Так поговорим же о любви - Николай Павлович Новоселов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, наконец-то, настал долгожданный день. День получки. Кончились дни вынужденного «поста». А так как продукты питания колхоз дал, да и соседи—придурки натаскали, за год не съешь, на одну получку, довольно неплохую, купили в магазине водку, другую приберегли «на опохмелку». Эх, жаль, в этой дурацкой деревне и выпить-то не с кем, в Комарово-то бы нашлись, ну да давай Маша и вдвоем «врежем» по стаканчику. И раз, и два. Эх, хороша. И три. И носом в пол. У тракториста кончилась смена, сменщика нет. Ч.П.. Он к председателю. Председатель к нам. Работник его в бесчувственном состоянии на грязном половике. Махнув рукой, идет, снимает с дойки скотника и садит его на трактор.
Если в совхозах на время массовых полевых работ запрещали продажу спиртного, в колхозах, и не только в нашем, запрета не было, ибо не было в этом нужды. Запретили, на «опохмелку», когда пришла нужда, а она пришла очень скоро, нужно было ехать в город, но и там действовал «сухой закон» на время полевых работ. Но, побегав, купить можно было.
Пришла с лугов корова. Время дойки, а хозяйки нет. Потихоньку начала мычать. Хозяйки нет. Прибавила голос. На рев прибежали две соседки: –что случилось? Заходят в дом –все понятно. Которая помоложе идет доить корову; баба Настя, пенсионерка, зовет нас с собой, чтобы накормить.
Утром полстакана на опохмелку; мать шустрая и бодрая, подоила корову, отправила в луга; еще полстакана – и воопще весело дело пошло. Так, борщ сварить надо, –садимся картошки чистить, –а зачем её чистить, и так пойдет; да и мыть необязательно, сожрут, не подавятся. Так, водки полно, торопиться некуда, –маленько бы надо постираться. Замочили, намылили. Так, пусть полежит. Еще полстакашка. Совсем весело. А вон и мой возвращается, еще веселей будет:
–-Что, не пошел на работу?
–-Так ведь, пока я на работе, ты здесь все выжрешь.
–-Да ты чё, здесь на неделю а то и более хватит.
–-Варить-то что-нибудь варила?
–-Да наверно и сварилось. Сейчас сальчика поджарим, и воопще весело будет.
–-Ребятишек кормила?
–-Да вроде что-то таскали со стола,–не замрут.
Интересно, что мы могли таскать со стола, когда на нем нет ничего.
К обеду родители «готовы». И опять вечером мычит корова, опять приходит соседка чтобы её подоить; уводит нас, кормит. И на следующий вечер такая же история. Но, предупрежденный председатель к этому времени подослал скотника с наказом, что если опять доить корову будет некому, забрал и отвел на скотный двор, –не пропадать же скотине. Что скотник и сделал.
Я восстанавливаю жизнь в с. Талица не только по своей памяти. Много позже, из Горного Алтая приезжал за семенным зерном для посева от совхоза; хоть и мал я был –меня узнали; и расспрашивали, и рассказывали, и вспоминали за чашкой чая.
–– Никогда таких пьянчуг, как твои родители, здесь не было, и я уверена, не будет –говорила баба Настя, именно у неё я остановился –поблагодарить; –ведь и мы здесь иногда погуляем, песни попоем; но никто ум не пропил и совесть в грязь не втоптал. Везде должна быть мера, и всему свое время. А у твоих родителей была одна извилина, и та прямая, а о совести и понятия не знали.
–-Баба Настя, гулять к нам приходили то два, то три мужика, но что-то быстро ходить перестали?
–-Твои родители всегда ходили навеселе, выпьют по полстакана, и на работу. Не считая тех дней, когда « перебирали» и по своему состоянию выйти не могли.
И дней таких довольно много было. Я по соседству жила, придешь к вам, везде грязь, блевотина, вы что-то копаетесь, пытаетесь себе сварить. Заплачет сердце, уведу вас, накормлю. Отцу-то, Паше, после того, как он утолил «жажду», опять отдали его трактор; да, он ходил почти всегда навеселе, но и работал. Поддавал он иногда «жару» твоей матери. Придет с работы голодный, ребятишки голодные, жена же пьяная спит. Ну и «разукрасит» её. Ходит « синенькая», веселенькая, пьяненькая. Все нипочем. Урок пошел впрок. Раз в месяц , дня на три, гулевать совсем переставали, наводили дома порядок, чистоту. В эти три дня мы нарадоваться на них не могли. А потом опять все начиналось сначала. А этих трех председатель вызвал и разговаривал с ними на улице, чтобы больше народу слышало, на совесть «надавил». И когда собрал проходящих сельчан поболее, только и сказал: « Что у них ребятишки голодные и грязные, пусть будет на их совести. У них есть что сварить и из чего сварить. Так пусть же непотребство будет на их совести, не лезьте вы туда, не марайтесь в этом дерьме. Вы не останетесь без вины, что вы с ними пьянствуете, голодные глаза этих ребятишек и на вашей совести». Один из собутыльников пошел и настыдил твоего отца; вот тогда-то мы и увидели первый раз твою мать « синенькую». И никто уже больше к вам не заглядывал. А учить вашу мать –пускать слова на ветер. Да и отец не менее, как бы не поболее «поддавал». Работает, работает, помаленьку, да помаленьку «для веселья» выпьет, да в какой-нибудь день и « переберет». И день и два тогда гуляют. Но с работы не выгоняли из-за вас, ребятишек. Из-за жалости. Хороший щит они из вас сделали; безотказный. Жалость и сочувствие людское к маленьким гражданам называется. Но подумали бы люди, высоко поставленные мужи, там, наверху, что и маленькие граждане нашей великодержавной страны; –они граждане; не гнилая картошка в нашем погребе, никуда негодная, которую при переборке выбросим; не должны они служить щитом подонкам, которые называются родителями; что они граждане, а как граждане, пусть маленькие, они должны пользоваться всеми правами на защиту своих прав. Но увы, маленькие граждане