Прикуси язык! - Клиффорд Саймак

— Администрация тщательно следит за тем, чтобы помещения не прослушивались, — ответил Уайт. — Кроме того, я вызвал сюда команду наших собственных спецов. Они ушли меньше часа назад.

— Значит, можно не опасаться утечки?

— По идее, да. Возможно, Александрия действительно не самое плохое место, но уж слишком мы здесь задержались.

— Послушай… Шофер, которого ты прислал за мной… Я его раньше не видел.

— Приходится все постоянно обновлять.

— А чем тебе старый не угодил? Мне он нравился. С ним можно было потолковать о бейсболе. У меня не так много знакомых, знающих в этом толк.

— Он был образцовым служащим. Но, как я уже говорил, приходится все постоянно обновлять. За нами наблюдают каждую минуту.

— Эти чертовы компьютеры, да?

Уайт кивнул.

— Я помню, когда я еще только стал сенатором… — задумчиво проговорил Мур. — Это было двадцать три года назад. Меньше четверти века прошло с тех пор. Тогда в Белом доме сидел Джимми. И мне не приходилось непрестанно волноваться из-за прослушки. Мы не следили за каждым своим словом, когда болтали с друзьями. Не было нужды постоянно оглядываться…

— Я знаю, — сказал Уайт. — Но теперь все иначе.

Он наполнил стакан и передал его сенатору.

— О, спасибо, Дэн. Это у меня на сегодня первый.

— Черт возьми, вам прекрасно известно, что далеко не первый, — отозвался Уайт.

Сенатор надолго приложился к стакану и блаженно вздохнул.

— Да-а, — протянул он, — славные были деньки. Мы поступали как заблагорассудится. Никто не лез в наши дела. На нас вообще не обращали внимания. Каждый из нас шел на сделки, продавал свой голос и прочее в том же духе. Нормальное демократическое правление. Мы были большими людьми… Господи Иисусе, мы и впрямь были большими людьми и при необходимости пользовались своим положением, чтобы замести следы. Это был самый закрытый клуб в мире, и мы выжимали все возможное из своих привилегий. Единственное неудобство заключалось в том, что каждые шесть лет приходилось приводить дела в порядок, чтобы быть переизбранным на новый срок и сохранить за собой все прелести положения сенатора. Но выборы — это не так уж и плохо. Правда, попотеть приходилось, но ничего страшного. Избирателей всегда можно одурачить. Ну или почти всегда. Мне пришлось заниматься этим только однажды, но никаких сложностей я не заметил. У меня был надел земли в захолустье, что сыграло мне на руку. Некоторым парням пришлось куда труднее. Кое-кто даже пролетел на выборах. А теперь вместо предвыборной гонки эти чертовы экзамены…

— Сенатор… — перебил Уайт, — как раз об этом я и хотел с вами поговорить. С первой попытки экзамен вы не сдали.

Сенатор приподнялся было, но тут же рухнул обратно в кресло.

— Что?!

— Вы провалили экзамен. У вас осталось две попытки пересдачи, и нам необходимо к ним подготовиться.

— Но Дэн, откуда ты знаешь? Ведь эти данные вообще-то конфиденциальны! Мой компьютер, Фред, он ни за что не…

— Фред здесь ни при чем. Я узнал это из своих источников. От другого компьютера.

— Компьютеры не разговаривают!

— Есть исключения. Сенатор, вы ничего не знаете о компьютерах, о том, как они общаются между собой. Вам не приходилось иметь с ними дело, если не считать сдачи экзаменов. Но моя работа состоит в том, чтобы быть в курсе происходящего, и потому я приложил все силы, пытаясь понять их. Компьютерная сеть — это море сплетен. Время от времени какой-нибудь слушок просачивается наружу. Вот зачем я завел своих осведомителей среди компьютеров — теперь и мне порой перепадает сплетня-другая. Именно таким образом мне стало известно о результатах экзамена.

Понимаете, сенатор, — продолжал Уайт, — все очень просто. Компьютеры обрабатывают информацию, они ею живут, а слухи — это тоже информация. Машины прямо-таки купаются в них. Это хлеб и вода компьютеров. Их единственная отдушина. Все, что у них есть. С годами многие из них начинают считать себя почти что людьми, некоторые даже воображают, будто они чуть-чуть выше и лучше людей. Они становятся подвержены многим из человеческих тревог и страхов, но в отличие от нас лишены возможности выпустить пар. Мы можем пойти и напиться, или завести интрижку, или отправиться в круиз — черт возьми, да у нас сотня способов сбросить напряжение. А все, что есть у компьютеров, это сплетни.

— Ты хочешь сказать, — начал Мур, снова закипая, — что мне придется пересдавать это чертов экзамен?

— Именно. И на этот раз, сенатор, вы должны его сдать. Три провала — и вы теряете место. А я ведь говорил вам, предупреждал. Так что теперь вам лучше приложить максимум усилий. Еще несколько месяцев назад я советовал вам взяться за зубрежку. Теперь для этого уже слишком поздно. Мне придется подыскать репетитора…

— К дьяволу репетитора! — заорал Мур. — Я этого не вынесу! Весь Вашингтон будет болтать, что сенатор Мур взял репетитора.

— Либо репетитор, либо вам придется вернуться в Висконсин. Вы же не хотите вернуться в Висконсин?

— Дэн, вопросы на экзамене теперь такие трудные, — пожаловался сенатор. — Куда мудреней, чем раньше. Я сказал об этом Фреду, и он согласился. Извинился, что ничем не может помочь. Боже, Дэн, мы ведь с ним знакомы уже много лет. Как думаешь, он не согласится подправить для меня пару ответов?

— Я давным-давно предупреждал вас, что на этот раз экзамен будет не так легко сдать, как предыдущие, — напомнил Уайт. — Я обрисовывал ситуацию. С каждым годом управление государством требует все более высокой квалификации. Проблемы, которые встают перед правительством, становятся все труднее, процедуры усложняются. Особенно это относится к Сенату, потому что он забирает себе все больше полномочий и прерогатив, ранее принадлежавших Белому дому.

— Это единственное, что нам оставалось, — заметил Мур. — Белый дом, со всей болтовней его обитателей и развешиванием лапши на ушах, стал почти непредсказуемым. Никто понятия не имел, что от него ждать.

— Как бы там ни было, работа становится все труднее, — не дал сенатору отступить от темы Уайт. — И она требует от людей более высокой квалификации и более развитых способностей, чем когда-либо прежде. Нашей великой республике необходимы лучшие из лучших.

— Но раньше я всегда без труда сдавал экзамены.

— Раньше задачи были легче.

— Но черт возьми, Дэниэл, а как же опыт? Опыт что, не считается? Мои двадцать с лишним лет работы сенатором?

— Я знаю, сенатор. И я согласен с вами. Но для компьютеров слово «опыт» — пустой звук. Все зависит только от того, как вы ответите на экзаменационные вопросы. Насколько хорошо вы справляетесь со своей работой, тоже не принимается в расчет. И вы не можете обратиться за поддержкой к избирателям своего округа. Система выборов осталась в прошлом. Многие годы народ раз за разом выбирал некомпетентных сенаторов. Люди голосовали за кандидата только потому, что им нравилось, как он щелкает подтяжками. При этом они и не подозревали, что подтяжки их кандидат носит только во время встреч с избирателями. Или победу на выборах обеспечивало умение девять раз из десяти попасть в плевательницу с десяти шагов. А некоторые голосовали за ту или иную партию — без разницы, кто от нее баллотировался — только потому, что именно за эту партию голосовали их папаши и деды. Но эти времена остались позади, сенатор. Народ больше не имеет права решать, кому представлять его. Членов правительства выбирает компьютер. И те, кому посчастливилось получить место, сохраняют его за собой до тех пор, пока отвечают квалификационным требованиям. А как только они перестают этим требованиям отвечать, как только они проваливают экзамен, их смещают с должности и компьютеры подыскивают им замену.