Авиационные террористы - Александр Александрович Тамоников

class="p1">Один раз его обогнал патрульный «Хаммер» с иноземными автоматчиками в зачехленных касках, но внешний вид Джамхада их не насторожил. Одет он был как обычный мирный афганец – никаких моджахедских шаровар или длинной холщовой рубахи навыпуск. Единственная дань традиции – светлый пакол на голове, защищающий голову от палящих лучей солнца. Остальное – коричневый, в белую полоску, костюм, тщательно наглаженная голубая рубаха и поскрипывающие плетеные туфли – вполне соответствовало облику преуспевающего бизнесмена. А если бы американцы и заподозрили что-то неладное, то было уже поздно, потому что, нырнув в проулок, Джамхад быстро поднялся по ступеням, толкнул тяжелую деревянную дверь и очутился в просторном дворе большого двухэтажного дома с длинной верандой, на которой сушились выстиранные женами хозяина ковры, простыни и покрывала.

Вода, оставшаяся на камнях после стирки, еще не успела высохнуть и дарила приятную прохладу, особенно ощутимую в тени трех раскидистых инжиров, заслоняющих двор от жгучих лучей солнца. Прежде чем позвать хозяина или пройти дальше, Джамхад сбросил нагревшийся пиджак и развел руки в стороны, надеясь, что слабый ветерок высушит промокшую рубаху. Эта одежда неверных создавала раздражающие неудобства для муллы Мохаммада Джамхада, который являлся одним из лидеров движения «Талибан».

Его биография была безупречной. Он родился неподалеку от Кандагара, в крохотной деревушке Хаке, с раннего детства обучался в медресе и зарекомендовал себя как истинный знаток ислама. Одна из его четырех жен была дочерью самого Черного Омара. Под командованием этого великого воина Джамхад штурмовал Кабул и Мазари-Шариф, а потом принимал участие в уничтожении гигантских статуй Будды в Бамиане. На его руках не высыхала кровь врагов ислама: сначала русских солдат, потом владельцев маковых плантаций на севере Афганистана, наконец, американских агрессоров, нагло попиравших священную землю, по которой когда-то ходил сам Пророк. Впрочем, с американцами в последнее время отношения наладились, и необходимость устраивать джихад против Соединенных Штатов отпала. Оказалось, что главные недруги обитают все же в России.

Хозяин дома, выбежавший встречать дорогого гостя в своей лучшей каракулевой папахе, ненавидел русских ничуть не меньше. Звали его Халик Ардан. В домашнем халате и тапках на босу ногу он совсем не напоминал того грозного Халика-Орла, который четверть века назад воевал с советскими солдатами на своей земле. Однако, присмотревшись к его лицу, любой наблюдатель сразу понимал, что видит перед собой человека незаурядного, решительного, вспыльчивого, отважного. Очертания его носа напоминали кривой разбойничий кинжал, глаза поблескивали в тени сросшихся бровей, как постоянно тлеющие угольки, а длинные боковые клыки придавали ему что-то звериное, хищное. Ардан уже начал седеть, но кудри, падающие на его высокий загорелый лоб, все еще были смоляными и тугими, как пружины.

По происхождению он принадлежал к самому многочисленному племени афгани, как именуют их на Востоке, или пуштунов, как называют себя они сами. Что касается Ардана, то он ненавидел иноверцев почти столь же лютой ненавистью, как и русских. При этом нельзя не отдать должное таким чертам его характера, как смелость, гордость и свободолюбие, позволившие ему стать одним из самых уважаемых полевых командиров, под началом которого находилось до трех сотен боевиков. Был он также строгим, но любящим отцом, добрым мужем и надежным другом. Это каким-то образом сочеталось в характере Ардана со звериной жестокостью, проявляемой не только к врагам на полях сражений, но и к безоружным пленным.

В полной мере она проявилась осенью 1985-го, когда его банда атаковала разведвзвод советского мотострелкового полка, отправленного командованием в Марайское ущелье.

За три дня до этого он со своими воинами сжег в ущелье целую колонну «КамАЗов», везших в Кандагар бензин, солярку и авиационный керосин. Топливозаправщиков было двадцать штук, в охранении одна БРДМ – бронированная разведывательно-дозорная машина и две боевые машины пехоты. Боевики Ардана называли их «черепахами», а «наливники» – «зажигалками», потому что первые часто демонстрировали неповоротливость в горной местности, а вторые вспыхивали факелами от выстрелов гранатометов. В кузове последнего «КамАЗа» находилась зенитная установка «ЗУ-23–2», а замыкала колонну машина техпомощи, чтобы можно было кого-то подремонтировать или взять на буксир.

Короче говоря, все это хозяйство было взорвано в результате интенсивного гранатометного и минометного обстрела. В нападении участвовал старший сын Ардана, которого в ходе скоротечного боя сразила пуля советского пулеметчика, пробившая ему грудь навылет.

Предав сына земле, окаменевший от горя, Ардан не увел отряд подальше, чтобы переждать, пока русские вертолеты размолотят все живое в округе, а приказал людям прятаться в пещерах и каменных щелях. Здесь-то и попал в засаду разведвзвод.

В ходе ожесточенного боя Ардан потерял половину своего отряда, но взвод был частично уничтожен, частично взят в плен. Когда пленников, избитых, истерзанных и окровавленных, привезли в лагерь, он долго прохаживался перед ними, якобы задавая вопросы, а на самом деле наслаждаясь предвкушением близкой мести. Эти скоты посмели отнять у него сына! Его надежду и опору, его плоть и кровь. За это они заслуживали самой жестокой кары, Аллах тому свидетель.

Жители кишлака Батан собрались на площади, наблюдая за происходящим. Мальчишки то и дело подбегали к русским, плюясь и швыряясь огрызками кукурузы, а взрослые хранили недоброе молчание, ожидая развязки. Ардану не терпелось ускорить эту развязку, но, вспоминая, какую ужасную потерю он перенес, заставлял себя продолжать допрос. С местью нельзя торопиться. Она должна свершаться медленно и неотвратимо, как все, что предначертано Аллахом.

Ардан выяснил, что командир взвода старший лейтенант с какой-то труднопроизносимой фамилией, недавно стал отцом, что сержант-пулеметчик ненавидит душманов и готов умереть за Родину и что трое солдат жалеют о том, что их послали в Афганистан, и очень хотят поскорее вернуться домой.

Допрос закончился, и по приказу Ардана со старшего лейтенанта стали сдирать кожу, ему посчастливилось скончаться на третьей минуте казни от болевого шока. Сержант сохранил достоинство и мужество, за что удостоился скупой похвалы Ардана. А потом его облили бензином и заживо сожгли.

Продемонстрировав солдатам казнь офицера и сержанта, Ардан велел поставить всех троих на колени, а сам вооружился ножом и зашел к ним за спину. Горла пленникам он резал легко, умело, даже играючи, как будто имел дело не с людьми, а с баранами. Впрочем, русские были для него значительно хуже баранов. Этих пятерых не похоронили, не бросили на съедение шакалам и стервятникам. По приказу Ардана останки пленников сложили в старые джутовые мешки и оставили на верхней дороге, по которой ездили русские. К ним прилагалась записка, состоявшая из одного-единственного арабского слова: КЫСАС, то есть «возмездие, наказание».

Ардан редко вспоминал ту давнюю войну, казненных русских, да и горе