Свободу попугаям! - Ирина Лукницкая

После каждого тридцатиминутного моциона дисциплинированный «мальчик» возвращался на место по первому же зову хозяйки. Его давно не надо было загонять в клетку мокрым полотенцем. А по молодости-то, бывало, приходилось. Его депортация в клетку обычно сопровождалась длинным заклинанием, которое попугай многократно вслед за Варварой Ильиничной повторял слово в слово: «Я кому сказала, иди на место!» Повторял он это ворчливым, а бывало, и истеричным голосом, полностью сохраняя принудительно-рекомендательную интонацию наставницы. Порою ей казалось, что мальчик просто издевается над ней. Однако по мере взросления питомца в муштре полностью отпала необходимость, поскольку до Валеры, наконец, дошло: к чему лишний раз огорчать хозяйку? В общем, в какой-то момент они оба перестали скандалить и браниться. Да, безусловно, питомец Варвары Ильиничны отличался поразительной сообразительностью! Кроме того, он обладал природным дружелюбием; обретённой в процессе познавания мира общительностью; редкой для попугаев покладистостью и превосходной памятью. Он бы запросто мог расширить свой словарный запас до восьмидесяти слов, как, собственно, и предписано представителям этой славной породы, однако хозяйка категорически не желала, чтобы её любимец становился оратором. Бабуле хватало нескольких дежурных фраз и резких громогласных звуков, вероятно, по уровню децибел намного превышающих принятую для человеческого уха норму. Попечительница никак не могла привыкнуть к внезапным оглушительным излияниям воспитанника, напоминающим ей то крик голодных чаек, то тревожную трель жаворонка, то душераздирающий павлиний выклик, то бесшабашное улюлюканье обезьян, то трубный зов оленя, то злой рык ящера… И всякий раз вздрагивала, опасаясь, как бы у неё не лопнули барабанные перепонки. А ещё, как на грех, в соседнем доме располагалась консерватория. Из открытых окон аудиторий доносились звуки самых разных инструментов. Студенты репетировали, проигрывая одни и те же пьесы, а Валера знай себе – запоминал. Эти аккорды, вернее, какофонию, попугай исторгал из себя всякий раз, когда его переполняли эмоции. «Что же ты орёшь-то как оглашенный?» – почти ласково спрашивала хозяйка, понимая, что каждой птице хочется иногда и попеть, и покричать, и её Валерик не исключение. Довольно скоро она уяснила, что если общаться с ним на повышенных тонах, то толку не будет, ведь попугай как естественный имитатор обязательно станет подражать воплям: лучше говорить мягко, и тогда он, в конечном счете, успокоится. И всё-таки старушке, страдающей гипертонией, хотелось, чтобы его концертов было как можно меньше.

Бывало, он вводил в ступор окружающих тем, что попадал в самое яблочко. Так, фразу «Да без проблем!», произносимую с известной долей безбашенности (кстати говоря, «сфотографированную» у сына Варвары Ильиничны – сорокапятилетнего бизнесмена Дмитрия), он всегда употреблял к месту. Как-то к ним с верхнего этажа заскочила разбитная соседка. «Варвара, соли не займешь? Картошки хотела наварить, хватилась – соли нет!» – бойко обратилась товарка, в общем-то, со стандартной для всех соседок просьбой. Не успела хозяйка и рта открыть, как из угла с клеткой раздался скрипучий утробный глас: «Да без проблем!» Забыв, зачем пришла, тётка вылетела за дверь, дрожа и крестясь: «Чертовня какая! Свят-свят-свят!»

Настало время пару слов сказать о сыне Варвары Ильиничны, ведь это он подарил матери на юбилей ожерелового попугая; мало того, он же определил ему имя. Вариантов там же на праздновании предлагалось великое множество: Рома, Кеша, Яша, Гоша, Кузя, Арго, Жако… и наконец – Попка, но все они были решительно отвергнуты Дмитрием как версии, не блещущие оригинальностью. «Хочется чего-то необычного и одновременно звучного», – заявил бизнесмен, и стал перебирать имена своих партнёров по бизнесу. Алексей, Игорь, Александр, Константин… Нет, всё не то… Вдруг ему явилось носатое лицо Валерия Павловича – руководителя службы безопасности собственной компании. «Ба! А Палыч-то у нас – вылитый попугай!» – осенило дарителя. Вернее, две капли воды – юморист Геннадий Хазанов, коронный номер которого, конечно же, монолог попугая! А ещё Дмитрию очень кстати вспомнилась армейская привычка подчиненного повторять вслед за начальством только что данные ему ценные указания. «Есть взять под контроль; Есть никого не пускать в кабинет в период вашего отсутствия; Есть заняться самообразованием и подучить английский!» – слово в слово транслировал полученные им рекомендации (будто бы пародировал самого босса) исполнительный Валерий Павлович. «Всё! Решено: Палыч!» – ликующе объявил бизнесмен. Но Варвара Ильинична, женщина по натуре кроткая, намерению сына неожиданно воспротивилась: «Кто такой этот Палыч? Не знаю я никакого Палыча!» Тронутый близким сходством своего «безопасника» с хазановским попугаем и одержимый новой смелой концепцией (ох уж эти деловые люди, фонтанирующие «великими» идеями и не привыкшие отказываться от задуманного!), Дмитрий попытался найти компромисс, и… ему это удалось: «Мам, а как тебе Валера?» К «Валере» у юбилярши претензий не было. Теперь главный вопрос заключался в возможностях попугая: сможет ли этот парень, которого гости пока условно и довольно оскорбительно называют Попкой, произнести своё новое имя? И он смог! Более того – прозвище, содержащее смягчённое лирическое «л» и раскатистое «р», пришлось ему по душе чрезвычайно. Из попугаичьих «уст» ничем не примечательное по артикуляции имя Валера зазвучало как оживлённая переливистая трель: так журчит перепрыгивающий с камушка на камушек говорливый горный ручеёк.

Далеко не все особи из плеяды говорящих птиц могут самостоятельно формировать предложения, а наш герой мог! Так, фразе «Валера хороший» (эту несложную словесную конструкцию попугай выговаривал особенно задушевно) его специально никто не учил. Достаточно было Варваре Ильиничне несколько раз при пополнении кормушки смесью из различных семян и зёрен повторить: «Подожди, Валера. Потерпи, мой хороший, сейчас я тебя покормлю», чтобы умная птица выхватила из её тирады самую суть. «Валера – хороший», – эти тёплые слова в свой адрес он произносил теперь всякий раз, когда был голоден.

Однако излишняя сообразительность питомца порой весьма мешала хозяйке. Несколько раз в её отсутствие он самостоятельно открывал дверцу и уходил в самоволку. Тогда их большой квартире наносился значительный ущерб. У Валеры была ужасная привычка грызть всё подряд. Или кусать. Вернее, клевать. Потому что понятие «грызть» и «кусать» предполагает наличие зубов, а у Валеры их отродясь не было. Тем не менее, после попугаичьей прогулки создавалось впечатление, что в доме поработала злая собака. Хищным клювом (по характеру нанесённого ущерба, казалось, готовым сожрать кого угодно) тихий старушечий уют разносился в пух и прах. Страдали провода, настольная лампа, этажерка с деревянными шишечками, гобелен на стенке с видом Венеции, свечи в подсвечнике и искусственные цветы на комоде. А уж про живые цветы и говорить нечего. От них после Валериных нашествий оставались одни былинки.

Варвара Ильинична была вынуждена ограничить свободу любимца. Она усилила запор на дверце клетки (просто взяла да и прихватила крючок шнурком от ботинка) так, что изнутри его стало невозможно открыть, тем самым прекратив несанкционированные вылазки Валерика и его попугаичьи безобразия. Теперь любимец мог гулять лишь строго под её надзором.

Благодать наступала летом, на даче. Тогда попугаичий дом выносили на открытую террасу, устанавливали на шаткий столик, и тут можно было, пусть даже сквозь прутья клетки, наблюдать жизнь.

А жизнь кипела…

Воробьи-завистники слетались со всей округи и устраивали на территории, прилегающей к клетке, невероятный гвалт. Их щебетание Валеру нисколько не смущало, он легко перенимал воробьиную манеру галдеть и вторил им слегка трескучим голосом: чир-чир-чир, чиф-чиф-чиф. Кое-что от Валериного обеда перепадало и им. Некоторые, самые отчаянные, пытались внедриться сквозь решётку в его владения, чтобы хоть краешком крыла прикоснуться к птичьему раю и испытать судьбу обласканного соседа. Но тщетно. Воробьиная голова по габаритам никак не вписывалась в промежуток между прутьями.

Прискакивала сорока-белобока. Она была хитра и изворотлива. Она крала самые лакомые кусочки яблока или морковки, просовывая свой длинный клюв к кормушке. В блестящей чёрной голове её были вмонтированы мозги иной породистой собаки, и по уровню интеллекта сорока превосходила глупых воробьёв, наверное, раз в двести. Однажды гостья исхитрилась и открыла клетку. Сначала она развязала шнурок, впопыхах затянутый Варварой Ильиничной лишь на несерьёзный бантик, освободив «хитрое» приспособление от оков, затем своим ловким клювом подцепила и… оп-па! – откинула блестящий металлический крючок. Открыть дверцу плутовке не составило большого труда. Целью взлома было отнюдь не высвобождение приятеля из плена. Сорока охотилась за приличным куском банана, что завалялся на дне клетки, слегка подвял и уже не представлял ценности для разбалованного попугая. Если что, воровка с удовольствием умыкнула бы и Валерино «любовальное» зеркальце. Ну это уж как получится. В приоритете всё же был банан…