Сэр Гавейн и зелёный рыцарь - неизвестен Автор

Однако ни шлема не нашлось при нём, ни лат нагрудных,

Ни кольчуги, ни мелочей, причастных к доспехам;

Ни копья, ни щита, дабы напасть и сразить.

Но в одной руке вёз он ветвь остролиста,

Чьи буйны побеги, когда убор рощ опал;

А в другой руке — секиру великанских размеров.

Боевой топор сей словами обрисовать непросто:

Обух длины великой — в локоть, не иначе;

Железко зелёной стали и злата чеканного,

С широким краем навострённое лезвие

Взрезать и разить пригодно, словно резак заточенный;

Ладонь удерживает надёжную рукоять,

Железом окованную вплоть до конца,

Что гравировкой нарядной изукрашена щедро;

Ремень приметный окаймил топорище

И вился вкруг деревянной ручки, привязан к обуху,

С кистями затейливыми, стянутыми во множестве

В розетки яркой зелени с узорной отделкой.

Вот такой рыцарь браво на порог ступил

И прошествовал к возвышению, не страшась нимало,

Но воинов не приветил, поверх голов глядя.

Вот слова первые, что он вымолвил: «Увидеть где бы

Предводителя сей орды? Поглядел на него бы

Я с радостью, и в речи открылся б ему

Отчасти».

Строй рыцарей чужак

Оглядывал с пристрастьем,

Высматривая знак

Неоспоримой власти.

Долго глядели все на дивного гостя

Ибо всяк стремился уразуметь смысл того,

Что скакун и конник — колера странного,

Зелёные, словно лист — зело зеленей,

Чем зелень эмали на золоте в узоре ярком.

Засмотревшись на рыцаря, все подобрались ближе,

Думая да гадая, что содеет чужак.

Много чудес видали там, но никогда — таких,

Засим люди сочли его иллюзией фаэри,

Так что мало кто осмелился молвить слово в ответ:

Голоса звук приковал всех недвижно к месту

В мёртвом молчании под немыми сводами,

И голоса иссякли, словно сон окутал зал

Покровом.

Не только страх — причина

Молчания такого.

По чести — властелину

Пристало молвить слово.

Оглядел Артур с возвышения столь дивного гостя,

И приветил вежливо, ибо не ведал страха.

И рек: «Благородный сэр, добро пожаловать к нам.

Я, глава под здешними сводами, зовусь Артуром.

Добр будь, сойди с коня, и садись промеж нас.

А о деле задуманном дашь знать позже».

«Нет, Всевышний мне в помощь, — ответствовал гость,

В сём доме задерживаться я не думал отнюдь.

Но слава твоя, лорд, вознеслась до небес,

Град твой и рыцари благороднейшими почитаются,

Лучшими из конников, закованных в латы,

Наипервейшими воинами подзвёздного мира

И достойными противниками в потехе ратной;

Здесь и куртуазия в ходу, как рассказала молва.

Это и привело меня в Камелот на сей раз.

Уверен будь: ветвь, что привёз я с собой,

Мира примета, ибо не мыслю зла.

Кабы собирался я ратиться на бранном поле,

И шелом, и латы нашлись бы дома,

И копьё острое, и яркий щит под стать,

Да и с прочим оружием я равно знаком.

Но не воевать я явился, как видно по платью.

Коли ты и вправду храбр, как народ твердит,

Даруй мне право сыграть в игру задуманную,

Без заминки».

Артур же без запинки

Рёк рыцарю в ответ:

«Коль ищешь поединка,

Тебе отказа нет».

«Нет, биться не буду я, забудьте о том:

Вкруг себя усмотрел я лишь безбородых младенцев.

Явись я в воинских латах, да на боевом коне,

Со мной померяться мощью не смог бы никто здесь.

Засим при дворе я испрашиваю игру рождественскую:

Ведь нынче святки, и Новый Год, и весело отрокам.

Если кто в сих чертогах стойким почитает себя,

У кого горячая кровь, либо нрав необуздан,

Так что дерзкий ударом за удар воздать готов,

Я подарю ему с радостью сей редкий гвизарм,

Сей увесистый боевой топор в вечное пользование.

И пусть рубит первым, я ж безоружным останусь.

Коли отважный воин мой вызов примет,

Да поторопится он оружие забрать у меня!

Я ж отрекусь от секиры, — пускай ею владеет,

И удар его выдержу доблестно, не сходя с места,

Ежели мне дозволишь отвесить ответный удар ему

В свой черёд.

При этом дам герою

Отсрочку — день и год.

На игрище такое

Кто выступить дерзнёт?»

Коли сперва удивил он всех, тут уж вовсе застыли

Все домочадцы в молчании — и челядь, и знать.

Верховой воин загарцевал в седле,

Свирепо красным глазом вокруг повёл,

Свел ворс бровей, отливающих зеленью,

Бородой тряхнул, ожидая должного отклика.

Не видя ответчика, гость звучно откашлялся,

С важностью выпрямился, и высказал вот что:

«То Артуровы ли чертоги, — тан промолвил,

Чья слава разнеслась по далеким странам?

Где же теперь ваша гордость и гонор победный?

Где свирепость, и прыть, и речи хвастливые?

И увеселения, и славу Стола Круглого

Сводят на нет слова безвестного гостя,

Так что перетрусили вы раньше, чем обрушен удар!»

Тут захохотал он столь звучно, что вознегодовал лорд:

Кровь прилила к челу его, и запылали щёки

Огнём.

Все омрачились лики;

В молчанье гробовом

Могуч и смел, владыка

Встал рядом с чужаком.

И рёк: «Клянусь Небом, неумна твоя просьба.

И коли нелепо желание, так по заслугам и обретешь.

Никому из рыцарей не страшно от речи заносчивой.

Давай же мне боевой топор, волею Господа,

И я не замедлю с милостью, в коей имеешь ты надобность».

Тут он подступил к нему без опаски, и за топор взялся,

А рыцарь резво спрыгнул с седла.

И вот секира у Артура, в руке её сжав,

Он потрясает немилосердно ею, словно в сече бранной.

Статный тан перед ним встал в полный рост,

Выше прочих воинов на главу и больше того;

С горделивой солидностью огладил бороду,

Скинул наземь котт, не опуская взгляда,

Не больше тревоги выказал в преддверии удара,

Как если бы от стола лорды поднесли вина ему

С почтеньем.

Гавейн от возвышенья

Нагнулся к королю:

«Честь этого сраженья

Мне уступить молю».

«Изволь, о правитель достойный, — рек Гавейн королю, —

Вели мне встать от стола и ближе шагнуть,

Чтобы, противу вежества не греша, я прервал трапезу.

Коли державной госпоже моей угожу тем самым,

Я бы с советом выступил перед свитой знатной.

Ибо не дело это, думаю, и не должно быть тому,

Коли уж просьба столь редкостная при дворе прозвучала,

Чтобы ты сам снисходил до дерзкого вызова,

Когда бравых рыцарей вокруг не счесть;

Думаю, доблестней не найдется на свете,

Нет храбрее и крепче ратников на бранном поле.

Я ж, не обессудьте, и силой, и рассудком не вышел;

Гибель такого — не горе, не солгав, скажу.

Лишь за то, что ты — дядя мой, воздают мне почести,

Твоя кровь в моей плоти — иных заслуг не ведаю.

И раз затея столь пустая недостойна владыки,

А я раньше прочих заговорил — даруй поединок мне.

А коли неумело молвил, да не посмеют двор за то

Осуждать».

Тут зашептались в зале,

И порешила знать:

Топор зелёной стали

Гавейну передать.

Тут его величество повелел ему без промедления встать,

И тот вскочил сейчас же, и чинно приблизился,

Пред королём на колени встал, и залог боя принял.

А тот передал его с радушием, и, воздевши руку

В благословении Божьем, приветливо наказал,

Чтобы укрепились силою и сердце, и длань.

«Осторожно, родич, — король рек, — отмеряй один удар,

И коли воздашь гостю, как должно, думаю я,

Ты выдержишь выпад, коим ответит он позже».

И вот Гавейн вышел к воину, с боевым топором,

А тот доблестно ждёт его, малодушия не выказывая.

Тут объявил сэру Гавейну вождь в зелёном:

«Повторим-ка договорённость нашу, к игре приступая.

Сперва, изволь, воин, назови своё имя,

Не запираясь, по правде, чтоб доверять тебе мог я».

«По чести, — рек зачинщик, — величаюсь Гавейном,

Я, что нападу на тебя с ударом, чем бы уж дело не кончилось,

И чрез двенадцать месяцев приму без подмоги, один,

В свой черёд расправу, от оружия не уклоняясь

Никакого».

Гость отвечал ему:

«Гавейн, даю в том слово:

Я твой удар приму

Охотней, чем другого».

«Право же, — рек зелёный рыцарь, — радуюсь я, сэр Гавейн,

Что от твоей руки искомое мне взыскать предстоит,

И что ты повторил добром, в речи истинной,