Кто не боится молний - Владимир Сергеевич Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За окном свистел ветер. Ульяне будто виделось, как клубятся и наплывают друг на друга тяжелые облака. Сквозь разрывы облаков пробиваются маленькие точки звезд, поблескивающие холодным светом. А под обрывом крутого берега глухо шумит темная лента реки, криво огибающей притихшие в ночи селение и станцию. Через реку широко шагнул, поставив свои ноги на разных берегах, железнодорожный мост, выгнул большое железное тело, и будто видит Ульяна, как вдоль темного леса бегут и бегут к мосту вагоны. И долетает до ее чуткого уха тяжелый тревожный гул, заглушая извечный шум леса и речной воды, побеждая свист ненастного, беснующегося ветра.
Но что это?.. Нет, не почудилось... За окном вдруг раздвинулась ночь. Темень мгновенно сожгло яркой вспышкой... И тут же темная ночь опять сомкнула свои вязкие руки и угрожающе зарычала могучим громом, от которого колыхнулась земля вместе с избой... Жалобно зазвенели стекла в рамах...
2
В это мгновение Петр вскочил с кровати, бросился к осветившемуся окну, отдернул край занавески. Он увидел, как от всполоха пламени река будто сделалась огненной лавой, которая поглотила упавшие в нее вагоны и рваные пролеты моста.
Радостный крик вырвался из груди Петра. Он прижался лицом к холодному стеклу, продолжая стоять у окна. К нему вбежала мать.
— Отойди, сынок! — Она быстро задернула занавеску, оттолкнула Петра от подоконника.
Сын тихо засмеялся и снова приподнял край занавески.
— Радуйтесь, мама! Это наши.
— Какие такие наши?
— Партизаны... ей же богу... Неужели не понимаете?
— Откуда ты знаешь? Может, и правда, что партизаны, да твое-то дело какое? Не суйся ты, богом прошу. Сиди в своем углу, не суйся в драку.
Сын опустил занавеску, радостно зашептал:
— Это же я передавал им сведения о поездах. Через тетку Лизку.
Внезапно ощутив слабость в ногах, Ульяна тяжело опустилась на лавку.
— Господи!.. Что теперь с тобой будет, сынок?
— А ничего!.. Я законспирированный!..
— Уходи в лес!.. Слышишь? К ним, к партизанам, беги!
— Нельзя уходить, должен быть, где прикажут.
— Да кто тебе приказывает?.. Никого же кругом не видать! Весной слыхала, будто в Ольховке смельчаки перебили немецкую охрану, освободили пленных красноармейцев и с ними в леса убежали, говорят, к партизанам. Да где же они, кто знает?
Она плотнее прикрыла занавеской окно, тревожно засуетилась:
— Ложись спать, сынок... Ой, боюсь, начнутся облавы, станут искать виновных... Не нагрянула бы к нам беда.
На другом конце улицы послышались глухие выстрелы и крики. Где-то взвизгнула собака, снова щелкнул выстрел, и все стихло.
— Господи! — Ульяна перекрестилась. — Ложись, Петя.
За окном уже брезжил рассвет.
Немецкие солдаты бежали по глухому оврагу, по огородам, за кем-то гнались, громко кричали. Стреляли в темноту, падали, снова срывались с места. Преследуемый солдатами человек перемахнул через забор, пробежал вдоль него, пригибаясь к земле, упал в канаву, притих.
Немцы пробежали мимо. Крики их уже доносились издали — со стороны железнодорожных складов.
Человек выполз из канавы, на четвереньках перебрался к кустам, пролез под изгородь во двор Ульяны, спрятался за сараем. Выждав минутку, перебежал к крыльцу дома, осторожно толкнулся в дверь. За дверью послышались шаркающие шаги.
— Кто там? — тихо спросил женский голос.
Человек перевел дыхание, зашептал в щель:
— Откройте... Свой... Русский...
За дверью — долгое молчание. Потом тихо взвизгнул засов, заскрипели несмазанные петли. Дверь осторожно приоткрылась, и в просвете сверкнули большие темные глаза Ульяны, уставились на незнакомого человека, который с трудом переводил дыхание.
Где-то у реки опять раздался выстрел. Вслед за ним грянули второй и третий.
Ульяна шире приоткрыла дверь, впустила незнакомца в сени и тут же крепко заперлась на засов.
Войдя в избу, партизан остановился у порога. Увидел ведро с водой, схватил ковшик, стал жадно пить. Ульяна ждала, когда он напьется, на окровавленном лице партизана лихорадочно сверкали глазные белки.
— Проходите туда, — указала на дверь в горницу.
Он не успел сделать и шага, как дверь горницы резко отворилась, на пороге появился Петр.
— Это мой сын, — сказала Ульяна. — Не бойтесь его, идите в комнату.
Незнакомец смотрел на молодого парня, не выказывая ни малейшего беспокойства. Устало улыбнулся ему, дружески сказал:
— Извини, брат, другого выхода нету. Вечером уйду.
— Проводи человека в подпол, — сказала мать сыну. — Возьми лампу, посвети.
Она поднесла тусклый светильник и всмотрелась в лицо незнакомца. Он был молод, лет двадцати пяти, с небритыми впалыми щеками, в старой крестьянской шапке, потертой и плешивой, в порванной темной фуфайке. Правую руку все время держал в кармане, где, видимо, был пистолет. Глаза темные, слегка раскосые, нос приплюснутый, брови густые, черные, лоб большой, круглый.
— Ранен? — спросила Ульяна.
— Обойдется. Куда идти? — заторопился незнакомец. — Сразу же тушите свет и ложитесь. В случае чего прикиньтесь, будто спали, ничего не знаете, никого не видели.
Петр проворно сдвинул на полу коврик, открыл люк в подпол. Нащупал ногой лестницу, стал спускаться, Вслед за ним шагнул незнакомец. Спустились на дно подпола, протиснулись в дальний угол, где стояли кадки, горшки, стеклянные бутылки.
— Снимайте сапоги, — приказал Петр, глядя на мокрую, грязную обувь мужчины. — Я принесу сухие. И фуфайку давайте, шапку тоже.
Мужчина покорно и торопливо разделся. Петр забрал перепачканную одежду, поднялся по стремянке наверх.
Партизан остался один, окинул взглядом тесный подпол, освещенный чахлым светильником. В открытый люк упали сухие сапоги, полушубок, теплая ушанка.
— Одевайтесь! Вот спички на всякий случай, — сказал Петр, свесив голову в проем подпола. — Тут хорошо, будьте спокойны.
Партизан протянул руку за спичками, приказал Петру:
— Завтра иди на работу как ни в чем не бывало. Скоро перебросим тебя в другое место, ты сделал большое дело.
— Это вы рванули мост? — доверчиво сверкнул глазами Петр. — Вы и есть командир партизанского отряда?
Партизан помедлил с ответом, потом сказал:
