стене. Что у нас за руководитель — вы знаете: своего всегда добьется, душу из тебя вынет, а добьется. Вот он и насел на меня.

«Ты, — говорит, — опытный, у нас здесь несколько звездочек числится, а слетать к ним некому, так вот неплохо было бы тебе прошвырнуться, кости поразмять, нечего без дела на базе сидеть. Ты и один, без штурмана, справишься.»

Я, конечно, отбрыкивался как мог, но в конце концов согласился. «А, думаю, — где наша не пропадала». Одному даже интереснее. Взял с собой Бобика, погрузился и попер. И ничего — справился: одну звездную систему одолел, другую. Уже в самом конце маршрута подлетаю к одной хиленькой звездочке, она немножко в стороне от основной группы была. Смотрю, а там и делать-то у нее нечего. Всего одна планета. Правда, планета интересная, земного типа, с кислородом в атмосфере, с мягким климатом и с растительностью.

Сделал я несколько витков вокруг планетки, все выбирал подходящее место для посадки. И вдруг замечаю ближе к экватору этакое овальное пестрое пятно. Заинтересовало оно меня. У планеты этой во всех других местах был ровный растительный покров, и это пятнышко никак не вписывалось в общую картину. Было такое ощущение, словно у планеты на физиономии росла бородавка радиусом в несколько сотен километров. В общем, недолго думая, посадил я свой звездолетик в самом центре этого пятна. Выпустил роботов, скафандр надевать не стал, поскольку воздух, если верить приборам, был великолепный, и ничего враждебного не обнаруживалось. Я просто вкатил себе и Бобику по порции вакцины от разных вирусов, и вылезли мы наружу.

Осмотрелся: кругом заросли каких-то цветов, подозрительно похожих на розы, и ароматы вокруг такие, что Бобик мой в минуту одурел и давай круги вокруг корабля выписывать и все эти цветочки нюхать. Я тоже принюхался пахнут розой, но я не большой спец в области запахов и цветоводства, поэтому хоть и удивился, вдруг, думаю, действительно розы, решил не спешить с выводами. На базе, думаю, разберутся, что к чему. Условия схожие с земными, почему бы и не развиться одинаковым почти видам растений. Правда, схожесть схожестью, но не до такой же степени, и неясно, почему только розы растут, а не кактусы и не капуста. Словом, немного меня эти цветы встревожили, но раздумывать было некогда, надо было собирать данные. И я занялся сбором образцов и сведений по планете.

Собрал пробы грунта, образцы растений, букашек. На горизонте заметил какие-то скалы, образцы горных пород этого района решил взять. Вытащил из звездолета вездеходик, уселся в него — и к скалам. За четверть часа добрался, остановил вездеход и полез камушки собирать. Образцы собираю не торопясь и вдруг слышу, Бобик что-то облаивает впереди. Подхожу я к нему и не могу понять, что его взволновало: стоит перед отвесной гранитной стеной, морду задрал и заливается. Я ему крикнул, чтобы замолчал. Не слушается, тогда я тоже задираю голову, и тут у меня чуть с сердцем не стало плохо. Смотрю: метрах в пяти надо мною во всю стену плазменным резаком надпись: «Коля плюс Вера, две черточки…» Надеюсь, вы не забыли, что стоит во второй части этого уравнения? Да… Я так и сел. Бобик, правда, не на саму надпись тявкал, а на какую-то птицу, которая на знаке равенства гнездо свила, но дела это не меняло. Все было ясно — меня опередили. И, если судить по количеству разросшихся цветов, мой предшественник опередил меня лет на двести.

«Тоже мне, — думаю, — садовод-любитель, розы, видите ли, выращивать здесь надумал. И еще это уравнение. Мальчишество…»

Вообще-то, я против таких росписей на памятниках архитектуры, на всяких там причудах природы в разных уголках Земли. На Земле ведь каждый столб подобной чепухой исписывают, и с этим надо бороться, поскольку глупо это, а здесь, на далекой планете, на скалах, утопающих в розах, это было откровением, символом, чудом, если хотите.

И вот сидели мы с Бобиком и смотрели на эту надпись. И стало мне грустно.

«Надо же, — думаю, — какой-то неведомый Коля притащился в такую даль, на другой край галактики, чтобы оставить здесь такой наивный и вместе с тем величественный памятник своей любви: посадил кусты роз и расписался на камне».

Знаете, парни, я до сих пор восхищаюсь этим Колей — такое простое и гениальное решение… Но грустно мне стало не по этой причине, я позавидовал ему, его любили, он имел право на такую надпись. Я сидел и завидовал всем дуракам Земли, оставившим подобные автографы на скамейках, пирамидах и стенах колизеев, на деревьях и просто в подъездах домов.

Я знаю — вы станете презирать меня и назовете плагиатором, но мне тогда тоже захотелось оставить такую надпись на тех скалах, но у меня не было никакой Веры… С женой я еще года за два до этого расстался, и у меня не было морального права на такие наскальные нежности, поэтому я сидел и грустил.

В конце концов, Бобику надоело мое поведение, он поднялся и лизнул меня в лицо, и тут меня осенило:

«Свинья ты, Джим, — явственно мелькнуло в голове, — это тебя-то никто не любит? А Бобик? Вот где зарыта вечная любовь!»

И знаете, братцы, что я сделал? Я приласкал Бобика, а потом обошел скалу и с другой стороны плазменным излучателем трехметровыми буквами вывел: «Джим плюс Бобик, две черточки, любовь и дружба», а в скобках добавил: «вечная». — Джим улыбнулся и, потянув Бобика за ухо, заставил его встать передними лапами к себе на колени.

— Он у меня молодец! — сказал Джим, лаская Бобика. — Сколько лет мы вместе, сколько планет с ним исколесили, сколько звезд сверкало за бортом. Мы с ним бродяги. Он у меня настоящий космический пес. Вот вы, наверное, думаете, хвост у него для моды обрубили, для пижонства? Ошибаетесь. Ничего похожего — это ему метеоритом шальным оторвало. — Джим, поглаживая собаку левой рукой, взял в правую руку бокал с вином и как бы в раздумье повторил:

— Любовь — это, знаете ли, чувство. Не будем никого осуждать. — И добавил: — Да, а со старухой своей я после того случая помирился, но надписи на скалах она от меня еще не получила. Впрочем, поживем — посмотрим.