Испанская инквизиция - Джин Плейди

У христиан были свои собрания и ритуалы, и так как за годы преследований они привыкли общаться тайно, в них подозревали опасных политических врагов. Первые христиане были мужественными людьми, но, вероятно, жить среди опасностей было все же легче, чем самоотверженно возлюбить ближнего своего как самого себя.

Не от такого ли начала собственной истории происходило презрение христиан к жизни? Рискуя собственной жизнью, они тем. более были склонны подвергать опасности жизнь других людей. Христианство распространяли многие люди, принявшие мученическую смерть, — не потому ли церковь заставляла принимать мученическую смерть других?!

Нетерпимость была заложена в вере, и те, кто хотел распространять ее, практиковали и нетерпимость. Св. Августин, который, по-моему, больше других сделал для становления христианской веры такой, как она есть, твердо верил, что еретики должны погибнуть, так как их присутствие среди верующих опасно. Жаль, что этот важнейший из отцов церкви был в большей мере учеником св. Павла, чем Иисуса.

Это обстоятельство, возможно, было связано с тем, что в юности он вел рассеянный образ жизни. Его обращение к вере произошло благодаря матери, за чтением Послания апостола Павла к римлянам:

«Следует идти по жизни честно, не предаваясь пьянству и похоти, вражде и зависти.

Посвятите себя Господу вашему Иисусу Христу, не заботьтесь о плотском и не выполняйте своих похотей».

Может быть, те, кто, подобно св. Августину и св. Павлу, подавлял плотские потребности, вместе с тем подавляли и свою чувствительность? Употребив все усилия, чтобы противостоять искушению, и добившись прекрасных результатов, не ощущали ли они желания, чтобы другие также разделяли их страдания, горечь утрат и радость побед? Это были стойкие, решительные люди, которые, горя рвением, готовы были сказать: «Я страдал, пусть и другие страдают тоже».

Может быть, в христианской истории было бы меньше неприятных моментов, если бы она продолжалась в духе Учителя, а не Его последователей, людей стойких и религиозных, но все же людей.

С V в., когда орды варваров положили конец великой Римской империи, и до XII в. хотя и были религиозные преследования, но находились люди, которые не принимали определенные церковные догмы и выдвигали собственные идеи, казавшиеся им лучшими. Среди них были катары, гностики, ариане, манихеи и вальденсы.

Арий, основоположник арианства (IV в.), был александрийским священником. Главным положением арианства было отрицание единой природы Отца и Сына в Пресвятой Троице, Его учение было осуждено церковью в 325 г., сам он был изгнан, а книги его запрещены. Правда, император Константин, впоследствии крещеный, восстановил Ария в правах, и тот, очевидно, вернулся бы в церковь, если бы вскоре не умер. Но его идеи пережили его самого, и возникла секта, именуемая арианством.

Катары были по своим взглядам пуританами. Они считали, что все плотское — грех, а значит, надо подавлять желания и умерщвлять плоть.

Гностики считали, что знание важнее слепой веры, а потому поставили под вопрос самое христианство, сомневаясь, был ли Христос Богом в человеческом облике.

Манихеи верили, что мир сотворен не только Богом. Бог сотворил дух, а дьявол — материю. Эта идея принадлежала Мани, жившему в III в., но она не была оригинальной, так как позаимствована была из учения Зороастра (Заратустры), основавшего зороастризм около 800 г. до н. э.

Вальденсы были значительно более позднего происхождения. Идея основателя учения (конец XII в.) Пьера Вальдо состояла в очищении церкви от позднейших наслоений и возвращении к первичной доктрине. Эта секта, понятно подвергалась значительным преследованиям.

Именно активность этих сект во Франции привлекла в XII в. внимание Рима. Во Франции, ведущей в то время стране в смысле философских исканий, было много толков о возможных церковных реформах. Север и юг были разными, словно две различных страны. На севере люди, может быть, и хотели каких-то реформ, но оставались верны католической церкви. Пьер Абеляр между тем поставил перед церковью ряд научных и религиозных вопросов, которые вызвали немало беспокойства, поскольку угрожали простой вере, которой до тех пор придерживались люди. Но такой столп церкви, как св. Бернар Клервосский, выступил против этого богослова и философа и напомнил людям о его скандальной связи с аббатисой Элоизой. Св. Бернар вышел победителем в этой словесной дуэли, учение Абеляра было дважды осуждено соборами, а сам он должен был удалиться в аббатство Св. Марцелла, где уже не был опасен. Священная инквизиция не была еще создана, и не стоял вопрос о сожжении Абеляра как еретика. Напротив, он был гостеприимно принят Пьером, аббатом Клюнийским, и оставался в этой обители до конца дней своих.

На севере в споре между Абеляром и церковью победила церковь. Иное дело — юг.

Там жили люди с сильно смешанной кровью. Этот район постоянно кто-то завоевывал. Там смешалась кровь галлов и римлян, а также вестготов и других народов. Эти люди знали разные веры, имели привычку думать самостоятельно, и на юге Франции разных сект было больше, чем в любой другой части Европы. Местные жители были образованными людьми, любителями удовольствий. Из Прованса и Аквитании вышло немало поэтов и трубадуров. Все эти люди были отнюдь не робкими и не имели склонности к слепой вере, а их правители, например графы Тулузские, мало интересовались религиозной жизнью подданных. Этих людей обвиняли в том, что они охотно слушают сектантов, и действительно, подобные учения росли там так быстро, что папе Евгению III стало известно: ересь развивается на юге Франции, распространяясь и за ее пределы.

Св. Бернар, только что одержавший победу над Абеляром, отправился на юг Франции вместе с папским легатом, надеясь обратить еретиков. Он был поражен увиденным. «Церкви без паствы, паства — без пастырей», — как он сам писал об этом. Св. Бернар пытался научить этих людей благочестию, но встречал лишь равнодушие. Рассказывают, что, когда он начал проповедовать в церкви в Вертфье, многие знатные люди вышли из церкви, а простолюдины, поглядев на поведение знати, последовали ее примеру. Св. Бернар пытался проповедовать на улице, но горожане не были склонны прислушиваться к его речам. Кто мог, уходил, а остальные начинали стучать дверями домов, заглушая слова проповедника. Возмущенный святой проклял город, призвав на него Божью кару.

Затем он удалился, и это было началом кампании против дерзких южан.

В 1165 г. церковный совет в Альби осудил еретиков, действующих на юге Франции, и с этого времени все они, гностики, манихеи, катары, были известны как альбигойцы, по названию города. В последующие тридцать лет борьба с ересью велась вяло. Раймунд V, старый граф Тулузский, скончался, а новый граф, Раймунд VI, был еще равнодушнее к делам веры, чем его отец. Сведения о том, что происходит на юге Франции, достигали Рима, но ничто не менялось: альбигойцы продолжали наслаждаться жизнью, обсуждать новые богословские теории и при этом находились под покровительством Раймунда, который, как считали в Риме, был заражен новыми идеями. (Автор избегает изложения этих идей. Между тем альбигойцы, подобно катарам, считали, что все материальное подлежит разрушению, а прежде всего настаивали на прекращении деторождения с целью прекращения существования человеческого рода. — Пер.)

В 1198 г. был избран новый папа — Иннокентий III. Он был полон решимости покончить с ересями и повсеместно распространить святую католическую веру. Папа знал, как обстоит дело на юге Франции, и решил положить конец тридцатилетнему попустительству. Прежде чем начать преследования, он попытался действовать убеждением, и во Францию были отправлены миссионеры.

Как и в случае со св. Бернаром, эта попытка не имела успеха. Местные правители на вопрос, почему они терпят у себя еретиков, отвечали, что они хорошо относятся к этим людям, что они росли вместе, что люди знатные иногда женились на девушках из семей еретиков и что все различия их веры с правоверным католичеством не задевают-де вопросов чести. Переубедить этих господ было невозможно.

Встречаясь с таким глухим противодействием, миссионеры порой отчаивались и просили освободить их от обязанностей. Два испанских священника, путешествовавшие по Франции, однажды встретились с папскими миссионерами в Монпелье и имели с ними продолжительную беседу о трудностях обращения еретиков. Испанцы были поражены бессилием миссионеров. Одним из испанцев был епископ Озмский, а вторым — его помощник, испанский дворянин Доминго де Гусман, в будущем прославленный св. Доминик, основатель ордена доминиканцев, которые контролировали инквизицию. Во время разговоров с миссионерами испанцы решили, что если посланцы Рима будут являться пешком и в простой одежде, как их Учитель, то это произведет более благоприятное впечатление, чем их появление во всем великолепии, которое отличает папских эмиссаров.