Легенда - Дэвид Геммел

О войне.

Такое короткое слово – и сколько всего в нем заключено. Кровь, смерть, сеча, голод, ужас, чума.

Снова грянул смех. Кто-то взревел:

– Несчастные варвары! Легкая пожива для дренайских копий.

Ему ответили новые раскаты смеха.

Рек разглядывал хрустальный кубок – такой красивый, такой хрупкий. Изваянный с заботой, даже с любовью, тонкий и изысканный, словно осенняя паутинка. Рек поднес кубок к лицу – в нем отразилась сразу дюжина глаз, и в каждом читалось обвинение.

На миг Реку захотелось грохнуть кубком об пол и разбить его вместе с обвиняющими глазами. Но он этого не сделал. Не такой уж я дурак, сказал он себе. Пока еще нет.

Хореб, трактирщик, вытер толстые пальцы полотенцем и обвел усталым, но настороженным взглядом зал. Ссору не обязательно останавливать окриком и кулаком – вначале бывает достаточно слова и улыбки.

Война.

Почему даже приближение ее низводит человека до зверя? Хоребу были хорошо известны почти все посетители. Семейные люди, крестьяне, купцы, ремесленники. Мирные, надежные, добрые в большинстве своем мужики. И вот они сидят, толкуя о смерти и о славе, готовые уничтожить любого, кого заподозрят в сочувствии к надирам. Стоит только послушать, с каким презрением они выговаривают самое это слово – «надиры».

«Но скоро они прозреют», – печально думал Хореб. И как еще прозреют! Хозяин поглядел на дочек, разносящих кружки и вытирающих столы, и в глазах его зажегся теплый огонек. Крошка Дори, вспыхнувшая под своими веснушками от чьей-то вольной шутки; Беса – вылитая мать, высокая и белокурая; толстушка Несса – всеобщая любимица, просватанная за Норваса, пекарского подмастерья. Хорошие девчушки, радость, посланная ему судьбой. Взгляд Хореба упал на высокую фигуру в синем плаще, сидящую у окна.

– Чтоб тебе, Рек, опять ты за свое! – пробормотал Хореб себе под нос. Он выругался, снял свой кожаный передник, взял наполовину полный кувшин с пивом, кружку – подумал – и достал из шкапчика бутылку крепкого вина, которую берег на свадьбу Нессы.

– Поделись бедой – и она увеличится вдвое, – сказал он, усаживаясь напротив Река.

– Одна голова плоха, а две еще хуже, – ответствовал Рек, наполняя свой бокал хозяйским вином. – Знавал я одного полководца, – продолжал он, вертя своими длинными пальцами бокал и наблюдая, как играет вино. – Он ни одного сражения не выиграл и ни одного не проиграл.

– Как так?

– Ты ведь знаешь ответ. Я тебе уже рассказывал.

– У меня плохая память. И потом, я люблю слушать твои истории. Как это возможно – не проиграть и не выиграть?

– А он сдавался при первой же опасности. Умно, правда?

– Как могли солдаты подчиняться ему, если он никогда не побеждал?

– Так ведь он и побежденным не бывал – а стало быть, и они тоже.

– А ты бы пошел за таким?

– Ни за кем я больше не пойду – а уж за воеводой и подавно. – Рек повернул голову, прислушиваясь к разговорам вокруг, и даже глаза прикрыл. – Послушай-ка их. Послушай, как они толкуют о ратных подвигах.

– Откуда им знать, друг мой Рек? Они этого не нюхали и на язык не пробовали. Не видели, как воронье, кружа черной тучей над полем битвы, выклевывает глаза мертвецам, как лисицы выдирают жилы, как черви…

– Замолчи, будь ты проклят! Мне напоминать не надо. И будь я проклят тоже, если пойду. Когда у Нессы свадьба?

– Через три дня. Он хороший парень, заботливый. Всё плюшки ей таскает. Скоро она будет как бочка.

– Не от плюшек, так от чего другого, – подмигнул Рек.

– Да уж, – широко усмехнулся Хореб. Они сидели вдвоем среди накатывающего волной шума, молча и задумчиво попивали свое вино. Потом Рек подался вперед.

– Первый удар они нанесут по Дрос-Дельноху. Известно тебе, что там всего десять тысяч человек?

– Насколько я слышал, еще меньше. Абалаин только и знал, что урезывать регулярные войска, довольствуясь ополчением. Однако там шесть высоких стен и крепкий замок. Да и Дельнар не дурак – он сражался при Скельне.

– Да ну? Это там, что ли, один воин вышел против десяти тысяч, швыряя горы в супостата?

– Сага о Друссе Легендарном, – понизил голос Хореб. – Сказка о великане, в чьих глазах была смерть и чей топор наводил ужас. Собирайтесь в кружок, детки, и берегитесь темноты, где таится зло, покуда я рассказываю.

– Паршивец этакий. Как ты пугал меня в детстве. Ты ведь знал его – Друсса?

– Давным-давно. Говорят, будто он умер. А если и жив, то ему уже за шестьдесят. Мы бились вместе в трех сражениях, но я только дважды говорил с ним. И лишь однажды видел его в деле.

– И что, хорош он был?

– Страсть и вспомнить. Это было как раз перед Скельном и поражением Бессмертных – так, переделка. Да, он был очень хорош.

– Неважный из тебя рассказчик, Хореб.

– Ты хочешь, чтобы я, как эти дурни, без устали молол о войне, смерти и резне?

– Нет, – покачал головой Рек, допив вино. – Нет, не хочу. Ты ж меня знаешь.

– Знаю достаточно, чтобы любить тебя, хотя…

– Хотя что?

– Хотя ты сам себя не любишь.

– Неправда. – Рек снова наполнил свой бокал. – Я себя очень даже люблю. Просто знаю себя лучше, чем других.

– Порой мне думается, Рек, что ты чересчур требователен к себе.

– Ну нет. Нет. Я требую очень немногого. Я ведь знаю свою слабость.

– Странное дело. Чуть ли не каждый человек уверяет, будто знает, в чем его слабость. А спросишь его, он скажет: я, мол, слишком щедр. Ну а твоя слабость в чем? Давай выкладывай – трактирщики для того и существуют.

– Ну, во-первых, я слишком щедр – особенно с трактирщиками.

Хореб улыбнулся, покачал головой и умолк.

«Слишком умен для героя и слишком подвержен страху для труса», – подумал он, глядя, как его друг осушил кубок и поднес его к лицу, вглядываясь в свое раздробленное отражение. Хоребу показалось, что Рек сейчас разобьет хрусталь, – таким гневом загорелось его лицо.

Но молодой человек осторожно поставил кубок на стол.

– Я не дурак, – тихо сказал он и замер, поняв, что произнес это вслух. – Проклятие! Разобрало-таки.

– Давай-ка я провожу тебя в твою комнату.

– А свеча там горит? – покачиваясь на сиденье, спросил Рек.

– Ну конечно.

– Ты ведь не дашь ей погаснуть, нет? Не люблю я темноту. Не то чтобы боюсь, ты ведь меня знаешь, – просто не люблю.

– Я не дам ей погаснуть, Рек. Положись на меня.

– Я полагаюсь. Я ведь спас тебя, верно? Помнишь?

– Помню. Дай-ка руку. Я провожу тебя к лестнице. Вот сюда. Давай, переставляй ноги. Вот так, хорошо!

– Я не колебался. Кинулся в бой с поднятым мечом, верно?

– Верно.

– Нет, неверно. Я стоял минуты две и трясся. И тебя ранили.

– Но ты все-таки пришел мне на выручку, Рек. Разве ты не понимаешь? Рана – пустяки. Главное – ты меня все-таки спас.